Впервые за долгие месяцы Мэгги заплакала, уткнувшись лицом в ладони. Она безутешно плакала, вздрагивая всем телом. Мэгги оплакивала всю свою жизнь с того момента, когда родилась и поняла, что зла в мире больше, чем добра, когда заметила, что, непонятно почему, отец не любит Фрэнка, а матери он дороже всех на свете. Много чего поняла Мэгги еще в раннем детстве, что сформировало ее упрямый и твердый, как стальная пружина, характер.

Энн, постукивая костылями, приблизилась к Мэгги и положила ей на голову свою руку.

— Ты поплачь, потом станет легче. Я прослежу, чтобы сюда никто не зашел. А насчет Матлока ты прекрасно придумала. Конечно, надо поехать, не откладывая. А оттуда заедешь к нам, в Химмельхох. Людвиг там один, и я скоро собираюсь поехать к нему.

— Зачем? Ведь ты же не совсем здорова, Энн. Разве тебе плохо здесь? — встрепенулась Мэгги, глядя на подругу заплаканными глазами.

— Да что ты? Нет, конечно. Я здесь как у себя дома, — успокоила ее Энн. — Но, понимаешь, Людвиг один, он уже далеко не молод, а без домашнего уюта человеку тяжело. Это ведь не твой Люк, который мотается неизвестно где. Где остановится, там и дом. Но, слава Богу, Людвиг совсем другой.

Это было первое за долгие годы упоминание о Люке, которое вырвалось у Энн. Она испуганно взглянула на Мэгги, но та как будто и не обратила внимания на это. Только уже через продолжительное время задумчиво, как будто даже и не о собственном муже и отце своей дочери, проговорила:

— Люк… Да, где-то мотается. Ты это хорошо сказала. Хотя, вероятно, его уже давно нет в живых. Мне почему-то так кажется.

Из всего, что можно было подумать о Люке О'Ниле, это было самое вероятно предположение. Уже 20 с лишним лет о нем не было ни слуху ни духу. За это время он ни разу не поинтересовался судьбой своей жены и дочери и даже не знал, что у Мэгги растет мальчик, который считался его сыном. Даже зная характер и привычки Люка О'Нила ничего другое и в голову не придет, как только считать его погибшим, если он за все эти годы ни разу не дал о себе знать. Два письма, которые пришли от него, когда дети были еще маленькие, говорят только о том, что он знает, где искать свою семью, а если он ищет столько лет, значит, его нет в живых. Конечно, может быть, он и живой, просто не хочет ничего о них знать. Так это для них все равно что он мертвый.

Когда Энн говорила Мэгги о человеке, с которым она могла найти свое счастье, она вовсе не имела в виду Люка. Это было бы уж слишком для Мэгги, если бы он опять встал у нее на пути.

— А почему Людвиг уехал в Химмельхох? Прости, я как-то не задумывалась об этом раньше. Там же у вас управляющий. Вы говорили, что он прекрасно знает свое дело.

— О, у нас к нему нет никаких претензий. Он прекрасный человек и хорошо справляется с делами. Но ты ведь знаешь Людвига, он должен все посмотреть своими глазами.

Энн не стала напоминать Мэгги, что Людвиг старается для Джастины. Поскольку у них не было своих детей, своей наследницей они сделали Джастину, завещав ей дом и все свои плантации. И конечно, Людвиг Мюллер не мог допустить, чтобы девочке достались расстроенные дела. Впрочем, Мэгги и сама знала, как привязаны эти, в общем-то чужие люди к ее дочери, и ей было приятно.

Вечером после ужина, когда вся семья все еще оставалась за столом, Мэгги объявила, что уезжает на остров Матлок отдохнуть. Фиона подняла на нее свои потускневшие глаза, пожевала губами, но ничего не сказала. Задубевшие от постоянного ветра и знойного солнца лица братьев еще больше напряглись и повернулись к матери. Они могли что угодно делать в поле, на выгонах, но решать такие деликатные вопросы не привыкли. В этом отношении они полностью полагались на мать. А Фиона молчала. Молчала и Мэгги. Наконец молчание нарушил Джимс, он посмотрел на сестру, потом оглянулся на мать и спросил:

— Далеко туда ехать-то, Мэг? Может, проводить тебя?

— Ну что ты, Джимс! Доберусь сама.

Все еще какое-то время посидели за столом и разошлись. Назавтра, как всегда, запланировано много дел, и вставать надо рано. Мэгги с матерью остались одни в гостиной, и только тогда Фиона разжала губы. Она заговорила тихим голосом, и Мэгги даже пришлось немного напрягаться, чтобы расслышать ее.

— Я не хочу навязывать тебе своего отношения к жизни, Мэгги, ты всегда была самостоятельна в своих решениях. Вспомни, каково мне было пережить потерю Пэдди и Стюарта… но я пережила…

— Ты была нужна своим детям в Дрохеде, — прошептала Мэгги, но мать услышала и кивнула головой.

— Да, и это меня спасло. А теперь твоим братьям в Дрохеде нужна ты, Мэгги. Я уже совсем старая. Они так и не выбрали себе жен, а без хозяйки им не обойтись. Не забывай об этом, Мэгги. Это вовсе не значит, что я против того, чтобы ты поехала отдохнуть, но помни, что мы все будем ждать тебя обратно.

Мэгги не выдержала, она подошла к матери, села с ней рядом и, как никогда не бывало даже в раннем детстве, прислонилась головой к ее плечу.

— Почему ты так говоришь, мама?.. Как будто прощаешься со мной навсегда…

— Я прожила большую жизнь, дочь, — строго сказала Фиона, — а вы мои дети, и никто вас не знает лучше, чем я. Поезжай, отдохни и помни, о чем я тебе сказала сегодня.

Неожиданно Мэгги ощутила незнакомое ей чувство нежности и жалости к матери. Да, мать состарилась на глазах и жила без особой радости в жизни. На ее долю пришлось слишком много страданий. Ее судьбе не позавидуешь. А моей? — усмехнулась про себя Мэгги и подумала, что где-то слышала, что дочь, особенно если она единственная дочь в семье, повторяет судьбу своей матери. Конечно, услышь это Мэгги в молодости, она бы только посмеялась над таким утверждением. Всем молодым кажется, что впереди их ждут сплошные радости. Но теперь у нее уже не было никаких иллюзий на этот счет.

— Я постараюсь, мама, — только и сказала Мэгги.

Дорога до Таунсвилла от Дрохеды оказалась долгой и утомительной, хотя Мэгги старалась не замечать неудобств, духоты тесных вагонов и толкучек на станциях. Она рассеянно смотрела в окно вагона и вспоминала свою жизнь. Даже не вспоминала, просто отдельные ее эпизоды блуждали в ее сознании, не вызывая ни боли, ни страдания. Появлялись и исчезали, заменяясь новыми. Все они были связаны с Ральфом, потом с Дэном, с ними обоими вместе. То серьезные, сосредоточенные, а то веселые, смеющиеся лица сына и любимого человека стояли перед глазами Мэгги, и она знала, что они исчезнут только тогда, когда глаза ее закроются насовсем.

Таунсвилл, крупнейший и процветающий город Северного Квинсленда, мало изменился с тех пор, как Мэгги когда-то мимолетно оказалась здесь. Те же белые деревянные дома на сваях, свежий, насыщенный морскими ароматами воздух. Впрочем, сейчас, как и много лет назад, времени для осмотра достопримечательностей, если они и имелись в этом городе, было мало. Мэгги не надо было напрягать память, вспоминая, когда это было. За 9 месяцев до рождения Дэна. Все, что произошло тогда, оставалось самым ярким эпизодом ее жизни и самым счастливым, не считая рождения Дэна.

Изменения в городе все-таки были. Это сразу бросалось в глаза. Стало больше автомобилей, пестро одетые, или, вернее, едва прикрытые одеждой люди, суетливо сновали по вокзальной площади, и Мэгги, не привыкшая к такому многолюдию, растерянно остановилась на выходе из вокзала, не зная, в какую сторону идти.

Мэгги до сих пор сохранила удивительно стройную и грациозную фигуру. Несколько поседевших прядей выделялись на ее темно-коричневых волосах и не только не портили ее облик, но, наоборот, даже подчеркивали моложавость лица, как будто были выкрашены специально. Такая редкая в этих краях одежда, свободно спадавшая по ее фигуре, придавала ей необыкновенно элегантный вид. Глубокая складка, пролегшая между бровями, показывала, что эта прекрасная женщина много страдала в своей жизни и, может быть, страдает до сих пор. Все это вместе взятое привлекало к Мэгги взгляды прохожих и вызывало увеличенное внимание мужчин. Они с любопытством оглядывали стоявшую в нерешительности женщину и некоторые, наиболее смелые, уже направлялись к ней, чтобы предложить свою помощь.

Мэгги осмотрелась, заметила устремленные на нее внимательные взгляды и, подхватив чемодан и сумку, направилась к стоянке такси, которую заметила неподалеку. Хотя до пристани было не так уж и далеко, но тащиться туда по жаре с вещами не хотелось, к тому же Мэгги теперь сама распоряжалась своими средствами и могла не беспокоиться, что Люк узнает, как она бросает деньги на ветер, нанимая такси. А что он сказал бы именно так, в этом у нее не было никаких сомнений. К черту Люка! Что это вдруг он полез ей в голову?

Проделав долгий путь до Таунсвилла, Мэгги как будто вернулась в свое прошлое и то и дело ловила себя на мысли, что она чувствует почти то же самое, что и в те далекие годы. Как будто нет прожитых лет, нет пережитых трагедий, и она только в начале своего этого пути. И снова к ней на остров под именем Люка О'Нила неожиданно приедет Ральф, и она, уже почти что зная об этом или предчувствуя свое счастье, стремится туда, на встречу с ним. Иногда ей в голову закрадывались совершенно дикие мысли, что теперь она знает, что могло бы произойти с ними, и сделает все по-другому. Во всяком случае, не отпустит от себя Дэна ни на шаг.

— Мадам, вам куда ехать? Позвольте ваш чемодан. — Голос водителя такси напомнил ей о том, где она находится на самом деле. Оказывается, она уже подошла к стоянке такси и остановилась у первой машины. Остальные водители с интересом и некоторой завистью смотрели на своего удачливого товарища, который заполучил такую красотку, правда, уже не молоденькую и печальную, но все равно очень интересную женщину с необыкновенно светлыми и какими-то отрешенными глазами.

Молодой водитель, склонившись к Мэгги, уже брал вещи из ее рук. Он быстро и ловко поместил все это в багажник и распахнул перед женщиной дверцу такси.

— Прошу, мадам!

Мэгги уселась на заднее сиденье и облегченно откинулась на мягкую спинку.

— Мне на пристань, но времени еще немного есть, и я бы хотела проехать по городу. Я уже когда-то была здесь, но тогда мне так и не удалось посмотреть город, — сказала женщина.

Водитель кивнул и, когда машина выехала на многолюдные, залитые знойными солнечными потоками улицы, принялся подробно рассказывать о тех зданиях, мимо которых они проезжали. Когда за окном машины показалось величественное, вознесенное ввысь здание католического костела, у Мэгги только на миг сжалось сердце. «Неужели я сошла с ума и на самом деле верю, что Ральф приедет ко мне на Матлок, и все начнется сначала?» — мелькнуло у нее в голове, но эта абсурдная мысль мелькнула и так же моментально исчезла, не оставив даже разочарования от своей несбыточности.

Удалившись от Дрохеды на многие десятки километров, она как будто оставила там ту часть своей жизни, в которой было так много страданий и потерь. Станет ли Матлок началом ее душевного выздоровления и новой жизни или ее концом, Мэгги сейчас об этом не думала. Она ни о чем не думала и даже ничего не видела за окном машины, находясь как будто в невесомости, только машинально кивала, слушая молодой голос водителя, который увлеченно рассказывал ей о своем городе, с интересом поглядывая на нее в зеркало. Он давно понял, что его странная пассажирка не слушает его объяснений, но продолжал говорить, а потом уже, подъезжая к пристани, спросил:

— А куда вы направляетесь, если не секрет?

— Не секрет, — засмеялась Мэгги. — Я еду на остров Матлок.

— На Матлок!? — не удержался от восклицания молодой человек. — Но ведь… — Он вовремя спохватился и замолчал, густо покраснев от своей неловкости, но Мэгги поняла, что он хотел сказать — «на этом острове отдыхают только новобрачные» — и улыбнулась.

— Я донесу ваши вещи до трапа, — предложил шофер, чтобы хоть как-то скрасить свою неловкость. Мэгги поблагодарила его и неторопливо направилась следом за ним к трапу небольшого пароходика, который уже поджидал у причала своих немногочисленных пассажиров.


Через небольшой промежуток времени пароходик воинственно свистнул и зашлепал по зеркальной водной глади. Море было тихое и ласковое. Знойные лучи солнца здесь не обжигали, в воздухе разливалось легкое марево, от которого нестерпимо тянуло в сон. Мэгги не стала противиться своему желанию и так крепко заснула в своей каюте, как не спала уже, наверное, несколько лет. Проснулась она только утром, свежая и обновленная, и засмеялась, когда в дверь постучал стюард, который принес ей чай и печенье.

Стюард любезно улыбнулся, немного удивившись тому, что эта милая леди встретила его веселым смехом, и Мэгги пришлось сказать ему, почему она смеется:

— Просто много-много лет назад, когда я в первый раз плыла на этом же или другом, но очень похожем пароходе, я вела себя точно так же. Как только вошла в каюту, сразу же крепко заснула, а когда проснулась, стюард тоже принес мне чай и тарелочку с пирожным. Наверное, даже в это же самое время. Ничего не меняется.