Барбара Картленд - Мечты сбываются

— О, вы хорошо знаете сказки! — заметила Одетта.

— Я вырос на них, как, впрочем, думаю, и вы тоже.

— О да! Кстати, «Золушка» написана французом и всегда была моей любимой сказкой.

— Я представить себе не могу, что вы, как Золушка, сидите дома, в то время как ваши безобразные сестры уехали на бал.

Одетта обнаружила, что улыбается.

Он и понятия не имел, что попал почти в самую точку.

Она промолчала, и он спросил:

— Что еще вы скрываете от меня, кроме своего имени? Разве сейчас мы не столь хорошо знаем друг друга, чтобы сказать правду?

— Боюсь, вы разочаруетесь, если я скажу правду. Мы встретились на бал-маскараде. Так зачем же снимать маски и разрушать анонимность, если в итоге мы утратим свои иллюзии.

— Не верю я в это! — отрезал джентльмен. — Дайте мне вашу руку.

Он протянул свою руку, и Одетта, ни секунды не размышляя, вложила в нее свои пальцы.

Он накрыл их другой рукой.

Странное чувство возникло у нее от теплоты его ладоней и крепости пожатия.

Он произнес низким от волнения голосом:

— Вам и без слов должно быть понятно, что я хочу увидеть вас снова. Оставим эти игры. Я первый скажу вам, кто я. Я — граф Хотон!

Одетта слегка вздрогнула.

Затем изумленно и недоверчиво посмотрела на него сквозь прорези в маске.

Граф не предполагал, что она могла слышать его имя прежде.

Тем не менее ей и в самом деле оно было известно, правда, совсем не так, как по всей видимости, хотелось бы графу.

Какой невероятный поворот судьбы!

Могло ли ей хотя бы на миг прийти в голову, что незнакомец, встретившийся случайно на балу, куда она не была приглашена, да и права не имела пойти, тот самый человек, о котором ей и думать-то было неприятно.

Ее мать состояла с графом в отдаленном родстве.

— Мы с ним кузены в седьмом колене, — сказала она однажды. — Как бы там ни было, я горжусь, что во мне есть кровь Хотонов. По крайней мере гордилась когда-то.

Одетта знала, она говорит об этом в прошедшем времени по одной простой причине.

Семь или восемь лет назад ее мать решила, что мужу необходимо перевестись из Эдекхема в другой приход, где больше платят.

— Мы живем здесь с тех пор как поженились, — объяснила она дочери, — и хотя я очень счастлива с твоим отцом, не могу не думать о том, что он растрачивает свой ум и знания здесь, в крошечной деревушке, где нет равных ему по интеллекту, нет достойных собеседников.

— Что же ты собираешься делать? — спросила Одетта, чувствуя во время всего разговора, что мать всецело поглощена какими-то потаенными мыслями.

Наконец миссис Чарлвуд задумчиво произнесла:

— В этой епархии нет лучшего прихода в настоящее время. Но если б даже имелся, я сильно сомневаюсь, что твой отец смог бы его получить. Мне пришла в голову хорошая идея — написать графу Хотону.

— Ты его родственница, мама, он обязательно поможет, — успокоила ее Одетта.

— Я встречалась с нынешним графом, только когда он был ребенком, — вздохнула мать. — Тем не менее я была урожденной Хотон до замужества и думаю, родная кровь не вода.

— А в подчинении графа много приходов? — спросила Одетта.

Мать кивнула.

— Он очень богатый и могущественный. Думаю, у него целая дюжина этих приходов. Возможно, он посчитает мою просьбу неслыханной дерзостью, однако же кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Она рассмеялась и решительно села за письменный стол, открыла несессер с письменными принадлежностями.

— Что скажет обо всем этом папа?

Миссис Чарлвуд еще громче рассмеялась.

— Твой отец — самый неприспособленный в мире человек, напрочь лишенный амбиций. Подобного ему я в жизни не видела. Ему ничего не нужно сверх того, что он уже имеет, — жену, дочь и его книги.

Мать снова вздохнула.

— Но я хочу намного больше. Нет, не для себя, моя дорогая, — для тебя. Через несколько лет ты вырастешь, станешь очень хорошенькой, и мне хочется, чтобы у тебя было все, что имела я в твоем возрасте.

— Твои родственники очень рассердились, когда ты вышла замуж за папу?

— Конечно, рассердились, — помрачнела мать. — Они думали, раз я красива, мне следует выйти замуж за очень богатого и знатного. Но я любила твоего отца, и он любил меня — все остальное было не важно.

Одетта видела, как мать писала письмо, которое затем было отправлено по почте, и с каким нетерпением ждала ответа.

Когда ответ пришел и мать прочитала его, она была вне себя от гнева.

Она так редко сердилась, что Одетта, увидев ее лицо, встревожилась.

— Что так расстроило тебя, мама?

— Вот это письмо.

— От графа Хотона?

— Да, можешь прочесть, если пожелаешь.

Мать положила письмо на стол и вышла из комнаты.

Вышла, чтобы скрыть слезы.

Мать плакала.

Письмо было очень коротким.

Она прочла:

Дорогая миссис Чарлвуд!

Я получил письмо, которое Вы написали мне от имени своего мужа преподобного Артура Чарлвуда с просьбой предоставить ему вакансию в одном из приходов моего поместья.

Мой отец наказывал мне не предоставлять преимущества родственникам. Они все равно останутся недовольны и неблагодарны. Отныне я намерен, как глава семьи, следовать во всем его примеру и советам.

Искренне Ваш,

Хотон.

Дочитав письмо до конца, Одетта почувствовала, что ей, так же как матери, трудно справиться со своим гневом.

После этого они никогда не упоминали имени графа Хотона, чтобы не переживать еще раз чувство глубокого разочарования и оскорбленного достоинства.

Теперь, когда он держал ее руку, она напомнила себе, что ненавидит его и если сумеет причинить ему боль, как он когда-то причинил ее матери и, разумеется, отцу, может быть, и не ведая того, с радостью сделает это.

Казалось, мир грез вновь окутал ее.

Человек, стоявший рядом, — негодяй, с которого надо наконец сорвать маску и наказать за предательство.

Ей стало интересно, как бы поступила с ним принцесса Шарлеваль.

А вскоре она поняла, что должна делать.

Она инстинктивно пошевелила пальцами, пытаясь вытащить их из его руки.

— Tiens![3] Вы и в самом деле важная персона, milord! У меня во Франции тоже есть положение в свете и имя. Однако я уверена, вряд ли вы могли слышать обо мне.

— Скажите мне ваше имя.

— Мой муж — lе Prince Jean de Charleval[4].

— Значит, вы принцесса! — выпалил Хотон. — Мне следовало этого ожидать. К тому же принцесса Одетта — прелестное имя для прелестной особы.

— Вы опять льстите мне, monsieur.

— Нет, я говорю правду. Когда мы сможем встретиться вновь?

Одетта пожала плечами, хорошо сознавая, что при этом голубой тюль плавно скользит по ее белоснежной коже.

Она почувствовала, что граф заметил это.

— Вы чувствуете то же самое, что и я, — сказал он. — Нам необходимо поговорить. Вы позволите пригласить вас на ленч?

Одетта покачала головой.

— Тогда на обед или ужин?

Девушка силилась припомнить, что было намечено на завтра для леди и лорда Валмер, и вдруг, словно огненные буквы зажглись перед ее глазами, всплыло в памяти, что завтра вечером посол везет их с Пенелопой во дворец Тюильри.

Императорская чета устраивала там грандиозный обед для членов комиссии, участником которой был лорд Валмер.

Между тем граф проявлял невероятную настойчивость.

— Сможете ли вы отобедать со мной завтра?

— Думаю… думаю, что смогу… хотя, полагаю, мне следовало бы сказать «нет».

— Но вместо этого вы все-таки придете? Я очень хочу пообедать с вами, потому что мне так много надо вам сказать!

— Может быть… если будет возможно.

— В таком случае куда мне за вами заехать?

— Вы не должны этого делать. Будет… как это вы говорите… неудобно, если мы будем обедать… одни.

— Как мы встретимся?

Одетта стала лихорадочно соображать.

Наконец она вспомнила, что если есть калитка из сада посольства, которая ведет в сад графа, где они сейчас находятся, значит, должна быть еще одна, которая вела бы наружу, на дорогу.

Она помолчала с минуту, прежде чем сказать:

— Ожидайте меня в экипаже на рю де Пьер в половине девятого, и я присоединюсь к вам, если будет возможность.

— Если будет возможность? — переспросил граф. — Она должна быть! Если вы не придете, я обшарю весь Париж! Кто-то должен знать, где вы живете.

— Сомневаюсь, что вам удастся найти меня. Мы остановились у друзей.

— Понимаю, — кивнул граф, — вы не хотите, дабы ваши друзья знали, что вы встречаетесь со мной.

— Нет, конечно, нет! Они были бы весьма… шокированы.

— В таком случае придумайте благовидный предлог. Я намерен вас вновь увидеть и обещаю вам, Одетта, ничто на свете не сможет меня остановить!

В голосе его звучала искренность, не имевшая ничего общего с тем цинизмом, который присутствовал в начале разговора с ней.

Одетта улыбнулась про себя.

Ее воображение уже вовсю работало, сплетая узоры сюжета.

Она поставит графа в неловкое положение и отомстит ему таким образом за недопустимое обхождение с ее матерью.

Она поднялась.

— Давайте потанцуем. Возможно, позднее вы измените свое мнение обо мне и больше не захотите меня видеть.

— Вы сами хорошо понимаете, что ваше заявление нелепо. Я хочу этой встречи, как ничего другого, хочу так, что не могу выразить этого словами, по крайней мере по-английски.

— Попробуйте по-французски, — молвила Одетта с улыбкой, когда они, пройдя между столиками, направились к танцевальной площадке.

— Нет! — ответил граф. — Пусть об этом скажет стук наших сердец. Когда я держу вас в своих объятиях, я чувствую, что вам не удастся ускользнуть из них.

Его слова внезапно испугали девушку.

Она чувствовала, как он отнимает у нее душу и она уже не в силах думать сама за себя.

Они кружились в вальсе, когда она вдруг сказала:

— Как это глупо с моей стороны! Я оставила на столе свой носовой платок.

— Он так дорог вам?

— Он такой красивый — мне очень не хотелось бы его потерять.

— Тогда, полагаю, мне придется сходить за ним. Через минуту, не более, я вернусь.

— Простите, что доставляю вам… беспокойство.

— Ничего подобного, — заверил он ее.

Граф прошел вдоль края танцевальной площадки.

Как только он скрылся из виду, Одетта была такова.

Она быстро нашла дорогу под деревьями до кустарника, скрывающего калитку в посольский сад.

Проскользнула в нее и поспешила через лужайку.

Была глубокая ночь, и девушка боялась, что дверь из сада может быть закрыта; тогда ей не попасть в дом.

Потом она упрекнула себя за чрезмерную мнительность.

Леди Валмер даже и не подумает вернуться домой так рано, поэтому реальную опасность для нее представляют только его светлость и посол, с которыми она могла столкнуться в холле.

К счастью, поблизости никого не оказалось, и, проскользнув вверх по лестнице, она добралась до своей спальни.

Ей стало интересно, вернулась ли Пенелопа.

Но вскоре она решила, что это маловероятно.

В любом случае никто не должен знать, где она находилась этим вечером.

Она стояла и смотрела на себя в зеркало.

Затем сняла маску и увидела сияющие глаза, пунцовые щеки и губы; с них еще не сошел бальзам, нанесенный ею перед балом.

— Какое приключение! Самое фантастическое, что когда-либо могло произойти! — сказала она шепотом. — И все же я должна наказать графа, отплатить ему за то, что он так отвратительно обошелся с моей матерью.

Внезапно она вскинула вверх руки и, промолвив:

— Сама судьба помогает мне, — подбежала к окну.

В глубине сада все еще звучала музыка, в небе сияли звезды.

Она знала, что граф ищет ее в соседнем саду.

Пусть сердится и негодует от того, что она поставила его в неловкое положение.

Девушка беспечно вздохнула, и лицо ее осветилось счастливой улыбкой.

Наконец-то — хоть на одну ночь, хоть в небольшой степени — одна из ее грез воплотилась в реальность.

На следующее утро Одетта проснулась со странным ощущением, что все происшедшее прошлой ночью ей приснилось.

Но на туалетном столике лежала маленькая черная маска, а в шкафу висело изрядно помятое голубое платье.

Она долго нежилась в постели, размышляя о волшебстве минувшей ночи.