На выходе из Летнего сада четыре парня и девушка играли джаз. Почему-то ухватились за меня, сунули в руки маракасы, и я немного потрясла ими, изо всех сил стараясь успеть за импровизацией уличных музыкантов. Не успевала. Вечно я за всеми не успеваю… Виновато улыбнувшись, возвратила девушке маракасы. Она в ответ улыбнулась мне ободряюще, а парень с саксофоном вытянул вверх большой палец, как бы говоря: мол, молодец, старуха.

Я прошла по набережной возле знаменитой на весь свет решетки и свернула к Марсову полю, где час назад собиралась прятаться в сирени, оплакивая погубленный Летний сад. Нет, пожалуй, он не погублен. Он просто стал другим. Надо свыкнуться с этим и полюбить его таким, каким он стал. А это, между прочим, труднее всего – принять его обновленным и любить, а не пытаться перекроить на свой лад.

Выйдя из метро в своем районе, я поняла, что устала и дико проголодалась. Поскольку знала, что дома в холодильнике абсолютно пусто, если не считать пары яиц и одного огурца, не изрезанных в окрошку, решила пообедать в какой-нибудь недорогой кафешке. Вглядевшись в витрины и вывески заведений, мимо которых проходила, рискнула завернуть на перекус в небольшое кафе «Лира». Рядом с кафе находился антикварный магазин с соответствующим названием «Антик». Взгляд выхватил выставленную в витрине вазу с изображением храма. Что-то в его облике мне показалось знакомым. Вместо того чтобы спуститься в кафе, находившееся в полуподвальном помещении, я подошла ближе к витрине магазина. Я никогда не видела брилевский храм в его первозданном виде, но не ошиблась – это был именно он. По низу вазы шла витиеватая надпись – Брилево. Не отдавая себе отчета в собственных действиях, я толкнула дверь магазина. Мелодично зазвенели китайские колокольчики над входом, в нос ударил знакомый запах, похожий на запах полироли, которой наш дед обрабатывал свою мебель. Это было и неудивительно. Торговый зал был заставлен старинной мебелью с такими же деревянными кружевами и завитушками, которые я часто пробовала на язык в собственном доме. На полках, подпирая друг друга, теснились статуэтки, шкатулки, вазы, кофейники, часы и предметы непонятного мне назначения из стекла, из самоцветных камней, из мрамора, гранита, из блестящих, отполированных металлов разного цвета. Стены были увешаны гобеленами, шелковыми платками, картинами в пышных рамах и без них, яркими куклами и масками авторской работы. Наверно, много интересного находилось внутри застекленных ящиков на крутых фигурных ножках, но я сразу прошла к стойке владельца магазина и сказала, что хочу купить вазу с витрины, на которой изображен храм из поселка Брилево. Я действовала на автопилоте, даже не удосужилась подумать, нужна ли мне эта ваза. Наверно, лучше всего было бы сразу убежать, громко хлопнув дверью, но мне стало вдруг неудобно. Ну что за детский сад: прибежала, выпалила и убежала… И я в напряжении уставилась на продавца, мысленно ругая себя последними словами и надеясь, что мне скажут: «Ваза не продается. Она является важным элементом декора витрины!»

Высокий хмурый мужчина с глубокими розовыми залысинами и жесткой щеточкой усов окинул меня оценивающим взглядом, под которым я немного съежилась, и назвал сумму. Можно было бы сказать: «Простите, у меня нет таких денег!» – и удалиться под музыку все тех же китайских колокольцев, но я зачем-то кивнула и стала рыться в кошельке. Несколько купюр все-таки не хватило, но я вспомнила, что небольшая заначка лежала у меня в косметичке. Это была чистой воды авантюра – отдавать за вазу, которая только будет терзать душу ненужными воспоминаниями, последнюю заначку, но меня будто кто-то толкал под локоть. Сначала я пыталась рыться в косметичке, держа на весу сумку, потом все же выложила ее на стол. Деньги оказались на дне косметички, и мне пришлось, торопливо извинившись, кое-что выложить из нее прямо перед носом антиквара. Он тут же схватил в руки связку ключей, чем меня перепугал до столбняка. Замерев и прижав к груди руку с тюбиком губной помады, я во все глаза смотрела на залысины мужчины и ничего не могла понять.

– Странным образом вы носите бриллиант, – наконец проговорил он, опять окатив меня холодом взгляда.

– Бриллиант? – не могла не переспросить я.

– Да, вот этот, – и он показал на граненую бусину, оставшуюся мне на память от Мая.

– Не может быть… – прошептала я.

Антиквар все так же холодно усмехнулся и сказал:

– Уж поверьте, я в этом разбираюсь.

– Бриллиант… Я думала, это страз в каком-то ювелирном сплаве. Я ничего не понимаю в драгоценностях…

– Это не сплав. Это золото. Старое. Откуда это у вас?

Я замялась, потом пролепетала:

– Думаю, что не обязана отвечать на ваш вопрос…

– Разумеется. – Антиквар потер мочку уха, потом погладил свои усы и добавил. – Я вообще вас не спрашивал бы, если бы… – Мужчина еще раз коснулся своих усов, которые, видимо, холил и лелеял, и все-таки продолжил: – …если бы у меня не было того, частью чего является ваш бриллиант. Да-с… вот так замысловато пришлось выразиться…

– Что? – выдавила я из себя.

– Сейчас… Подождите, – сказал антиквар и, не выпуская из рук мои ключи, скрылся в подсобном помещении своего магазина. Я не знала, что и думать. В конце концов решила, что побегу в ближайшее отделение полиции, если что, и напишу заявление на предмет беспардонного отъема ключей от квартиры, но тут усатый мужчина вынырнул из-за двери, скрытой тяжелой золотистой портьерой. В одной руке он держал плоскую коробку, обтянутую коричневой кожей, в другой – мои ключи. Положив все-таки их на прилавок, он открыл коробку и развернул ее ко мне. На бархате, такого же глубокого коричневого цвета, как кожа коробки, изящной подковой лежало золотое колье, сверкающее голубоватыми прозрачными камнями. Внутри «подковы» покоилась крупная брошь.

– Вот, извольте взглянуть, – сказал антиквар, – это бриллиантовое колье, а это… – он показал на то, что я приняла за брошь, – …серьга. К сожалению, одна… И вот тут у нее, видите, колечко, на которое крепился ваш бриллиантик. – Мужчина снял с кольца мою бусину и приложил к украшению. Бусина и сережка, без всякого сомнения, составляли одно целое.

Я, онемев, смотрела на антиквара и ждала, что он скажет дальше. Он не заставил себя долго ждать:

– Я, конечно, мог бы просто купить у вас этот камень, и, заметьте, за очень приличную сумму, но дело в том, что мне хочется собрать хотя бы малую парюру.

– Парюру?

– Да, парюру, то есть ювелирный гарнитур, набор ювелирных украшений, подобранных по качеству и виду камней, по материалу и единству художественного решения.

Поскольку я ошалело молчала, владелец магазина продолжил:

– Может, вы скажете мне, каким образом к вам попал этот бриллиант? Может, мне повезет и я как-то выйду на кольцо и браслет, ну… и на вторую серьгу, конечно… Вот посмотрите… – Не выпуская драгоценную коробку, другой рукой мужчина повернул ко мне плоскую панель компьютера, потом что-то набрал на клавиатуре, и на экране появилось черно-белое изображение явно из старинного каталога: на темном шелке сверкал бриллиантами гарнитур в полном составе: колье, браслет, серьги и кольцо. Антиквар между тем продолжил: – Это и есть малая парюра.

– Малая? – не могла не переспросить я.

– Да… Понимаете, большая, или полная, парюра может включать в себя до пятнадцати предметов: диадему, ожерелье, брошь, серьги, браслеты, кольца, пуговицы, фермуары, аграф, шпильки и тому подобное…

– Аграф – это что?

– Это нарядная заколка для волос.

– А это… на «ф»? Я никогда не слышала такого слова…

– На «ф»? Фермуар? Это пряжка или застежка на ожерелье, браслете… Или даже на альбоме, например… Иногда стоимость фермуара может, между прочим, превосходить стоимость самого изделия… Я не знаю, входили ли в этот гарнитур аграф с фермуаром или еще что-то. Каталог, что вы изволите видеть, уже послереволюционный. Возможно, здесь только то, что осталось от полной парюры князей Лазовитых.

– Лазовитых! – почти прокричала я и повторила уже шепотом: – Именно Лазовитых? Вы ничего не путаете?

– А вы знаете кого-то из потомков князей Лазовитых? – тут же насторожился антиквар.

Я никак не могла сообразить, что лучше ответить, и потому молчала.

– Дело в том, что я искал кого-нибудь из этого княжеского рода, но безуспешно. В Питере есть один человек под фамилией Лазовитый, но он, похоже, не имеет никакого отношения к князьям. Однофамилец просто, – сказал антиквар.

Я наконец сообразила, что ответить, но для начала все-таки поспешила спрятать в сумку связку ключей с бриллиантом.

– Видите ли… я как раз ищу человека по фамилии Лазовитый, – произнесла я, хотя губы меня плохо слушались. – Не могли бы вы дать мне его адрес или телефон?

– Позвольте, а как же бриллиант?

Я долго мялась, а потом опять выпалила единым духом:

– Если этот человек действительно не имеет отношения к княжеской фамилии, я вернусь к вам и продам камень, честное слово.

– Я давно уже не полагаюсь ни на чьи честные слова. – Антиквар усмехнулся, закрыл коробочку и посмотрел на меня холодным взглядом. – Оставьте мне, пожалуйста, свои координаты. У вас есть с собой паспорт?

Конечно, владелец магазина не имел никакого права требовать у меня паспорт или бриллиант, но я почему-то безропотно выложила на стол паспорт. Антиквар быстро списал себе в журнал мой адрес и вернул документ.

– Теперь вы… – проговорила я. – Дайте мне, пожалуйста, адрес питерского Лазовитого. Очень нужно! Понимаете, это вопрос жизни и смерти!

Несмотря на мою горячность, антиквар оставался абсолютно спокойным.

– А ваш телефон? Напишите мне сюда ваши телефоны! – И он развернул журнал ко мне. Я записала свои номера и повторила просьбу.

Владелец магазина ничего не сказал, но пробежался рукой по клавиатуре компьютера, и я услышала, как включился принтер. Через пару минут у меня в руках был лист с записью адреса Мая Эмильевича Лазовитого. Я не знала отчества своего Мая, но с такими редкими именем и фамилией он вряд ли был Ивановичем или Сидоровичем. Май Эмильевич жил на Васильевском острове.

Я пошла к выходу.

– А ваза? – окликнул меня антиквар.

– Ваза тоже… нужна… но потом… – Я послала владельцу магазина напряженную улыбку через плечо, неопределенно махнула рукой и открыла дверь. Колокольчики над ней отзвенели-таки прощальную песнь. Я вышла на улицу. Есть мне уже не хотелось, и в кафе «Лира» я так и не зашла.


– Это я… Галя… Вы снимали у меня комнату на даче в Ключареве… Помните? Потом мы вместе ездили к разрушенному храму Вознесения Господня… Там еще был лик Богоматери… Оранты… и руки… Помните? – Я выговаривала это, почти прижавшись губами к домофону, будто боялась, что иначе мои слова не дойдут до сознания Лазовитого. Весь день до вечера я провела в страшных мучениях, рисуя в мыслях встречу с Маем. Конечно, он мог отсутствовать дома, но я должна была закончить сегодняшний день встречей с ним, иначе мой мозг взорвался бы от перенапряжения.

Из домофона не было слышно ни звука. Я решила, что отозвавшийся на мой звонок мужчина вовсе не Май или не тот Май, которого я так жаждала видеть. Чувство разочарования было настолько жестоко, что я не нашла в себе силы даже сказать в микрофон «извините». Я как раз развернулась, чтобы отправится восвояси, когда замок все же щелкнул, дверь приоткрылась и даже чуть толкнула меня в спину. Ноги тут же стали ватными, и почему-то заболела шея. Первым желанием было бежать со всех ног обратно к метро. Вторым – провалиться на этом месте. Огромным усилием воли я заставила себя пройти в подъезд. Мне казалось, что в горле застряло что-то металлическое, от чего во рту появился кисловатый привкус. Я сделала несколько глотательных движений и с трудом перевела дух. В старом доме не было лифта, что меня обрадовало. Я надеялась, что немного успокоюсь, когда доберусь по лестнице до пятого этажа, но этого, увы, не произошло.

Май ждал меня в дверях. Это был мой Май, тот самый, со светлым ежиком волос и светлыми ангельскими глазами, будто разбавленными белилами. Он настороженно кивнул и пригласил меня в квартиру. Я плохо ориентировалась, поскольку все вокруг мне казалось размытым и нечетким, кроме лица Мая. Он, ни о чем не спрашивая, молча смотрел на меня. Выражение его лица я понять не могла. С трудом разлепив непослушные губы, я сказала:

– Я совсем не за тем, о чем вы подумали…

Май в ответ так и не отозвался, только склонил голову набок, продолжая внимательно вглядываться мне в лицо, и я принялась нервно копаться в сумке, чтобы достать свои ключи. Обычно я кладу связку в кармашек косметички, но в антикварном магазине явно сунула ее в какое-то другое место. Вот будет номер, если я потеряла ключи вместе с бриллиантом!

– Да вы успокойтесь… – сказал Май, а потом, слегка приобняв за плечи, провел в комнату. Там усадил на диван. Я вывалила на сиденье все нехитрое содержимое своей сумки, и ключи тут же нашлись. Понимая, что в таком нервном состоянии я не смогу отцепить камень от связки, я подала ее Маю.