На пятачке у входа стояло несколько столов и стульев, которые использовались в дневное время.

Здесь посетителей не было.

Когда они вошли в помещение, Одетта обнаружила, что ресторан маленький и состоит из двух комнат.

От всей обстановки веяло уютом: диваны у столиков, изобилие цветов; на стенах несколько картин, очевидно, принадлежащих кисти современных художников.

Одетта огляделась вокруг с восхищением.

Именно так она и представляла себе убранство французского ресторана, но не верила, что когда-нибудь ей посчастливится отобедать в одном из них.

— Я хочу с вами поговорить, поэтому и привел сюда, — объяснил граф.

Их провели в меньшую комнату к угловому столику.

— Хотите, чтобы я заказал для вас что-то особенное? — спросил граф, когда они устроились.

— Я готова положиться на ваш вкус, — ответила Одетта.

— Будем считать, что вы сделали мне комплимент. Ведь французы весьма нелестного мнения об английской кухне.

Он долго беседовал с метрдотелем и сомелье, прежде чем улыбнуться Одетте.

Она чувствовала, что он разглядывает ее дорогой, элегантный наряд, и совсем не удивилась его словам:

— Вы похожи на звезду, с которой спустились. Правда, меня поражает одно обстоятельство: вы пренебрегли блеском — в отличие от других француженок.

Он остановил взгляд на ее шее, и хотя она поняла, что это намек на отсутствие ожерелья, выражение его лица заставило ее вспыхнуть.

Затем, не дожидаясь ответа, он добавил:

— Однако вы правы. Ваша кожа — само совершенство, зачем прикрывать ее бриллиантами.

Одетта с трудом обрела дар речи.

— Я пришла сюда, monsieur, насладиться беседой с вами. Давайте забудем о комплиментах. Вспомните, вчера мы пришли к выводу, что они являются прерогативой французов.

— Комплименты, которые делает англичанин, более искренни, — парировал граф. — Когда я говорю, что вы прекрасны, как звезда, — я говорю правду.

Одетта отвернулась.

Она была недовольна собой.

Настоящая принцесса не стала бы уподобляться неуклюжей школьнице.

— Ну, раз мы решили пренебречь условностями, — молвила она чуть погодя, — должна сказать, без маски вы выглядите как настоящий пират.

Граф улыбнулся.

— Один мой предок действительно был знаменитым пиратом во время правления королевы Елизаветы. Мне, наверное, тоже нужно украсть вас и увезти на своем корабле куда-нибудь на далекий остров, где никто не сможет нас найти.

Одетта неестественно засмеялась.

— Milord, я полагаю, после первых радостей похищения вам до смерти наскучит общество одной женщины. Не сомневаюсь, что и в Англии, и во Франции вряд ли вы ограничиваете себя в их количестве.

Граф хмыкнул.

— Не делайте из меня Синей Бороды. Если уж речь зашла о сказках, должен заметить, что Золушка, прежде чем исчезнуть, обронила хрустальную туфельку. А от вашего платочка и следа не осталось.

— Вам совсем не нужно было меня искать. Вот видите, я здесь, перед вами, как и обещала.

— Предположим, вы исчезнете после сегодняшнего вечера, — продолжал животрепещущую тему граф, — где в таком случае мне вас искать?

Одетта взмахнула рукой.

— Одни вопросы! Все время вопросы! — воскликнула она. — Я пришла в ресторан, monsieur, не для того, чтобы подвергнуться допросу.

— Ну к чему вам такая таинственность? — рассердился граф. — Вы же знаете, я хочу видеть вас каждую минуту. Разве это так трудно сделать? Но нет, вы постоянно ускользаете, и это меня тревожит.

— У меня такое чувство, что в прошлом все доставалось графу Хотону слишком легко. Поменьше самоуверенности пойдет ему только на пользу.

— Вы умышленно меня провоцируете! — упрекнул ее граф. — Откуда такая уверенность, будто у меня есть абсолютно все? И вообще, что вы обо мне знаете?

— Ровным счетом ничего, — бесхитростно ответила Одетта. — Просто мне рассказывали, что английские аристократы пользуются огромным влиянием у себя в стране. Ваша манера держаться ясно говорит, что вы человек, которому не знакомы горести и поражения.

— Это правда, — кивнул граф. — Вот почему, моя прекрасная маленькая принцесса, я не намерен проигрывать сражение, где замешаны вы.

— Разве для этого нужно устраивать сражение, monsieur?

Она ожидала быстрого ответа, однако он медленно произнес:

— У меня такое чувство, будто вы смеетесь надо мной. Вы не та, за кого себя выдаете. Есть в вас что-то еще, чего я сейчас не могу понять.

Одетта всплеснула руками.

— Превосходно, monsieur! Вам приходится… строить догадки на мой счет, как говорят англичане… вот почему вам будет трудно меня забыть.

— Почему, скажите мне на милость, я должен забыть вас? — насторожился граф.

Помолчав немного, он продолжал:

— Смотрите на меня, Одетта! Я хочу знать, что вы замышляете.

Девушка в изумлении подняла брови.

— Отчего вы вдруг решили, что я непременно должна что-то, как вы выразились, «замышлять»?

— Вы намеренно вызываете во мне беспокойство или, если хотите, пугаете меня!

Возникло неловкое молчание.

Спустя минуту он тихо произнес:

— Я сказал, смотрите на меня!

Одетта, не в силах противиться его повелительному тону, медленно повернула голову.

Его глаза были так близко, мятежно-синие, как штормовое море.

От них нельзя было оторваться.

Казалось, минули столетия, пока наконец граф вернул ее на землю.

— Прошлой ночью, когда мы разговаривали, я сначала было настроился на обычную бальную интрижку, впрочем, без особой надежды. Но потом, вы и сами это знаете не хуже меня, что-то произошло между нами, и о развлечении уже не было и речи.

— Я… я не понимаю, о… чем вы говорите.

— Нет, понимаете, вы чувствуете то же, что и я, — доказывал граф. — Мы не просто два незнакомца, Одетта, мы люди, которых свела сама судьба.

Девушка ощутила трепет от его слов.

Она словно пребывала в гипнотическом сне.

Все в мире исчезло для нее, кроме его глаз и его близости.

Нечеловеческим усилием воли она разбила охватившее ее наваждение и произнесла не своим голосом:

— Вы… пугаете меня.

— Каким образом?

— Вы превращаете то, что подразумевалось как легкое и забавное времяпрепровождение… во что-то серьезное и… непреодолимое.

— Так оно и есть, и нам не избежать этого, Одетта, ни вам, ни мне.

— Нет… неправда, — пыталась противиться она, — но слова будто застревали в горле.

Она не замечала, как бежит время, отражая подозрения графа.

Она только чувствовала, что между ними происходит другой разговор, в котором слова излишни.

Наконец граф расплатился по счету, и они вышли к ожидавшему их экипажу.

Вечер подошел к концу. Теперь нужно попрощаться и покинуть спутника.

Больше они никогда не увидятся.

Но ей почему-то хотелось побыть возле него подольше.

Хотелось отсрочить неизбежное.

Всю дорогу от ресторана граф молчал.

Он просто сидел в углу экипажа, откинувшись на спинку сиденья.

Свет уличных фонарей, мимо которых они проезжали, выхватывал время от времени его лицо, казавшееся серьезным и даже слегка угрюмым.

Одетта не знала, что бы такое ему сказать, о чем он помнил бы долго после расставания.

Напрасно.

Ничего не приходило на ум.

Абсолютно ничего, кроме странного ощущения его близости.

Когда девушка вспомнила, что они уже давно должны были подъехать к улочке, примыкающей к посольству, она поняла — кони направляются в сторону Елисейских полей.

Она бросила вопрошающий взгляд на графа.

— Куда вы меня везете?

— Я хочу вам кое-что показать, — ответил он и вновь умолк.

Они проехали еще немного.

Вскоре лошади остановились, и Одетта поняла, что они приехали в Буа.

По обеим сторонам дороги выстроились деревья.

Лакей спрыгнул на землю и открыл дверцу экипажа.

Граф вышел первым и помог ей сойти на высушенную солнцем, мягкую, покрытую растущим под деревьями мхом землю.

Он взял ее за руку и повел за собой по маленькой тропинке, скрытой под нависшими ветвями.

Над ними сверкали звезды, высоко в небе плыл месяц, заливая весь мир серебристым светом.

Они продолжали идти, пока тропинка не свернула.

Внезапно их взорам предстал каскад.

Водяные струи бурно низвергались в окаймленную цветами чашу бассейна, наполненную чудесными лилиями.

Лунный свет превращался в ослепительные искорки при движении воды.

Одетта инстинктивно потянулась лицом к небу, чтобы взглянуть на месяц в сонме звезд.

Неожиданно граф обнял ее и привлек к себе.

В долю секунды она поняла, что он собирается сделать, и вздрогнула — так было в ее грезах.

Его губы прильнули к ее губам, и два человека тотчас же стали частью волшебного мира, сотканного из мелодии падающей воды, лунного света и звезд, сверкающих высоко в небе.

Он еще крепче прижал ее к своей груди.

Ока чувствовала, как внутри нее медленно движется вверх что-то теплое, необыкновенное, проходит сквозь сердце и грудь, через гортань, касается губ и принадлежит теперь не только ей, но и ему.

Это было нечто таинственное, что пробуждало в ней томление не только при встрече с графом, но гораздо раньше.

Такое чувство она уже испытывала к Принцу из своих фантазий, воплощавшему любовь, которую она искала, но не верила, что найдет.

Граф выпил эту любовь из ее губ.

Их сердца забились в унисон.

Любовь заполнила собою всю ночь — это было сродни полету на Луну вдвоем.

Любовь, которая вначале выражалась только в словах, стала частью ее самой.

Любовь ослепила и ошеломила ее до такой степени, что она больше не могла думать — лишь чувствовать.

Губы ее спутника становились все настойчивее, пока искорка огня не разгорелась у нее внутри.

Никогда раньше она не испытывала ничего подобного.

Любовь словно пламя вспыхнула в ночи и залила все вокруг волшебным светом.

Все происшедшее слегка пугало и смущало ее, и она, что-то пролепетав, спрятала лицо на его плече.

— Любимая, — сказал он срывающимся голосом, — скажи, разве мы можем противиться этому?

Одетта вся дрожала — но не от страха, а от страсти, звучавшей в его голосе.

Он пальцами приподнял ее подбородок и заглянул в глаза — в их глубине плескались звезды.

— Ты так прекрасна! — вымолвил он. — Но то, что я чувствую к тебе — гораздо больше, чем красота. Ты — моя, и я не могу тебя потерять!

Потом он снова целовал ее долго, медленно и жарко.

Эти поцелуи настолько захватили ее, что ей казалось — Одетты больше не существует, есть другая женщина, которая всецело принадлежит ему.

Незаметно пролетел час, а может быть, даже целое столетие.

Они ехали обратно.

Одетта утонула в его объятиях, ее голова покоилась у него на плече.

Они молчали, потому что не нуждались в словах.

Они были так близки, что казалось, будто два человека слились воедино.

Вскоре лошади остановились на том же самом месте, где граф ожидал ее в начале вечера.

Одетта пошевелилась.

Пора расставаться.

Она испытывала почти физическую боль, как будто отрезала какую-то часть себя, которая стала отныне принадлежать ему.

— Я не могу вынести расставания, — произнес он с неподдельной грустью. — Когда я увижу тебя снова?

Только сейчас Одетта вернулась к действительности.

Она забыла обо всем на свете: кем была, что намеревалась делать и куда должна возвратиться.

Ее голова все еще была наполнена звездами.

Как спуститься на землю и ясно размышлять о чем-либо, если счастье пульсирует в каждой жилке?

Но вот она промолвила шепотом:

— Мне… мне н-надо… идти!

— Понимаю, драгоценная моя, — сказал граф, — но, прежде чем уйти, ты должна сказать мне, когда я увижу тебя снова. Ты пойдешь со мной на ленч?

Этот простой вопрос заставил Одетту вспомнить о сложности нынешней ситуации.

Она помотала головой.

— Тогда ты снова со мной пообедаешь. Я должен поговорить с тобой, Одетта, ты не можешь этого не понимать.

И как будто отвечая на ее вопрос, продолжал:

— О нашем будущем — нашем будущем вместе.

— На это… сейчас… нет времени, — запинаясь, молвила Одетта.

— Да, я знаю, — согласился граф. — Завтра, когда мы встретимся, я поцелую тебя, и ты унесешь меня к звездам. Но мы также должны быть разумными, моя дорогая.