Кэтрин Полански - Медный ангел

«Я тоже солдат. Я сражалась со смертью. Я победила».

Теодор проснулся, только когда солнце уже повисло низко над горизонтом, готовясь покинуть небо и окунуть землю во тьму. Он чувствовал себя страшно слабым, но вполне живым; жар немного спал, стало гораздо легче дышать. В комнате, наполненной вечерним светом, Камилла казалась статуей из меди. Виллеру закашлялся, женщина немедленно встала и склонилась над ним.

– Как вы себя чувствуете, шевалье?

– Жить буду, – буркнул Теодор, чем вызвал улыбку на лице госпожи де Ларди.

– Вот и хорошо. Знаете, хоронить вас не входило в мои планы. Кладбище Жируара маленькое, мест мало.

Наверное, он доставил хозяйке замка немало хлопот. Теодор терпеть не мог быть причиной неудобств. Несмотря на слабость, он попытался подняться.

– Я чувствую себя уже гораздо лучше. Еще несколько дней, и я смогу покинуть вас, отблагодарив за гостеприимство.

Госпожа де Ларди посмотрела на него очень странно и сделала попытку уложить обратно. Так как сил у Виллеру сейчас было не больше, чем у котенка, пришлось подчиниться.

– Ах, эти мужчины, – неожиданно жестко сказала Камилла. – Умрут, но гордостью не поступятся. Да, шевалье? Ну-ка, немедленно прекратите свои глупые попытки, иначе рана откроется, и все усилия пойдут прахом.

– Прошу прощения, сударыня, – Теодор не собирался так просто сдавать позиции, – у меня много своих дел. Я уеду как можно скорее.

– Сейчас мы их все отменим, ваши дела. – Камилла решительно кивнула, взяла раненого за руку и начала шепотом считать пульс. Пальцы ее были мертвецки холодными. Какое право она имеет распоряжаться? – Что, так нравится выглядеть несгибаемым героем, шевалье?

– Я всего лишь исполняю свой долг, – просто сказал Теодор. Его долг в данном случае состоял в том, чтобы как можно скорее убраться отсюда. Сложить два и два просто: события в армии, предшествовавшие его отставке, и нападение на дороге. За ним охотятся. За ним придут снова. И могут пострадать окружающие его невинные люди.

Камилла ничего этого не знала, поэтому фыркнула:

– Мужчины и их добродетели. Боже, как же вы мне все надоели, глупые храбрецы! – Ее пальцы легли на лоб Теодора и отдернулись, словно обжегшись. – Всё, что угодно, лишь бы не выглядеть слабым. Доползут куда угодно, держа в зубах собственные кишки. Простите меня за некуртуазность выражений...

– Вы ползали? – спросил Теодор, взглянув на хозяйку замка в упор.

Камилла опешила:

–Что?

– Я спрашиваю, вы когда-нибудь ползли по полю боя, оставляя за собой след из собственной крови? – Виллеру едва не сорвался, с трудом восстановил дыхание и продолжил: – Если нет, то не имеете права судить, зачем мы это делаем: из проклятой гордости, чувства долга или из желания выжить... либо умереть достойно.

– Зачем достоинство трупу, шевалье? – устало сказала Камилла, ничуть не смущенная его тирадой. – Не все ли равно вашей возлюбленной, умерли вы, скрючившись в три погибели, или как Роланд, прижимая меч к сердцу? «Он лег лицом к стране испанских мавров, чтоб Карл сказал своей дружине славной, что граф Роланд погиб, но победил...» – процитировала она. – Все равно мы будем плакать. Не пытайтесь перевести разговор, меня не удастся отвлечь от главного: вы никуда не поедете, хотя бы потому, что вас никто не ждет.

Виллеру дернулся:

– С чего...

– Вы сами это мне сказали. В этой комнате, двое суток назад. Так что вам меня не переспорить.

– Хм. – Теодор снова закашлялся. Боль то уходила, то возвращалась. Хотелось лежать, закрыв глаза и не двигаясь, и поверить в то, что бескорыстие этой женщины – именно бескорыстие. От чужой заботы Виллеру давно отвык. После того, как умерла Марго, он в свое сердце никого не впускал.

– Я вас убедила? – спросила Камилла, внимательно наблюдавшая за его лицом. Ее голос стал мягким, успокаивающим. – Подумайте, шевалье, куда вы поедете? Завтра, говорят, будет метель. Вы очень слабы, кашляете с кровью. Вам пробили легкое на войне? – Теодор кивнул. – Тогда неудивительно. Я не гоню вас, вы не доставляете мне неудобств.

– А ваша семья?..

– У меня нет семьи, я одна и сама себе хозяйка.

Почему-то мысль о том, что Камилла – свободная женщина, доставила Теодору смутное удовольствие. Наверное, виною всему было тщательно спрятанное самолюбие: хотелось, чтобы ее внимание сейчас принадлежало только ему. Эта забота оказалась для него нужнее целебных отваров, хотя признаваться себе в этом Теодор не желал. И, возможно, здесь и сейчас его не найдут те, кому он перешел дорогу.

– Хорошо, – холодно сказал Виллеру. – Но только до тех пор, пока я не смогу ездить верхом.

Камилла скривилась:

– Вы уверены, что вы солдат, а не купец? Отлично торгуетесь. Будь по-вашему. Милостиво оставляю за вами право передумать.

Он повернул левую руку ладонью вверх, и Камилла, помедлив немного, накрыла ее своею. Теодор, сделав над собой усилие, чуть приподнялся, иронично улыбнулся и поцеловал тонкие пальцы госпожи де Ларди. Вряд ли он ей небезразличен, но, как гостеприимная хозяйка, она безупречна. А нужно ли что-нибудь еще? Только покой. Остроты же можно пропускать мимо ушей, этим искусством Теодор овладел давно.

– Вы сумасшедший, – буркнула Камилла, отнимая у него свою руку и поправляя одеяло. – Вы будете спать или нет?

И сидела рядом, пока он не заснул.

Камилла пыталась за привычными действиями скрыть некоторую растерянность. Ее подопечный был... странным, иначе и не скажешь.

Он чем-то притягивал взгляд, хотелось смотреть на него еще и еще, но что в нем особенного, женщина объяснить не могла. Странное, полузабытое ощущение неразгаданной загадки; с подобными мужчинами она сталкивалась достаточно редко. Обычно сразу видно: один – вертопрах, другой – интриган, третий, упаси Господи, – святоша. И ничего тайного.

А тут – одно и то же выражение лица, не меняющееся на протяжении всех разговоров и даже в бреду. Мраморный истукан, да и только. И разговоры холодные, каменные. Чего стоило уговорить его не срываться немедленно с кровати. Не смог, но пытался же.

Честно говоря, Камилла обиделась. Спасенный гость пренебрег ее гостеприимством – почему? Что она сказала такого, что он вот так вздумал уезжать? Ничего особенного. То ли упоминание о похоронах ему не понравилось, то ли что-то еще, поди разберись.

Перевалило за полночь, но сна не было ни в одном глазу. Камилла сидела и бездумно смотрела в стену. Теодор ровно дышал, госпожа де Ларди и не подозревала, что следит за его дыханием, пока оно вдруг не перешло в кашель. Тогда она вскочила, поддержала его голову, а после дала напиться.

– Не проще ли оставить со мной сиделку? – пробормотал Теодор, опускаясь обратно на подушки.

– Проще, но в себе я больше уверена.

– Я беспокоюсь, что это неудобно для вас, госпожа де Ларди.

– Позвольте мне решать, что для меня удобно, а что нет. – Ну вот, опять она разозлилась. Нехорошо. Интересно, есть ли у шевалье де Виллеру другое выражение лица, кроме этого, благородно-вежливого и холодного, как февральский снег? И если есть, надевает ли он его хотя бы по праздникам?

– В таком случае, если вас не затруднит, у меня к вам просьба...

– Это уже что-то новое, – одобрительно кивнула Камилла. – Слушаю.

– Я хотел бы, чтобы вы дали мне мою шпагу.

Оружие лежало тут же, на кресле в углу. Госпожа де Ларди отошла от кровати и спустя несколько мгновений вернулась.

– А вы даже спать ложитесь со шпагой? – иронично осведомилась она, кладя оружие рядом с кроватью.

– Откуда вы узнали? – сухо сказал Теодор.

– Можно догадаться, – рассмеялась Камилла.

– Положите мне ее под левую руку, прошу.

– А вот это уже слишком. Не приведи Бог, кого-нибудь покалечите в бреду. Я прослежу, чтобы разбойники и убийцы заранее сообщили нам о своем визите. Тогда мы начистим вашу шпагу и дадим ее вам, и вы их всех победите.

Зря она старалась: Виллеру и не подумал улыбнуться.

– Вам смешно, сударыня? – холодно спросил он. – Мне – нет.

Камилла разозлилась, а в таком состоянии она говорила то, что думает, не заботясь о формулировках.

– Послушайте, шевалье. Я понимаю, что мне не повезло и вы на редкость упрямы. Мой замок, вероятно, кажется вам местным представительством Двора Чудес, и вы только и ждете, когда кто-нибудь перережет вам горло. Если бы я хотела вас убить, я позволила бы Жерару сцеживать из вас кровь до бесконечности. Но так получилось, что вы оказались на моем попечении. Имейте же хоть толику благодарности и прислушивайтесь к моим советам. Пока я здесь нахожусь, с вами ничего не случится.

– Я не за свою жизнь боюсь, – устало произнес Теодор и закрыл глаза.

Злость перешла в растерянность.

– Очень благородно, – сказала Камилла после длинной паузы. – Тогда постарайтесь выздороветь поскорее, хорошо?

– Да, госпожа, – усмехнулся Виллеру, не открывая глаз.

– И не делайте мне одолжений.

Теодор едва заметно поморщился, но смолчал.

На пятые сутки Камилла поняла, что очень устала. Анри в Жируаре не появлялся, видимо, занятый делами в аббатстве. Типичное мужское поведение: оставил ей свою находку, как в детстве приносил раненых птиц, и пропал – тоже, как в детстве. Злиться на него было можно, но что это давало? Поэтому Камилла отложила злость до встречи с вероломным аббатом и продолжала ухаживать за своим пациентом.

Через некоторое время она пришла к выводу, что война, видимо, слегка повредила разум Виллеру, и не в последнюю очередь этот факт послужил причиной его отставки. Иначе как можно было объяснить его всепоглощающую осторожность и требования принести метательные ножи? Ножей ему Камилла, естественно, не дала, и тогда он, улучив момент, стащил серебряный ножик для фруктов. Убить им было нельзя, разве только в глаз воткнуть, как со вздохом пояснил Теодор, когда она обнаружила «оружие» у него под подушкой. Возмущению госпожи де Ларди не было предела: кому, интересно, он собирается втыкать в глаз этот нож? Однако, поразмыслив, она пришла к выводу, что закаленный в боях солдат, пребывая в полубреду, и не такое удумать может – Анри ей в свое время писал и о более диких случаях. Потому Камилла просто следила, чтобы рядом с кроватью больного не находилось колюще-режущих предметов, а вставать раненый еще не мог, что, с одной стороны, огорчало Камиллу как сиделку, но чрезвычайно радовало как хозяйку, которая абсолютно за всем уследить не могла.

На шестой день Жерар сказал, что жизнь шевалье вне опасности, и Камилла сделала себе роскошный подарок – проспала больше двенадцати часов. Она проснулась поздним утром, вызвала Адель, которая помогла ей уложить волосы и надеть платье из желтого шелка. В этот вьюжный день – зима не спешила сдавать позиции – Камилле хотелось выглядеть как можно более ярко. Она с удовольствием вплела бы в волосы цветы, чего не делала много лет, но разорять ради этого замковую оранжерею показалось ей неразумным.

Напевая – и фальшивя, разумеется, – она спустилась вниз, позавтракала, полистала книгу и решила, что пора заглянуть к подопечному, за которым со вчерашнего вечера ухаживала присланная Жераром сиделка.

Камилла нашла Теодора сидящим в постели и мрачно вкушавшим какой-то бледный бульончик.

– Доброе утро, шевалье! – жизнерадостно приветствовала она его.

– Доброе? – Он фыркнул, но от дальнейших дискуссий воздержался.

Сиделка сделала реверанс и по знаку Камиллы удалилась, а плошка с бульоном из ее рук перекочевала к госпоже де Ларди – сам Теодор был еще слишком слаб, чтобы держать посуду. И зачем оружие требовал?..

– Продолжим ваш завтрак. – Камилла щедро зачерпнула бульончик и поднесла ложку к губам шевалье. – Кушайте.

Виллеру, поморщившись, проглотил и только после этого заметил:

– Вы не обязаны это делать.

– А вы полагаете, я всегда делаю только то, что обязана? – Камилла мстительно влила в своего строптивого пациента еще ложку несоленой жирной жидкости.

– Вы сегодня прекрасно выглядите. – Виллеру весьма прямолинейно сменил тему.

– Хотелось бы сказать то же самое о вас, шевалье, но истина дороже. Выглядите вы пока не очень, но я надеюсь это исправить.

– Благодарю вас.

Все та же изысканная вежливость, и иногда, словно одинокая веточка укропа на блюде, – ирония. Камилла зачерпнула остатки бульона и скормила их Теодору, едва не расплескав.

– Жерар сказал, что, если вы будете вести себя хорошо, вскоре он позволит вам встать.

– И снова благодарю.

Камилла только кротко вздохнула:

– Есть кое-что, что мне нужно обсудить с вами. Вчера приезжал лейтенант муниципальных гвардейцев, господин де Ториньон. Он хотел поговорить о нападении на дороге. Как я поняла, они опознали кого-то из убитых вами головорезов. Наемный убийца, судя по всему. Вы случайно не игрок в шахматы на доске большой политики? Или, может, профессиональный донжуан? – Камилла чуть помедлила и пробормотала, будто в сторону: – Нет, на сердцееда не похож.