Он оказался довольно крупным и робким с виду, малоразговорчивым человеком; кроме того, как она узнала позднее, он был еще чрезвычайно осторожным.

Затем путешественники познакомились с мистером Джорджем Шеффилдом, управляющим, очень любезным джентльменом, и мистером Эвардом Мале, секретарем посла.

Так как дорога принесла не только много впечатлений, но и усталость, Одетта была счастлива раздеться и лечь спать.

У нее с Пенелопой были смежные комнаты.

Когда они пожелали друг другу доброй ночи, Одетта прибавила:

— Как я благодарна тебе, дорогая, за то что ты взяла меня с собой. Я всю жизнь мечтала когда-нибудь попасть в Париж. И вот я здесь, и все выглядит намного прекрасней, чем я могла себе представить. Спасибо тебе, спасибо!

— Я чувствую то же самое, когда Саймон со мной рядом, — тихо вздохнула Пенелопа.

— Думаю, Саймону будет приятно, если ты хорошо проведешь время в Париже.

— Как ты полагаешь, он меня не забудет?

В голосе Пенелопы звучал страх.

— Конечно, нет! — поспешила успокоить ее Одетта. — Он любит тебя столько времени! Так может ли он измениться лишь потому, что каких-то несколько недель не увидится с тобой?

— Нет, конечно, нет! К тому же я буду писать ему каждый день, а ты будешь вместо меня относить эти письма на почту, чтобы мачеха ни о чем догадалась.

— Я буду относить твои письма, можешь не волноваться, — пообещала Одетта. — Спокойной ночи, дорогая!

Она заснула почти мгновенно, как только голова коснулась подушки.

Ранним утром она уже была на ногах и смотрела в окно, выходившее в сад у посольского особняка.

Перед ней открывался уголок сада, где на фоне высоких деревьев симметрично расположились цветочные клумбы.

Одетта совсем не ожидала увидеть подобный пейзаж в городе.

В этот миг она почувствовала, что в Париже все для нее будет неожиданным и прекрасным.

Затем проснулась Пенелопа, и они позавтракали вместе с лордом Валмером (леди Валмер никогда не вставала так рано и появлялась уже в разгаре дня), после чего Одетта поинтересовалась:

— Что мы будем делать? Как ты думаешь, мы сможем прогуляться по Парижу?

— Вероятно, нам надо спросить об этом у маман, — ответила Пенелопа.

— О да, конечно, — согласилась Одетта, — но лучше, если это сделаешь ты. Я чувствую, мне нужно держаться в стороне и быть как можно незаметнее.

Пенелопа не стала оспаривать столь дельное замечание.

Она пошла наверх, а по возвращении сказала:

— Нам придется подождать, пока маман не будет готова. Потом мы отправимся по магазинам.

У Одетты заблестели глаза.

Из того, что ей пришлось услышать во время путешествия, она сделала вывод: один магазин леди Валмер посетит прежде всех остальных — тот, что находится на рю де ля Пэ в доме под номером семь.

Она не ошиблась.

Через два часа после того как Пенелопа сочинила письмо Саймону на нескольких страницах, а Одетта просидела на страже все это время — на случай, если мачеха неожиданно появится и начнет расспрашивать, чем занята падчерица, леди Валмер вошла в салон.

Она была в одном из самых красивых и изысканных своих платьев, сшитых в Лондоне, и накрашена сильнее, чем обычно.

Когда они отъехали от посольства в экипаже, который был подан к назначенному часу, Одетте вдруг пришла в голову странная мысль, что леди Валмер нервничает.

— Расскажите мне еще что-нибудь о семье Ворта, — попросила она девушку. — Его отец, который, по вашим словам, так дурно поступил с ним, все еще жив?

— Думаю, жив, — ответила Одетта, — но в Борне говорят, что мистер Ворт так и не простил его за те невзгоды, которые пришлось претерпеть семье. Наверное, было бы некстати упоминать о нем в разговоре с мистером Вортом.

— Разумеется. Я и не собиралась это делать.

Рю де ля Пэ находилась недалеко, поэтому, как только лошади остановились у дома номер семь, они увидели множество элегантных экипажей, растянувшихся вдоль улицы.

Одетта стала понимать причину нервозности леди Валмер: она явно опасается, что у Чарлза Ворта может не хватить времени или желания присовокупить ее имя к списку избранных — аристократов и представителей королевских фамилий.

Однажды кто-то из гостей рассказал ее матери, что Ворт одевает также актрис и куртизанок, которые ославили Вторую империю на всю Европу.

Девушке, конечно, не полагалось слышать этого, но она и раньше читала, что при королевских дворах Франции всегда были великие куртизанки.

Наверное, подумала Одетта, куртизанки и актрисы, как никто другой, желали носить великолепные творения Ворта — ведь он создавал их для каждого заказчика персонально.

Лакей в живописной ливрее провел их наверх и пригласил в большой зал для клиентов, где уже находилось немало сверхэлегантных женщин.

Они оглядели вновь прибывших с головы до ног столь презрительно, что эти взгляды граничили с оскорблением.

Слуга спросил у леди Валмер имя, и она ответила на приличном французском языке:

— Доложите, пожалуйста, месье Ворту о прибытии леди Валмер в качестве клиентки. Скажите, что я привезла ему приветы от его друзей и почитателей из Борна.

Слуга повторил ее слова, чтобы ничего не перепутать.

Леди Валмер, грациозно расправив юбки шелкового кринолина, устроилась на одном из стульев с позолотой, выстроенных в ряд вдоль стены.

Осмотрев прочих дам, находившихся в комнате, Одетта обнаружила новый стиль, который ввел кутюрье в Париже.

Ни на одной женщине из присутствующих здесь, кроме леди Валмер и Пенелопы, не было кринолина.

Каркас из конского волоса, продолжительное время доминировавший в женской моде, исчез навсегда.

На его место пришла совершенно другая мода, заключавшаяся в том, что платье становилось объемным сзади, а линия талии опускалась к бедрам.

Такой наряд выглядел необычно и в то же время завораживающе.

Одетта не могла отвести глаз от дамы, сидевшей напротив, пока та не посмотрела в ответ ледяным, пренебрежительным взглядом, от которого девушка внутренне съежилась и быстро отвернулась.

Они прождали еще примерно двадцать минут, когда дверь на другом конце зала открылась, и слуга зычно возгласил:

— Леди Валмер!

Одетта вздрогнула от неожиданности, но леди Валмер в тот же миг резво вскочила.

Девушки последовали за ней в соседнюю комнату.

Одетта сама не знала, чего ей хотелось бы ожидать от этой встречи.

Тем не менее она увидела, что мистер Ворт ни в коей мере не выглядит так, как она его себе представляла.

Мэтр сидел, облокотясь на спинку дивана, с сигарой в зубах.

На нем была куртка из мягкой ткани, отороченная мехом у шеи, с которой вместо галстука свисал небрежно завязанный шелковый шарф, и бархатный берет; как позднее узнала Одетта, его он никогда не снимал.

Ворт выглядел как художник.

Этот костюм он и в самом деле придумал для себя, взяв за образец самого Рембрандта.

Леди Валмер явно волновалась, произнося необычайно льстивую и многословную речь, в которой, перескакивая с пятого на десятое, сообщала, как его любят и даже обожают жители его родного города Борна.

— Где вы живете, миледи? — поинтересовался Чарлз Ворт, когда ему наконец удалось вставить слово.

— Дом моего мужа — усадьба Холл в Эденхеме. У нас очень большое имение. Вы должны были знать его в детстве.

— Да, помню, — ответил Чарлз Ворт с некоторой заминкой. — Однако, я полагаю, вы пришли сюда сегодня не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о былых временах, а совсем по другой причине.

— О да, конечно! — в каком-то безумном экстазе вскричала леди Валмер. — Мне нужны платья, месье! Дюжины и дюжины новых платьев, в которых было бы не стыдно появиться перед дамами в Париже. Мне также хотелось бы по возвращении домой иметь честь представлять вашу новую моду в Англии.

— Хорошо, мы подумаем, что сможем для вас сделать. Где вы остановились, мадам?

— В британском посольстве. Мой муж приехал сюда с ответственным поручением от премьер-министра.

Одетте стало любопытно, какой эффект произвело это напыщенное заявление на месье Ворта, привыкшего к мольбам королев почти каждого европейского двора взять их в число своих клиентов.

Но он продолжал все так же внимательно разглядывать леди Валмер, как рассматривают породистую лошадь, оценивая ее стать.

У леди Валмер была, что называется, типично английская красота.

Одетта, вдохновленная всем увиденным, вдруг решила, будто Чарлз Ворт хочет, чтобы в его платьях леди Валмер была более похожа на нежную английскую розу, чем на экзотических райских птичек, как французские красавицы.

Он щелкнул пальцами, подзывая ассистента, который вскоре вырос перед ними, нагруженный рулонами атласа и парчи розового, желтого и зеленого цветов, украшенными экстравагантными узорами.

Среди них оказался рулон серебристого тюля; у него был такой оттенок, что, глядя на него, Одетта невольно подумала о звездах Млечного пути.

Ворт развернул рулон со словами:

— Я сшил из него платье для принцессы фон Меттерних. Есть еще и другой тюль, с золотистыми блестками, из которого мы создали платье для австрийской императрицы Елизаветы.

— Он восхитительный, совершенно восхитительный! — пришла в восторг леди Валмер.

— Он вам подойдет, — сказал кутюрье, — хотя у нас великое множество различных сортов тюля, придется решить, какой из них будет наиболее эффектным.

Внесли еще несколько рулонов.

Чего здесь только не было!

Тюль в сборках и в складку, дутый и драпированный, целые слои шелкового тюля.

Какие платья можно пошить из этих тканей!

Любая женщина покажется в них неземной красавицей, подумала Одетта.

Покончив с леди Валмер, которая заказала две дюжины платьев, даже не спросив о цене, Ворт обернулся к девушкам.

Он уже пообещал леди Валмер, что одно платье будет готово после полудня и она сможет его надеть на вечерний прием.

— Меня не увидят до тех пор, пока вы меня не оденете, месье! — произнесла она голосом драматической актрисы.

На губах Чарлза Ворта появилась улыбка, означавшая, что он полностью разделяет ее точку зрения.

— Чего хотят эти юные леди? — поинтересовался он.

— Моей падчерице нужны два платья, — холодно молвила леди Валмер. — Пенелопа, подойди и поздоровайся с величайшим художником, какого ты вряд ли когда-нибудь встретишь еще.

Пенелопа смиренно поднялась со своего места и сделала реверанс.

Месье Ворт, снисходительно улыбнувшись, склонил в ответ голову.

Затем он перевел взгляд на Одетту.

— А другая юная леди?

— Она просто компаньонка моей падчерицы, — равнодушно сказала леди Валмер. — В Париж она приехала специально для того, чтобы выполнять обязанности горничной. Можно не беспокоиться на ее счет.

Чарлз Ворт ничего не ответил.

Он задержал взгляд на Одетте, словно был вовсе не против, как ей показалось, придумать фасон платья и для нее.

Но она тотчас же решила, что у нее опять разыгралось воображение.

Ведь она со всех сторон только и слышала, что Ворта интересует создание самой лучшей одежды для самых лучших людей — богатых и знатных.

И цена этой одежды была соответствующей.

На обратном пути в посольство, слушая не умолкавшую ни на минуту леди Валмер, возбужденную перспективой приобретения новых нарядов, Одетта почувствовала маленькие уколы зависти.

Ах, если б у нее было хоть одно модное платье, тогда бы она чувствовала себя совсем по-другому, не то что в своей допотопной одежде.

Потом ей стало совестно, что она так несправедлива к судьбе, приведшей ее в Париж, когда она меньше всего этого ожидала.

В конце концов, кому какое дело до ее внешнего вида?

Приехав в посольство, они сразу поднялись наверх и увидели Эмелин.

Она стояла перед дверью спальни своей хозяйки в ожидании ее светлости.

— Эмелин, Эмелин, — воскликнула леди Валмер, — ты в жизни не видела ничего более очаровательного, более прелестного, чем платья, которые шьет для меня месье Ворт! Нам понадобится по крайней мере еще одна дюжина сундуков для их доставки в Лондон.

Взгляд Эмелин говорил, что большого удовольствия она от подобного известия не испытывает, однако сказать что-либо по этому поводу она не могла, так как леди Валмер продолжала:

— Я выброшу все, что у меня есть, ничего не оставлю и начну сначала. О, это такое чувство, будто рождаешься заново!

Одетта еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, это было бы крайне бестактно с ее стороны.

Она поспешила вслед за Пенелопой, которая направлялась к своей комнате.