Как зачарованная Одетта смотрела на даму, прическу которой украшал маленький павлин, а шлейф платья был отделан павлиньими перьями, когда чей-то голос совсем рядом произнес:

— Вы ждете запоздавшего партнера или спустились прямо с небес, чтобы смутить нас, бедных смертных?

Фраза была произнесена по-английски, насмешливым голосом, в котором слышались нотки цинизма и одновременно пресыщенности.

Она поспешно обернулась и увидела высокого джентльмена, в этот миг показавшегося ей нереальным.

Он был в маске и накинутом на плечи венецианском плаще.

Она сразу решила, что он британец.

Не только потому, что говорил по-английски — об этом свидетельствовала и его внешность.

Первым побуждением девушки было убежать.

Но внезапно она будто перестала существовать в реальном мире и воплотилась в героиню своих недавних грез — принцессу. Подумав немного, она ответила по-французски, как в подобной ситуации ответила бы ее героиня:

— Jе suis seule, monsieur[1].

— Я почему-то уверен, что вы хорошо говорите по-английски, — сказал джентльмен, — поэтому давайте говорить на моем родном языке. Мне так легче!

Одетта не могла не улыбнуться.

Она подумала, что для большинства англичан крайне трудно добиться правильного французского произношения.

— Вы потанцуете со мной? — спросил джентльмен.

Одетта тут же решила, что должна отказаться.

Но затем, будто принцесса в ней вновь одержала верх над нервной «мисс Никто из Ниоткуда», она ответила:

— Merci, monsieur. Я не прочь потанцевать в таком красивом саду.

Она направилась к танцевальной площадке, чувствуя всей кожей, что шлейф ее платья грациозно движется в такт ее шагам, а маска на лице делает ее неузнаваемой для леди Валмер или даже самой Пенелопы.

Джентльмен обнял ее за талию.

После первых па Одетта сообразила, что оркестр играет вальс Штрауса, и все вокруг стало еще более романтичным, чем прежде.

Звезды, светившие с небес, китайские фонарики, свисавшие с веток деревьев, блеск свечей в бальном зале, изобилие диковинных, красивых нарядов — все говорило о том, что она попала в какую-то из своих грез.

Они танцевали молча.

Партнер был весьма искусен, и девушке совсем не трудно было следовать за его движениями.

В усадебный дом к Пенелопе дважды в неделю приходил учитель танцев.

Одетта занималась танцами вместе с ней.

Она радовала учителя своими успехами.

А бедняжка Пенелопа была слишком неуклюжа, причем постоянно забывала танцевальные па.

Теперь же Одетта получала истинное наслаждение, танцуя с высоким незнакомцем.

— Вы так легки, — заметил он, когда они прошли в туре вальса почти половину танцевальной площадки. — Наверное, я был прав: вы действительно слетели с небес, чтобы присоединиться к нашему веселью.

— Конечно, и должна улететь обратно, как только часы пробьют полночь! — рассмеялась Одетта.

— Надеюсь, вы не сделаете ничего подобного.

Ее партнер говорил в своей прежней манере — сухо и цинично, как в начале встречи, потому она вовсе не могла понять, комплимент это или нет.

Когда танец закончился, они покинули площадку и почти неосознанно прошли в тень от высокого дерева.

Они присели на ближайшую скамью.

Тотчас же к ним подошел официант с бокалами шампанского.

Одетта пила шампанское всего один или два раза в жизни, но взяла бокал с чувством, что шампанское такая же непременная часть этого волшебного вечера, как и танцы.

Ее спутник отпил немного, а затем, развернувшись к ней лицом, попросил:

— А теперь расскажите о себе.

— Мне нужно описать свой дом на небесном своде? — поинтересовалась Одетта с весьма убедительным французским акцентом. — Или я должна сообщить, что пришла с Млечного пути либо с какой-то другой планеты?

— Это может быть только Венера.

Одетта рассмеялась.

— Полагаю, monsieur, будет лучше, если вы расскажете, как очутились в Париже.

— Ответ более чем очевиден. Конечно, чтобы встретить такую красивую женщину, как вы!

— Как ловко вы ускользнули от ответа.

— Вы хотите сказать, что я ускользаю от ответа так же, как и вы, не желая рассказывать о себе? Давайте начнем с самого начала. Как вас зовут?

— Одетта, — привычно ответила она.

— Прелестное имя. Ну а что дальше?

— Мне казалось, сегодня мы можем не отвечать на такие вопросы. Не зря на нас маски.

— Вы продолжаете уклоняться от ответов. В таком случае позвольте вас уверить, что вменю себе в обязанность разузнать все ваши секреты.

— Вы в самом деле интересуетесь чужими секретами?

Джентльмен улыбнулся.

— Звучит так, будто вы жаждете комплиментов, — заметил он. — Хотя, глядя на вас, не сомневаюсь, что вы уже ими насытились, к тому же я не столь красноречив, как француз.

— Полагаю, я должна вас подбодрить, чтобы уберечь от комплекса неполноценности.

Она решила немного поддразнить такого заядлого циника, как этот джентльмен.

Ей почему-то показалось, что в прошлом он слишком опасался подобных ситуаций.

— Этого во мне пока еще никто не обнаружил, — возразил он. — На самом деле я больше известен как человек властный и авторитарный.

— А вы действительно такой?

— Надеюсь, что да. Люди смиренные и подобострастные мне неинтересны, так как они не верят в себя.

Одетта мысленно усмехнулась.

Вряд ли этот человек мог представить себе, что смирение — единственный удел бедных и зависимых людей.

Что касается подобострастия, то она была уверена: этот человек воспримет любую форму обращения, помимо подобострастия, неслыханной дерзостью.

Ямочки вновь появились на ее щеках, ибо через минуту он изрек:

— У меня такое чувство, будто вы смеетесь надо мной, и я не могу сказать, нравится мне это или нет.

— По-видимому, в маске вы не так устрашающе выглядите. Без нее вы, должно быть, просто уничтожаете всех, кто осмеливается вас оскорбить своим холодным взглядом.

Теперь настала очередь джентльмена смеяться.

— Вы боитесь, что и с вами такое может произойти?

— О да, ужасно! Вы просто всех подавляете, хотя в этом нет ничего странного, среди англичан такое часто встречается.

— Сколько у вас знакомых среди англичан?

Одетта подумала, что скромностью он не отличается.

Она очень тщательно копировала французский акцент, поэтому не забыла добавить и рукой типично французский жест.

— Как я могу сосчитать их?

Джентльмен поймал ее левую руку.

На ней не было перчатки: девушка, сняла ее, чтобы легче было держать бокал с шампанским.

Он увидел ее обручальное кольцо.

— Итак, вы замужем. Ваш муж тоже здесь?

— Нет, он остался дома, — ответила Одетта. — Pauvre Jean, il est malade[2].

— Вы пришли одна в поисках приключений?

Одетта вырвала свою руку.

— Вы слишком самонадеянны, monsieur. Ваши предположения лишены оснований и никоим образом вас не касаются.

Джентльмен промолчал, и она произнесла:

— Думаю, я должна вернуться к своим друзьям.

Она вознамерилась встать, но он схватил ее за запястье и удержал на месте.

— Не покидайте меня, — молвил он. — Простите, если я обидел вас. Я хочу, чтобы вы остались со мной.

— Зачем? Здесь так много дам, с которыми вы могли бы потанцевать.

— Но только одна маленькая звездочка, упавшая с небес, интересует меня.

Одетта затаила дыхание.

Он держал ее руку, и она чувствовала, что нотки искренности, появившиеся в голосе этого человека, необычайно волнуют ее.

Какое странное чувство!

Именно таким она представляла первый разговор с героем своих грез.

До сих пор она отвечала, как если бы являлась настоящей принцессой, изображая умудренность и блистая остротами.

В подобной ситуации, пожалуй, такое поведение оправдано.

— Вы простили меня? — спросил джентльмен.

— В такую прекрасную ночь мне трудно поступить иначе.

— Красота сегодняшней ночи мало меня занимает, но если она каким-то образом может помочь мне заслужить ваше прощение, то я принимаю ее с большой благодарностью.

Некоторое время оба молчали.

— Вы потанцуете еще со мной? — спросил он наконец.

— Мне кажется, согласно правилам приличия я должна сказать «нет».

— Я хочу, чтобы вы сказали «да». Я не позволю вам танцевать с кем-либо другим. Вам остается, Одетта, только сложить оружие.

— Теперь я вижу, властность действительно у вас в крови.

— Да, это так, я должен оправдывать свою репутацию.

Они прошли в другую часть сада, к столикам, накрытым прямо под деревьями.

На каждом стояла зажженная свеча, благодаря чему у сидящих за столом возникало чувство уединенности, как на маленьком островке.

Джентльмен подвел ее к столику, расположенному отдельно от остальных.

Одетта была рада этому обстоятельству, хотя и не понимала истинной причины такого уединения.

Ей лишь хотелось оставаться незамеченной.

Официанты принесли им икру и наполнили бокалы шампанским.

Девушка огляделась вокруг, очарованная прелестями импровизированной столовой и маскарадными костюмами гостей.

Она вдруг заметила, что ее спутник не ест и не пьет, а просто сидит и смотрит на нее.

Она бросила на него вопрошающий взгляд, и ей безумно захотелось узнать, как он выглядит без маски.

У него был квадратный подбородок, твердая линия губ.

При свете свечи ясно обозначились морщинки, сбегающие от крыльев носа к кончикам губ, — несомненный признак цинизма.

Внезапно он улыбнулся, и его лицо словно преобразилось.

— Возможно ли это? Вы любопытны? — осведомился он.

— С одной целью: узнать кто вы, monsieur, — тотчас ответила Одетта. — К тому же мое любопытство не будет иметь никаких последствий. Ведь вы живете по другую сторону Ла-Манша.

— Но сейчас я здесь, рядом с вами, а когда мы танцевали, я чувствовал, что мы и на самом деле очень близки.

— Теперь мне кажется, вы намеренно стараетесь вести себя как француз, monsieur. Я уверена, англичанин никогда бы не сказал ничего подобного человеку, которого встретил впервые в жизни.

— Вы правильно мыслите, — кивнул джентльмен, — однако нынешним вечером мне трудно думать о себе как об англичанине, которому предписано быть холодным, сдержанным и бессловесным.

Одетта рассмеялась.

— Я знаю наверняка, что таким вы никогда не станете!

— Вот здесь, боюсь, вы ошибаетесь, — возразил он. — Признаюсь вам, когда я сюда приехал, у меня уже сложилось впечатление, что это будет чрезвычайно скучный вечер, и был готов покинуть его при первой возможности.

— Но почему вы себя так чувствовали?

— Ну, прежде всего потому, что я совсем не хотел приезжать в Париж. Кроме того, я считаю, нет ничего более скучного, чем мужчины и женщины, строящие из себя дураков, наряжаясь как в цирке!

В его интонации слышался неприкрытый сарказм, который каким-то образом дисгармонировал с красотой сада и тем волнением, которое она ощущала.

— Не говорите… так, — вырвалось у нее из самых глубин души.

— Почему?

— Вы портите мне вечер. Я нахожу его замечательным и желаю насладиться каждой минутой моего пребывания здесь, чтобы было о чем… вспомнить.

С минуту они молчали, пока джентльмен не промолвил:

— Вы говорите так, будто все для вас внове. Может быть, вы уезжаете?

«Он весьма проницателен, — подумала Одетта. — Это опасно».

— Я… просто хочу… хорошо провести время, — пролепетала она.

— Я ничего вам не испорчу, но вы еще больше, чем прежде, разожгли мое любопытство.

Официанты принесли новые блюда, но Одетта ела машинально, совсем не чувствуя вкуса еды.

Ей хотелось запечатлеть в памяти все, что она видит вокруг себя.

К тому же особую остроту ее ощущениям придавал тот факт, что мужчина, который сидит рядом и не сводит с нее глаз, заинтригован ею.

— Не хотите ли еще потанцевать? — предложил он.

Слегка вздрогнув, Одетта вдруг поняла, что они, должно быть, сидят за столом уже долгое время и люди за другими столами уходят, а новые приходят на их место.

— Который час? — спросила она.

Джентльмен достал золотые часы из жилетного кармана.

— Половина второго.

Девушка вскрикнула.

— Так поздно? Я уже говорила вам, что, как Золушка, должна исчезнуть в полночь!

— Мне кажется, у вас не должно быть причин для волнения. Пусть ваша карета уже обратилась в тыкву, но вы вовсе не в лохмотьях, и хрустальные туфельки все еще у вас на ногах.