— Прекрасно! Лучше и быть не может! Я надеялся, что ты именно так и скажешь! — с воодушевлением откликнулся герцог и негромко рассмеялся.

— Но что же я могу сделать? — растерянно спросила Тара.

Сейчас, видя над собой его лицо, склоненное к ней, она чувствовала себя абсолютно слабой и беззащитной. Уже не она управляла происходящим, а герцог.

— Я должен облечь это в слова? — с легкой и совсем не обидной насмешкой промолвил он. — Или это не обязательно, и мы обойдемся?..

И, наклонившись, прильнул губами к ее губам.

От неожиданности у нее перехватило дыхание. Но поцелуй продолжался, и вот уже весь мир исчез для Тары — осталось лишь волшебство его губ. Ей казалось, будто она купается в лучах солнца, окруженная сиянием радуги, которую видела над долиной, путешествуя по Шотландии.

Тара словно бы перестала быть собой, растворившись в этих сияющих красках. Выросшая в суровой обстановке приюта, она и не подозревала, что может испытывать такие необыкновенные чувства. Целое море незнакомых ей чувств…

Герцог, оторвавшись от ее губ, посмотрел ей в глаза.

— Ну, надеюсь, теперь-то ты понимаешь?

— Я… я так боялась, пока мы ехали из Эдинбурга… что вы отправите меня прочь из замка! — вместо ответа проговорила она.

— Что-о? Отправлю тебя… прочь из замка? Да я примчался за тобой в Эдинбург, поскольку понял, что не смогу больше прожить без тебя ни секунды!

— И это… чистая правда?

— Самая чистая. Прозрачная, как ручей в горах… Да как ты могла покинуть меня, если знала, что я в тебе так нуждаюсь?

— Но откуда же я могла это знать? — жалобно всхлипнула Тара. Слезы сами собой хлынули из ее глаз, ослабляя напряжение всего ее существа. — Вы никогда не говорили мне ничего подобного… Вы сказали, что меня здесь ничто не держит. Да-да, это ваши слова, я их точно запомнила, и они меня мучили…

— Просто я был в ярости из-за того, что ты решила уехать — пусть и со своим отцом. — Он утер ее слезы ладонью и нежно поцеловал в мокрую щеку. — Ты моя, Тара! Моя! Я привез тебя в Шотландию, и я женился здесь на тебе. Ты мне жена.

— Но вы же… не хотели видеть меня здесь. Я просто-напросто должна была стать инструментом вашего мщения…

— Так оно поначалу и было, — нехотя признал герцог и потер переносицу. — Но пока ты ухаживала за мной, я понял, что ты значишь для меня куда больше, чем когда-либо любой другой человек в моей жизни.

— Если бы я только знала, — тихонько выдохнула Тара. — Если бы знала! Я так бы не мучилась.

— Я изо всех сил сопротивлялся своей любви! Я желал мщения, да и только. Но ты просто околдовала меня! И я не смог противиться этому колдовству. И не захотел… С чего бы противиться?

— Поверить не могу в то, что вы говорите и что все это правда…

Он снова поцеловал ее, и она ответила.

Затем, немного помолчав, Тара заговорила опять, неловко складывая слова в связную фразу:

— Я так мало знаю… ты научишь меня всему, чтобы уже никогда не стыдиться за меня?

— Я никогда не буду стыдиться за тебя, моя радость, — торжественно отвечал ей муж. — Но мне и впрямь нужно многому тебя научить.

— И тому… как любить тебя?

— Всё, чего я хочу — это чтобы ты держала меня в объятиях, даруя мне волшебство своих прикосновений и нежность губ, вот так я скажу тебе, моя бесценная радость!

— Я так хотела этого… но боялась, что ты сочтешь мое поведение… неподобающим, — мягко откликнулась Тара.

— Но теперь-то ты знаешь, что именно этого я желал больше всего на свете!

Внезапно Тара легонько вскрикнула.

— Что такое? — встревоженно вскинулся герцог.

— Проклятье… Значит ли это, что ему пришел конец?

— Какое еще проклятье?

— Проклятье клана! Ты не должен был жениться на женщине со стороны.

Герцог с облегчением рассмеялся.

— Неужели ты до сих пор помнишь весь этот вздор, который несла та безумная старуха?

— Вот и мистер Фолкерк тоже сказал мне, что это полная ерунда, — ответила Тара, — но потом тебя ранили на вершине Бен-Арка. И я боялась… ужасно боялась, что проклятье может убить тебя!

— Я не верю ни в какие проклятья, — беспечно ответил ей герцог. — Но я верю в тебя, моя радость. Ты — это все, чего я когда-либо в жизни желал.

— Но герцогиня Маргарет умерла, — настаивала на своем Тара. — А тебя ранил один из Килдоннонов. И все потому, что ты женился не на женщине из своего клана.

— Что ж, теперь я женат на той, в ком течет кровь Мак-Крейгов.

— Но лишь по случайности, — напомнила ему Тара. — Что ни говори, я вполне могла оказаться простой англичанкой… как ты и думал вначале.

— Если ты веришь в проклятья, то должна верить и в судьбу, — назидательно отвечал герцог. — Это судьба привела тебя сюда из приюта. Судьба позволила Чарльзу обрести свою дочь, на что он и надеяться уже перестал…

Поцеловав ее в уголок рта, он мрачно проговорил:

— Если твой отец думает, что может забрать тебя у меня, он сильно в том ошибается! Я тебя ему не отдам!

— Мой отец хочет… чтобы я была счастлива, — с улыбкой прошептала Тара, нежась подле него, говорящего ей такие слова.

— А я могу сделать тебя счастливой? — испытующе спросил ее герцог.

— Я хочу только одного — быть рядом с тобой… хочу смотреть на тебя, слушать твой голос и знать, что я тебе не безразлична.

— Я люблю тебя! — с жаром простонал герцог. — Ты понимаешь это? Ты веришь мне? Поверь, Тара, ты первая, кому я говорю эти слова. Я люблю тебя! Не знаю, как это случилось, но когда ты уехала в Эдинбург, то увезла с собой мое сердце. Ты словно вырвала его у меня из груди, и боль этой раны стала непереносимой!

— Я постараюсь… смягчить твою боль, — сладко тая, прошептала вблизи его губ Тара.

Он вновь нашел губами ее губы, и Таре показалось, что чувства их, подобно музыке двух волынок, устремились ввысь, став частью этой дикой, прекрасной страны с зеленеющими на фоне неба холмами, горами и глубокими впадинами, искрящимися в солнечном блеске ручьями и голубыми озерами…


* * *

Огонь в очаге угас, но в свете красноватых угольков волосы Тары слегка отливали золотом.

— Удалось ли мне сделать тебя счастливой? — негромко спросил ее герцог уже под утро.

— Я так счастлива, что все мое тело… будто поет от восторга.

— Ты такая нежная и восхитительная, что я больше всего на свете боюсь потерять тебя. Скажи, ты все еще любишь меня?

— Это же я хотела спросить и у тебя, ведь ты… такой… что я поверить не могу своему счастью!

— Ты моя, и я люблю тебя всем сердцем. Люблю не только твою красоту — а ты самая прекрасная из всех, кого я когда-либо видел, — но и твою доброту, понимание, а больше всего — способность твою сострадать… даже Килдоннонам!

— Разве ты забыл? — начала было Тара, но тут же поняла, что герцог поддразнивает ее.

Он крепко прижал ее к себе.

— Мы должны объединить кланы, — серьезно сказал он. — Ты абсолютно права в том, что пора положить конец этой ненависти и застарелой вражде. Я целиком соглашаюсь с тобой, моя прелесть, моя храбрая женщина!

С нежностью поцеловав Тару, он продолжил:

— Завтра мы навестим Алистера Килдоннона и расскажем ему, кто ты такая. Хотя, я думаю, ему это и так прекрасно известно.

— Откуда же? — удивилась Тара.

Герцог весело рассмеялся.

— А разве ты не заметила, что новости в Шотландии разносятся ветром? Нам не нужны газеты: стоит чему-то случиться, и все сразу же узнают об этом. Наверняка Килдоннон уже знает о том, что в венах герцогини Аркрейгской течет и их кровь.

— И твоя, — быстро добавила Тара. — Я ведь наполовину Мак-Крейг!

— Ты — моя жена, и это единственное, что имеет значение, — веско отвечал герцог. — Только моя, и я не намерен делить тебя ни с кем, даже с твоим отцом.

— Вот это… я и хотела почувствовать. Это не сон? Я действительно в замке, и ты меня любишь?

Голос у Тары дрожал, чувства переполняли ее, требуя выхода.

— А что, если… что, если я проснусь, и все окажется только чудесным сном? Я снова окажусь в приюте… и вокруг будут плакать детишки, потому что им… нечего есть?

Герцог прижал ее к себе так крепко, что Тара с трудом могла дышать.

— Ты не спишь, мое сокровище. Ты — в моих объятиях, и тебе уже никогда не придется страдать от голода и одиночества. И приютом уже занимаются люди, отправленные туда именно с этой целью, так что не беспокойся больше о детях! И еды у них будет вдоволь, и будет одежда повеселее, и будут учителя и воспитатели.

Он бережно поцеловал ее, прежде чем сказать такие слова:

— Мы превратим наш приют в образцовое заведение. Я благодарен Богу за то, что он находится на попечении нашей семьи, иначе мы могли бы никогда не встретиться.

— Что, если бы меня отдали в обучение… когда мне было двенадцать? — прошептала Тара.

Губы герцога нежно скользили по ее лицу, захватывая то край подбородка, то мочку уха.

— Все это было предопределено свыше, — мягко сказал он. — Наверняка твой отец думает так же.

— Он так счастлив, что нашел меня! Он уверен, что это Бог свел нас вместе.

— Ты просила меня забыть о прошлом, — напомнил ей герцог, вдыхая запах ее волос, — но и тебе тоже нужно забыть о нем. У нас с тобой полно дел в будущем.

— Ты же знаешь, я сделаю все… о чем ты меня попросишь. Какое же это счастье — быть уверенной, что у нас есть общее будущее, одно будущее, одно будущее на двоих!

— Я рассчитываю на это, — серьезно ответил ей герцог. — Когда ты уехала в Эдинбург, я почувствовал себя жутко одиноким. Вокруг было столько людей, но сердце мое страдало от одиночества.

— Это больше не повторится, — прошептала Тара, отвечая на его поцелуи и прижимаясь к нему всем телом. — Я буду любить тебя всегда… каждой частицей своей души. И тела… Для меня не существует никого, кроме тебя.

— Вот это я и хотел от тебя услышать, — удовлетворенно промолвил герцог. — Однако учти, моя радость, что я буду сильно тебя ревновать.

— Ревновать? — со слабой улыбкой переспросила Тара и издала нежный смешок.

— Ты слишком прекрасна, — с вызовом ответил ей герцог. — Увидев тебя в Эдинбурге, я понял, что должен немедленно увезти тебя оттуда. Уж очень там много соблазнов. И соблазнителей. А ты такая наивная…

Тара тихонько рассмеялась.

— Там много красивых мужчин, но ни один из них не сравнится с тобой. Ты бы наверняка затмил их всех. И моя наивность тут ни при чем. Я отличу любимого от нелюбимого! — И она засмеялась грудным воркующим смехом счастливой женщины, обретшей свою единственную любовь.

— Я люблю тебя! — со стоном промолвил герцог. — Я готов повторять это тебе до бесконечности, но у меня просто не хватит слов, чтобы передать ими все, что я чувствую. Я просто не могу без тебя — не могу.

— И я не могу без тебя, — одними губами ответила ему Тара. — Но я так боюсь… разочаровать тебя.

— Этого никогда не будет, ведь мы принадлежим друг другу. Твоя кровь — это моя кровь, и твое сердце — это мое сердце. Но есть еще нечто такое, что исходит из глубин наших душ — то, что ты услышала в звуках волынки. Ты, милая, навек — моя серебряная дудочка, и я тебя никогда и ничем не обижу!

— Что за серебряная дудочка? — удивленно спросила Тара, приподнявшись на локте.

— А есть такая легенда шотландская, — был ей ответ.

— Расскажи! Ну пожалуйста! — стала просить его Тара, заподозрив, что ее муж настроен совсем на другое, но только не на рассказы.

— Ну, слушай тогда, — вздохнул герцог. — Тем более, что она короткая, не как другие наши легенды.

Тара поудобнее пристроила голову на локте и приготовилась слушать. И вот что она услышала:


Волынщик Маккримонс мечтал победить в состязании, где выберут лучшего из волынщиков. Но только не знал он, как это сделать — играл он не лучше других, а даже похуже. Сидел он и вздыхал, тяжко и глубоко — так хотелось ему выйти в состязании победителем. Услышала его вздохи фея. Полетела к нему и спросила, отчего он печален. Рассказал ей Маккримонс о своей тоске и своем желании. А был он красив и очень понравился фее, и та решила ему помочь. Маккримонс не сомневался в возможностях феи, а уж тем более в ее возможности заставить простую тростниковую дудочку играть волшебно. Поблагодарил он фею, и та протянула ему серебряную дудочку с круглыми дырочками для пальцев, чтобы он вставил ее в свою волынку, и заиграет волынка волшебно, так что все заслушаются, а род Маккримонсов станет наследовать это умение — исполнять на простой тростниковой волынке сладчайшую и нежнейшую музыку… Но есть условие: нельзя обижать дудочку, тогда род потеряет свой музыкальный дар. Взял Маккримонс из рук феи маленькую серебряную дудочку, вставил ее в свою волынку и поспешил состязаться. И победил всех знаменитых волынщиков горной Шотландии. С тех пор сменилось несколько поколений. И вот однажды прапрапраправнук того Маккримонса возвращался домой с соседнего острова. Началась буря, плескали волны, и накатила большая волна на галеру с людьми. Чтобы не было страшно, они попросили прапрапраправнука первого Маккримонса исполнить им на волынке какую-нибудь мелодию, чтобы поддержать их душевные силы и вывести из уныния и страха. Тот просьбу исполнил, но была гроза, галеру качало, и пальцы волынщика на секунду стали неверными, волынка сфальшивила — дело неслыханное! Разозлился тогда музыкант и в сердцах обругал волынку грубым словом. Серебряная дудочка выскользнула из пальцев волынщика в бурлящие волны, и больше он ее не увидел… Спохватился он, вспомнил о наказе феи не обижать серебряную дудочку, данном ею много веков назад, да уж поздно… Волшебство сгинуло, а знаменитый род этих волынщиков сошел на нет, и никто о нем больше не помнил.