Прежде чем служанки помогли ей снять платье, она в последний раз взглянула в зеркало на этот чудный атласный наряд с тюлевыми оборками по подолу и по линии завышенной талии и роскошный головной убор с перьями, добавлявшими её облику необычности.

За последний месяц волосы ее несколько отросли. К тому же они были столь искусно уложены, что мало кому могло прийти в голову, насколько они в действительности коротки.

На мгновение перед Тарой предстало другое ее отражение: голодная мышка в бесформенном сером платье и черном плаще, с уродливой шапочкой на голове…

«Пора забыть об этом! — приказала себе Тара. — Какой прок в оглядках на прошлое? Сколько всего необычного в настоящем, сколько нужно понять и усвоить!.. Нет, нет, не надо вспоминать приют!..» Ей обещали уход за детьми — и этого с нее достаточно… Душа ее за них отныне будет спокойна. Впрочем — а будет ли?

Другой важный вопрос состоял в том, сможет ли забыть о ее приютском прошлом герцог. Или она навсегда останется для него той смехотворной уродкой, которую доставили в Шотландию по его приказанию как куклу для потехи, назвав это громко орудием мщения?..

Так или иначе, после приема у короля начались празднества, посвященные визиту его величества. Народ толпами шел взглянуть на королевскую процессию и послушать военные марши.

Граф взял Тару с собой прогуляться по Эдинбургу. Здесь был Старый город, население которого все умножалось, и постепенно вырастал Новый город, дабы шотландская знать не уезжала в Лондон из-за тесноты проживания. Тара с отцом гуляли по Старому городу. Столица Шотландии, соседствующая с заливом, большей своей частью уютно устроилась на холмах, так что местами по ее улицам было трудно проехать, настолько они сужались. Но главная улица Старого города — Хай-стрит — тянулась с востока на запад по гребню большого холма и, пожалуй, была среди главных улиц европейских столиц едва ли не самая длинная и широкая. От нее с юга на север ответвлялись параллельно друг другу узкие улочки и тупики.

В дни королевского визита все улицы города были полны народу, все от мала до велика были взволнованы и азартно жаждали зрелищ. А зрелищем могло быть любое событие и происшествие, и они могли сулить удовольствие каждому, кто был любителем поглазеть вокруг. Можно было понаблюдать за тем, как бродячие торговцы нахваливают свой товар, как бранятся между собой кучера, расцвечивая речь отборной вульгарной руганью. Хорошенькие продавщицы цветов в пестрых передничках и босиком предлагали купить цветы; молодые женщины таскали за собой коз и предлагали желающим кружку парного молока — наисвежайшего, какое только можно себе вообразить; позвякивали ведрами и ковшами на длинной палке бочки водовозов; сменяли один другой лотки продавцов дешевеньких украшений и безделушек, суета и толпа на рынке не прекращались весь день с восхода солнца и до заката, давая тысячу поводов остановиться и пополнить запас впечатлений!

Благодаря отцу Тара полюбовалась и на грандиозный кавалерийский смотр, который состоялся двадцать третьего августа на пляже Портобелло. Помимо шотландской кавалерии, насчитывавшей три тысячи человек, она увидела здесь королевских лучников, членов Кельтского общества и представителей различных горных и — в меньшей степени — равнинных кланов.

Наблюдая, как они проходят мимо короля, Тара в который уж раз пожалела о том, что здесь нет с нею герцога, гордого и прекрасного вождя Мак-Крейгов.

Как бы прочтя ее мысли, граф промолвил:

— Мне все же следовало настоять на том, чтобы Герон был с тобой здесь, в Эдинбурге.

— Должно быть, он и правда чувствовал себя не очень-то хорошо, раз не счел для себя возможным приехать, — выгородила мужа Тара, не желая показывать даже отцу, как она уязвлена и как на самом деле страдает. Отец бы стал еще больше переживать за нее, а этого Тара как раз не хотела. Лучше спрятать свое страдание от глаз близких, чтобы не вызвать их ответного сострадания, только добавляющего новых горестных ощущений.

— Видишь ли… До этой проклятой женитьбы он прибыл бы сюда даже и полумертвым! — с неожиданным для нее раздражением отвечал ей отец. — Он очень честолюбив и не пропустил бы такого случая!

И, как бы испугавшись допущенной им бестактности, оговорился:

— Надеюсь, ты не в претензии, что я завел речь об этом? Ведь мы же — отец и дочь…

— Разумеется, папа, ты можешь говорить со мной на любые темы, — с жаркой искренностью ответила ему Тара. — После того, что случилось, ненависть герцога к Килдоннонам многократно усилилась. Думаю, это она наносит ему непоправимый вред.

— Ты права, детка, — легко согласился отец. — Ненависть Мак-Крейгов к Килдоннонам стала для меня сущим проклятьем, ты это знаешь. И мне горько думать, что и ты можешь стать жертвой этой глупой, нелепой вражды! И чуть было не стала — ведь, стреляя в твоего мужа, тот молодой Килдоннон мог попасть и в тебя…

— Вот и я чувствую то же самое, — не могла не признать Тара. — Не мог бы ты в таком случае поговорить с герцогом и убедить его, что прошлое нужно оставить в прошлом? К тому же его женитьба на мне позволила тебе отыскать меня! Ведь ты приехал в замок поинтересоваться тем, правду ли говорят вокруг, что он женился… И на этом можно остановиться и счесть вражду между кланами счастливо завершившейся. Поставить точку!

— Да, ты права, моя милая, моя разумная… И опять рассуждаешь, как рассуждала бы твоя мать… Я обязательно поговорю с твоим мужем, — с улыбкой облегчения, что не обидел дочь, пообещал ей отец.

— Мне всегда хотелось помогать тем, кто живет в бедности и невежестве, — тихо проговорила Тара. — Теперь, когда я стала твоей дочерью, у меня появилась такая возможность. Что до Килдоннонов… Им, возможно, будет проще принять меня, когда они узнают, кем была моя мать! Ты не находишь?

— Думаю, они будут удивлены и обрадованы, — все с той же улыбкой заметил отец, — когда обнаружат, что новая герцогиня Аркрейгская связана с ними родственными узами. Но для тебя же лучше, что твой дед со стороны Мак-Крейгов уже мертв!

— Я рада, что мне не пришлось с ним встретиться.

— Я тоже этому рад, — невесело вздохнул отец.

Кульминацией празднеств в честь короля должен был стать бал, намеченный на самый конец визита.

Шотландская знать старалась вовсю! Бал предполагался самый торжественный из всех балов, какие когда-либо знал Эдинбург. Но вот беда — ни одно дворянское семейство в Старом городе не имело такого дома, чтобы в нем была достаточно просторная бальная зала, чтобы пригласить туда короля. Пришлось арендовать дворец на Джордж-стрит, главной улице Нового города, который переживал в эти годы вторую волну строительных преобразований.

В этом чудесном здании были сразу две бальные залы, и были в придачу к ним малые помещения, галереи, альковы и ниши, которые подходили для игры в карты, немногочисленных увеселений, тихих приватных бесед и танцев.

Среди влиятельных и знатных особ, с кем Тару познакомили ее отец и ее бабушка, только и было разговоров, что о предстоящем событии.

— Это должно стать самым блистательным зрелищем, которое когда-либо видели в Шотландии! — с энтузиазмом восклицал кто-то.

— Если уж этот бал не впечатлит его величество, — отвечала на это жена маршала Куинсбери, — то я уж даже не знаю, что способно его впечатлить.

— Уверяю вас, — дабы успокоить всех, кто тревожился на этот счет, заявил граф, — что его величество с большим интересом ждет бала.

Оставшись наедине с дочерью, он добавил:

— Я тоже жду его с нетерпением, дорогая! Ведь на балу ты сможешь поговорить с королем. И я хочу познакомить тебя с моими друзьями. Я чертовски горжусь своей дочкой!

— Ты так добр ко мне, папа.

Граф обнял ее и с нежностью поцеловал.

— Я так счастлив, что нашел тебя! И не менее счастлив от того, что ты этому тоже рада, я вижу это по твоим глазам и просто чувствую сердцем.

— Наверное, я никогда не смогу объяснить тебе, как много это для меня значит, — взволнованно проговорила Тара, покрываясь румянцем от какого-то внутреннего вдохновения. — Наверное, это всё мои сказки сделали и другие истории — они стали реальностью. Сколько же я их сочинила! И всегда со счастливым концом. Наверное, то, о чем думаешь, оно и случается. Сбывается! Я часто рассказывала себе всякие истории о своем отце, но действительность оказалась еще более чудесной. Мой отец — не фантазия, а живой человек — к тому же такой знатный… такой уважаемый. Я вижу, как здесь на тебя все смотрят и как слушают то, что ты говоришь!

— Не забывай, — рассмеялся граф, — что ты и сама теперь знатная дама. И не в сказке, а в жизни! Вот, ты стоишь рядом со мной, и я могу дотронуться до тебя! — Он с улыбкой коснулся пальцем кончика ее носа. — Ты выросла и стала женой герцога Аркрейгского!

Заметив проскользнувшую по ее лицу тень, он быстро добавил:

— Я молю Бога, чтобы все сложилось для тебя как можно лучше. Я питаю к Герону искреннюю симпатию. Он — замечательный человек и вождь клана, которым его клан может только гордиться.

Она кивнула, отведя в сторону взгляд. Потом подняла к нему лицо. И он, немного помолчав, продолжил:

— Но я думаю, что не ошибусь, если скажу: он еще не знает своего сердца.

— Мистер Фолкерк сказал, что он никогда по-настоящему не влюблялся, — доверчиво вздохнула Тара.

— Не сомневаюсь, что это так, — с ободряющей улыбкой ответил граф. — Но я не верю, что мужчина способен пробыть рядом с тобой так долго — почти целый месяц! — и не влюбиться.

Тара могла бы усомниться в этом его заявлении, если бы не толпы молодых поклонников, которые при любой возможности осыпали ее бесчисленными комплиментами. Она не могла не заметить и тех восхищенных взоров, что бросали они на нее, и это придавало ей уверенности в себе.

И все же, вернувшись в бабушкин дом с раскрасневшимися щеками и сияющими глазами, она останавливалась перед зеркалом и вспоминала то мрачное выражение, с каким смотрел на нее герцог. В такие моменты она вновь начинала страшиться будущего. Но, может быть, это закономерно? Может быть, эта мука холодностью и неизвестностью — плата за грядущие чувства? О, тогда она готова перенести все страдания, только бы жить потом полной жизнью, а не чувствовать себя пустой безделушкой…

К предстоящему балу Тара начала подготовку заранее. Приняв ароматную ванну, она отдалась на волю служанок, которые помогли ей надеть роскошный наряд, специально выбранный для этого события.

Платье было на ней в этот раз серебристо-белым, поскольку, как заметил отец, этот цвет наиболее выигрышно оттеняет необычную яркость ее волос. Тара прошлась по комнате, и ей показалось, будто ее окутывает облако лунного света, она в нем купалась… Как жаль, что герцог не может ее видеть сейчас! Она закрыла глаза и представила себе, что он входит в дверь… Невероятное счастье — может ли ей выпасть такое?

Парикмахер уложил ее волосы в прическу, которая считалась в эти дни самой модной. Конечно, и парикмахера, и прическу выбирала для нее бабушка — с ее феноменальным нюхом на все экзотическое и привлекательное и с ее безошибочным вкусом!

— Вам стоило бы отрастить волосы, ваша светлость, — пробормотал парикмахер, начиная колдовать над головой леди Тары. — Не понимаю, с какой стати вы позволили их так обрезать.

Тара слегка напряглась было, но решила просто не отвечать — в молчании иногда значения больше, чем в самых остроумных произнесенных словах.

— Впрочем… — почти пропел парикмахер, и голос его звучал очень весело, хотя и почтительно, — ваши волосы так чудесны, словно их стригли намеренно под такую прическу! Готов поспорить, вы затмите всех на этом балу! Вам просто не будет равных! И меня распирает от гордости, что и я в этом принял участие!

— Благодарю вас, — немного кокетливо, как научила ее бабушка, улыбнулась кудеснику Тара.

Парикмахер ушел, и она взглянула на драгоценности, лежащие на ее туалетном столике.

Их одолжила ей бабушка. Сама она собралась украсить прическу тиарой, и Таре достался уже знакомый ей и подходящий к прическе бриллиантовый обруч, в котором она была на приеме у короля. Она уже собиралась было позвать служанок, чтобы те помогли ей закрепить его, как вдруг раздался легкий стук в дверь. Не успела она ничего сказать, как дверь распахнулась, и кто-то вошел в ее комнату.

В полной уверенности, что это отец, Тара отозвалась:

— Я уже почти готова, папа! Осталось совсем чуть-чуть… Ты ведь наберешься терпения?

И тут она заметила отражение в зеркале. Она замерла. На мгновение ей показалось, что эта величественная фигура выплыла из ее снов и мечтаний. Или волшебных сказок. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с герцогом, своим мужем.

— Ваша… светлость! — на выдохе вырвалось у нее.