— Знаешь. — Он положил голову мне на плечо. — Я очень тебя люблю. И все это время я боялся вспоминать про тот злосчастный первый раз. Словно дурной сон. Теперь мне стало легче, когда все выяснилось.

— Конечно. — Я погладила его волосы. — Я и представить себе не могла, что для тебя это так важно. Подумать только, как мы еще мало знаем друг друга! А казалось, что мы хорошо изучили наши души и мысли.

— Да, — эхом откликнулся он, — мы еще так мало знаем друг друга.

— Ну и ничего страшного. Это даже хорошо. Между любящими людьми должна оставаться тайна. А когда все уже известно и ясно, то становится скучно. Как в прочитанной книге. Так важно, чтобы мы как можно дольше оставались друг для друга непрочитанной книгой.

— Здорово сказано! — оживился он. — Звучит как тост. Так выпьем же за то, чтобы мы как можно дольше оставались непрочитанной книгой. Какая прелесть! — Он развеселился и даже начал подпрыгивать на кровати.

У меня сразу стало легче на душе, мой мальчик снова стал прежним, каким я его любила — веселым, милым, легким в общении и не озабоченным проблемами. Меня, признаться, начал угнетать серьезный и пессимистический тон нашей беседы. Честное слово, я была поражена, узнав, что эта давняя неудача до сих причиняет ему боль. Да, мужчины существа гораздо более ранимые, чем мы, женщины. До этого я как-то недоверчиво относилась к этому утверждению, а теперь поняла, что, в общем-то, оно верно. И впервые я подумала о том, что мой муж, в сущности, совсем еще мальчишка, даже в чем-то ребенок, хотя и старше меня на год. Но я-то женщина, а мы, как известно, взрослеем быстрее и мудреем тоже. Вот так, я, мудрая и взрослая дама, буду оберегать свое маленькое чувствительное чадо. И никому не дам его в обиду. Эта мысль так мне понравилась, что я даже тихо захихикала от удовольствия.

— Ты чего? — тревожно спросило «чадо», уютно расположившееся на моей груди.

— Ничего, — ответила я успокаивающе, — просто я люблю тебя и мне хорошо с тобой.

— Мне тоже, — отозвался он и мягкими губами обхватил мои соски.

Дальше мы забыли обо всем, погрузившись в мир сладострастия и неги. Волшебный сказочный мир…


Моя бабушка, моя старая бабушка, которая умерла, когда мне было всего семь лет, рассказывала мне о том, что после физической смерти люди попадают на луну, и свет, который льется с небес на землю по ночам, это свет их душ. Я очень смутно помню бабушку и все, что с ней связано. Почему же эта красивая, но незатейливая сказка так ясно сохранилась в моей памяти? Может быть, оттого, что в ней есть доля истины или даже сама истина? Ерунда, этого не может быть. Я уже слишком большой мальчик, чтобы верить в сказки и чудеса. Но тогда почему мне всегда не спится в лунные ночи, такие, как сегодня? И почему мне так легко общаться с тобой, мой дорогой друг, так давно покинувший меня? Нас разделяют сотни миллиардов космических лет и расстояний. Там, где ты сейчас находишься, все иное, иные ценности, иные миры. Черт возьми, почему мне так тревожно и вместе с тем мучительно сладко смотреть на торжественное и гордое сияние луны? Отчего так странно сжимается сердце? И хочется оторваться от земли и парить над спящим городом… Стоп! Что за сентиментальный бред? Я не юный мальчишка, едва начинающий жить. Я слишком много повидал в этой жизни, чтобы позволить себе «летать». Даже по ночам. Это глупо, чертовски глупо, и смешно. Если бы кто-то увидел меня сейчас стоящим на балконе и смотрящим на луну, то… Впрочем, что здесь такого? Я просто вышел подышать свежим воздухом. Мне не спится. Такое бывает. И ничего особенного в этом нет. Ровным счетом ничего. Ну а мысли мои никто не сможет прочитать. Никогда. Кроме тебя, мой друг. Перед тобой мне не стыдно, ты сможешь меня понять, даже то, чего я сам не в силах понять. Знаешь, ведь я теперь стал свекром, какое дурацкое слово! Мой сын женился, и сегодня я увидел его невесту, то есть жену. Какая она? Да знаешь, самая обыкновенная, ничего особенного, ровным счетом ничего. Милая, совсем юная девочка, каких сотни, тысячи, миллионы. Похоже, поначалу она меня жутко стеснялась, хотя и изо всех сил старалась это скрыть. Наверное, я показался ей слишком старым, взрослым и солидным. Смешная… Впрочем, это событие не слишком взволновало меня, вернее, совсем не взволновало. Мой сын стал взрослым. Ну и что? Все когда-нибудь взрослеют и женятся. Рожают детей. Не могу представить себя в роли деда. Странно… черт, прости меня, тебе, должно быть, тяжело слышать все это. Ты мечтал иметь детей, еще когда сам был безусым, зеленым пацаном. Ты так серьезно рассуждал о том, что хочешь иметь двух дочек и сына, и придумывал им имена, что я смеялся над тобой. Мне тогда твои мечты казались смешными и нелепыми. Сам я думал тогда о карьере и о девушках, но никак не в качестве потенциальных жен. Это пришло позже. А уж о детях и вовсе не мог подумать. И твои слова казались мне полной ерундой. Ты не сердишься на меня за это? Впрочем, что я спрашиваю. Конечно, не сердишься. Ты уже давно все мне простил. Даже то, что я убил тебя. А я до сих пор не могу простить себя, хотя прошло уже столько лет… Несколько десятков земных лет и сотни, тысячи, миллионы световых лет, отраженных светом луны. Ее холодным, но дивным сиянием, рвущим сердце на мелкие части, на мелкие голубые льдинки…


Я осторожно спустила ноги с кровати, чтобы не разбудить мужа, накинула халат, висящий на спинке стула. И, сунув ноги в тапочки, отворила балконную дверь…

Мне и в самом деле сразу стало легче. Едва я переступила порог, меня встретил пряный запах цветов, которые росли в длинных ящиках на балконе. И небо, какое высокое, прекрасное и недоступное, расцвеченное мириадами звезд! Я запрокинула голову, упиваясь их светом. Мне стало совсем легко, и недавние страхи казались смешными. И вдруг… я увидела его. Человека, который стоял на соседнем балконе. Мне показалось, что он собирается прыгнуть вниз с высоты шестого этажа. А внизу — асфальт. Господи, недаром меня терзал непонятный страх. Вот оно! Несчастный самоубийца, не в силах справиться со своей тоской, предпочитает уйти из жизни, только бы не терпеть эту боль, эту муку. Еще секунда — и он…

— Остановитесь, что вы делаете, не надо! — закричала я, вцепившись в перила балкона, словно этим могла удержать несчастного.

Человек, видимо послушавшись моего крика, разогнулся, выпрямившись во весь рост, и слегка раздраженно спросил:

— Какого черта вы орете? Вы что, с ума сошли?

Теперь я узнала и этот голос, и фигуру. Это был мой свекор. Балкон его спальни находился рядом с нашим балконом. Я молчала, страшно сконфуженная своей ошибкой. И почему я решила, что он собирается прыгнуть вниз?! Не иначе, как у меня с головой что-то случилось.

— Так в чем дело, почему вы кричите глубокой ночью? — поинтересовался свекор. — Вы, кажется, просили меня чего-то там не делать, Я вот только не понял, что именно. Может, вы мне объясните?

— Я подумала, что вы хотите прыгнуть вниз, — пробормотала я, умирая от стыда.

Это надо же, так опростоволоситься второй раз за этот день! Что обо мне подумает мой новый родственник?

— Я что, так похож на самоубийцу? — он вдруг рассмеялся весело и легко.

Я растерялась, не зная, что ответить.

Но он пришел мне на помощь, сказав:

— Наверное, свет луны навеял на вас подобные мысли. Я же просто вышел на балкон подышать воздухом.

— Я тоже. — И вдруг я почувствовала себя намного свободнее.

Я не видела его глаз, лишь силуэт, освещенный луной. И так было легче разговаривать.

— Я не знаю, что на меня нашло. Вы правы, это все луна… Я думала о том, что в полнолуние многие люди кончают жизнь самоубийством, я читала об этом, и мне почудилось, что… Я даже не узнала вас.

— Смею вас заверить, что, если бы мне вдруг пришла в голову такая мысль, я бы не стал прыгать с балкона.

— А что бы вы сделали? — с любопытством поинтересовалась я.

— Я бы отправился в лес, лучше хвойный, и не ночью, а ясным днем, и там, под пение птиц и аромат леса, застрелился бы из своего наградного пистолета.

Я не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

А он спросил:

— Почему вы не спите?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Меня разбудила луна.

— Как, и вас тоже? — Он как-то странно усмехнулся.

— Да, я вдруг почувствовала странный, ничем не обоснованный страх.

— Почему?

— Не знаю. Но чувство было таким сильным и ярким, что мне захотелось оказаться отсюда как можно дальше. Со мной никогда такого не было.

Словно мне угрожает неизвестная опасность. Мне стало тревожно.

Я сама не понимала, почему говорю эти слова малознакомому человеку, которого к тому же побаивалась и к которому не испытывала особой симпатии.

— Вам, наверное, это трудно понять, и может показаться смешным. Вы сильный человек, не знающий страха. А я порой боюсь, сама не знаю чего. Это нелепо, я понимаю, но…

— Я знаю, — мягко перебил он, — нет ничего страшнее неизвестности. Но самый сильный страх заключается не во внешних проявлениях. Он находится… Знаете где? — его голос звучал странно взволнованно и доверительно.

Я боялась дышать, завороженная его интонацией.

— Нет, не знаю.

— В нас самих, Машенька, в нашей душе, в наших мыслях. И от этого страха труднее всего избавиться, он пожирает нас изнутри, и с ним чертовски трудно бороться. Не дай вам Бог когда-нибудь испытать его. Не бойтесь внешних проявлений страха, они проходят. Как и все в этом мире. — Он помолчал и вдруг безо всякого перехода добавил уже другим, обычным, спокойным и чуть насмешливым тоном: — Спокойной ночи. Уже давно пора спать. — И он так бесшумно покинул балкон, что я и опомниться не успела.

Я подумала, а уж не приснилось ли мне все это — его присутствие и наш странный ночной разговор? И снова тоскливо сжалось сердце в предчувствии надвигающейся беды. Но это ощущение тут же исчезло, словно его и не было. Я посмотрела на небо. Свет луны становился все более тусклым, и уже угадывались слабые сполохи приближающейся зари…

Глава 5

— Вчера всю ночь не мог заснуть, ворочался с боку на бок, как медведь в берлоге. Старею, наверное. — Полный грузный мужчина, с заметно выступающим животом и обрюзгшим лицом, похожий на пожилого бульдога, широко зевнул, не стесняясь сидящего напротив собеседника, и, потянувшись, похрустел суставами.

— Вовсе не обязательно, — возразил ему мужчина, сидевший напротив, — я тоже почти не спал этой ночью.

— Ну да, по тебе ни за что не скажешь, выглядишь как огурчик. — «Бульдог» с легкой завистью взглянул на него. — Это у меня морда опухает, как у бобра. А что, тебе тоже не спалось, бессонница?

— Полнолуние, — он неопределенно пожал плечами.

— А, слышал я эти бредни про то, что полная луна дурно влияет на людей, и вроде бы можно даже сойти с ума. Бред все это, бабушкины сказочки. Неужели ты в это веришь? Ты же такой у нас образованный и рассудительный, — он насмешливо усмехнулся и снова зевнул во весь рот.

— Это не сказка, а научные данные о влиянии на психику человека различных атмосферных явлений. Впрочем, я не специалист в этой области.

Он ловко сменил тему.

— Анатолий, я хотел поговорить с тобой о…

— Слушай, я на тебя обиделся, между прочим, выражаю свое «фе», — бесцеремонно прервал его собеседник.

— За что? — Он слегка приподнял правую бровь, впрочем, ничуть не испугавшись недовольства мэра в свой адрес и вполне спокойно пережив то, что его довольно грубо прервали.

Он уже давно привык к грубоватому и не очень-то уважительному обращению этого человека. Таков он был со всеми, начиная от своих родных и близких, — исключая младшую горячо любимую дочь, но это особый случай. С людьми, стоящими ниже его по должности, а также с коллегами и друзьями и даже с вышестоящими чиновниками, он резал правду-матку в глаза и обращался к ним на «ты». Это могло бы вполне сойти за хамство и излишнюю самонадеянность. Но внешняя грубоватость искупалась внутренней добротой и порядочностью этого простоватого и недалекого на первый взгляд человека. Последнее было также в корне неверно, ибо мэр был человеком очень неглупым и наблюдательным, о чем свидетельствовали его маленькие цепкие глазки, зорко смотрящие на мир из-под густых клокастых бровей. К тому же он отлично разбирался в людях и каким-то внутренним чутьем быстро распознавал подонков, мошенников и любителей лизать задницы вышестоящему начальству в надежде пролезть наверх, за «куском сладкого пирога». Кстати, подхалимажа он терпеть не мог и сурово пресекал любые попытки осыпать его персону дифирамбами и комплиментами. Критику же, справедливую и прямую, он приветствовал, но терпеть не мог сплетен и пересудов за своей спиной и был беспощаден к подобным проявлениям. С Александром Владимировичем Южным они были знакомы уже довольно давно, и их связывали, несмотря на разницу в возрасте и характеров, не только тесные деловые, но и дружеские отношения. Южный пользовался доверием и уважением со стороны мэра, так как он имел возможность не раз убедиться в его высоких профессиональных качествах, прислушивался к его советам, которые почти всегда приносили реальную пользу.