– Но я буду возражать… Буду! – Голос ее дрожал. К своему ужасу, она обнаружила, что перешла на крик.

Фермор поднял ее и отнес на диван. Присел рядом, не размыкая рук. Теперь он был мягок и нежен, так не отразим, что она ничего не могла с собой поделать.

Некоторое время они молчали. Мелисанда знала, что все ее возражения бесполезны. Она выдала себя и чувствовала, что он торжествует. Ей не оставалось ничего другого, как, оставаясь в его объятиях, позволить ему вытирать своим носовым платком ее слезы.

– Все могло бы сложиться совсем по-другому, – сказала она, – если бы вы вправду любили меня и взяли замуж.

– Я вас не обманываю, – ответил он. – Но что сделано, то сделано. Давайте воспользуемся тем, что нам остается.

– А Каролина?

– Каролине вовсе не обязательно ничего знать.

Мелисанда резко поднялась с дивана.

– Мне нужно идти, – сказала она. – Меня могут хватиться.

– Какое вам до того дело?

– Меня взяли сюда на работу, чтобы я показывала платья.

– С этой минуты вы больше ни на кого не работаете. Вы свободны, любовь моя.

– У меня такое чувство, будто мне никогда не стать свободной.

– Я все устрою. Завтра же найду подходящий дом. Там мы сможем быть вместе… и ничто нас не разлучит.

– Вы не поняли. Я с вами прощаюсь. В его глазах вспыхнул огонек.

– Быстро вы меняетесь. Минуту назад вы вселили в меня надежду…

– Вы сами вселили в себя надежду.

Мелисанда выбежала из комнаты. Пробраться в салон незамеченной было сложно. От глаз Люси и Женевры не ускользнуло ее возвращение. Женевра приблизилась к ней и не отходила до конца вечера. Женевра, дитя лондонских трущоб, взяла под защиту девушку из монастыря.

Фенелле захотелось выпить перед сном чашечку шоколада. Полли, принеся ей это лакомство, села на кровать и вгляделась в лицо хозяйки.

– Вас что-то беспокоит, милая мадам, – заключила она.

– Чепуха! – фыркнула Фенелла.

– Это вы из-за тех, кто на кровати? Никогда им детей не видать. Им и сотня таких кроватей, как наша, не поможет. – Полли хихикнула. – Пятьдесят гиней за ночь! В один прекрасный день кто-нибудь явится и потребует вернуть деньги.

– Кровать редко подводит, Полли, ты это прекрасно знаешь.

– А сегодня может и подвести. Что, если после этого за вас возьмется какой-нибудь из этих реформаторов? Что, если вас обвинят в мошенничестве?

– Замолчи, дурочка. Можно подумать, что я на этого реформатора управы не найду.

– Но бывали же у нас неприятности…

– С которыми мы успешно справлялись. Послушай: трое самых известных законодателей страны – мои близкие друзья. Политики тоже мои друзья. Я поддерживаю дружбу со всеми, кто обладает властью. Не захотят же они, чтобы какой-нибудь скандал опрокинул наш мир наслаждений? Если разразится скандал из-за кровати, то они больше не смогут сюда приходить. Значит, скандала не будет. Нет, не это меня волнует.

– А, так, значит, вас что-то волнует?

– Сказала бы тебе, если б не знала, что ты не способна держать рот на замке.

– Не волнуйтесь, я сама все выясню. Ведь дело в нашей малышке француженке? Мне показалось, что после ужина с ней стало твориться что-то неладное. Глаза у нее на мокром месте, и Женевра от нее ни на шаг не отходит, как овечка от Мэри из детской песенки.

– Сегодня сюда заглянул один человек. Он-то ее и расстроил. Больше он к нам являться не должен. От него добра не жди.

– А что, если поручить его чьим-нибудь заботам? Последний поклонник Кейт что-то к ней охладел. С каждым днем проявляет к нашей девочке все меньше интереса. Бедняжка Китти заслужила утешительный приз.

– Если бы это было возможно. Он большой чаровник, но вряд ли его устроит кто-нибудь, кроме девушки, к которой у него лежит душа.

Полли нахмурилась:

– А у Мелли к нему душа лежит?

– Наша Мелли – послушная девушка, Полли Кендрик, и она знакома с его женой. Иначе… я не уверена. А я должна быть уверена. Полли, нам с тобой поручили работу. Отец прислал ее сюда, чтобы выдать замуж, а я никогда не подвожу людей, которые вверяют своих дочерей моим заботам. Мы и так уже слишком промедлили с этой девушкой. Она мне приглянулась. Хотелось, чтобы она задержалась у нас чуть дольше, но ее надо выдать замуж… и поскорее. Тогда этот голубоглазый кавалер меня больше беспокоить не будет. Я его боюсь – он так обаятелен, Полли, и так настойчив!

Они еще поговорили о Мелисанде и незваном госте; посмеялись над парой на кровати плодородия; обсудили, какие у Женевры шансы выйти за своего лорда; и закончили перечислением нескольких молодых людей, которые были бы рады заполучить Мелисанду в жены, ибо ее неоспоримые прелести в сочетании с обещанным ее отцом приданым делали девушку завидной для них невестой.

С того вечера Мелисанда часто видела Фермора. Он заглядывал в салон три или четыре раза в неделю, а Фенелла, хотя всякий раз после его посещений и говорила Полли о своем намерении положить конец этим визитам, так на это и не решилась. Красивых молодых мужчин она находила очаровательными, а красивых молодых мужчин, которые добиваются молодых женщин, просто неотразимыми.

– Выдадим замуж Люси, – сказала она Полли, – и следующей будет свадьба Мелисанды.

– При том, конечно, условии, – вставила Полли, – что наша маленькая француженка до тех пор не улизнет со своим обожателем. Тогда, милая мадам, даже вам нелегко будет ее пристроить.

– Чушь! – фыркнула Фенелла, но ей сделалось не по себе. – Однако надо немедленно что-то решить с этой девушкой.

Она утешила себя мыслью, что бесполезно пытаться отлучить Фермора от дома, поскольку он все равно найдет способ видеться с Мелисандой.

Она послала за Люси, девушкой послушной, никогда не доставлявшей хлопот. Почему же Фенелла симпатизировала ей меньше, чем всем остальным? На Люси она могла положиться; если бы все девушки были такими, то не о чем было бы беспокоиться. Она благополучно готовилась вступить в брак по расчету, сознавая, что после свадьбы обретет доселе недоступное ей положение. Слишком высоко она не метила, в отличие от сумасбродки Женевры, а шла верной дорожкой к спокойному и надежному существованию.

– Люси, дорогуша, – обратилась Фенелла к девушке, – я хочу с тобой поговорить насчет Мелисанды.

– Да, мадам?

– Я часто думаю, как вы с ней похожи. Она находится в том же положении, что и ты, и мне доставит огромное удовольствие, если ты возьмешь ее под свое крылышко. Я буду рада, если она так же счастливо устроит свою жизнь, как это предстоит сделать тебе. Выдели ее из числа остальных подруг и почаще говори с ней о своей будущей свадьбе. Полли отвезет вас обеих посмотреть твой новый дом. Люси, дорогуша, понимаешь ли, девушки вроде Женевры и Клотильды могут дурно повлиять на такую впечатлительную натуру.

– Я сделаю все, как вы говорите, мадам.

– Насколько нам известно, Эндрю Беддоуз дружит с твоим будущим мужем.

– Они знакомы по службе.

– Чудесно было бы укрепить их отношения. Можно дружить всей компанией: ты со своим милым Фрэнсисом, Мелисанда и Эндрю.

– Что ж, разумеется.

– Я бы хотела, чтоб все развивалось естественно-романтично.

Люси улыбнулась. Она была благодарна Фенелле. Может, кто-то и придирался к неблаговидным сторонам того, что происходило в этом доме, но другого такого заведения не существовало, и другой такой женщины, как Фенелла, тоже не существовало. Она помогала девушкам, которым в жизни не слишком повезло, к каждой из них находя подход. Люси собиралась, благополучно выйдя замуж, порвать все связи с заведением Фенеллы Кардинглей, но, пока этот счастливый день не настал, она с готовностью повиновалась мадам Фенелле.

– Я постараюсь, – пообещала Люси. – Мелисанда так не похожа на других. Она воспитывалась в монастыре и так невинна. Мистер Беддоуз для нее – подходящая пара.

Девушка удалилась, а Фенелла ядовито произнесла:

– Дорогуша Люси!

Ее совесть успокоилась. Больше не было оснований волноваться из-за этого дерзкого красавца. Пусть посещает ее заведение, как это делал его отец. Будущее Мелисанды не замедлит благополучно устроиться.

Полли, игравшая роль дуэньи, сопровождала обеих девушек на прогулку. Она знала, что он их уже поджидает. Предупреждала мадам, что этот человек все время появляется на их пути неизвестно откуда. Та только смеялась в ответ: он такой чаровник!

Люси, обращаясь к Мелисанде, говорила:

– Я очень рада, что ты согласилась поехать со мной. Все остальные… слишком легкомысленные. А в такую минуту хочется иметь надежного друга.

– Я рада, что ты взяла меня с собой, – ответила Мелисанда. – Надеюсь, ты будешь счастлива, Люси.

– А что же может этому помешать? Я получу все, чего хочу. Мистер Грей продвинется по службе. Уж я об этом позабочусь.

Ее лицо, наполовину прикрытое широкими полями шляпы, выглядело серьезным и безмятежным. Такое выражение Женевра называла чопорным. Нет, оно не чопорное, подумала Мелисанда, скорее просто удовлетворенное. Мелисанда вздохнула. Люси так благоразумна, она никогда не навлечет на свою голову неприятностей.

– Поторапливайтесь, мои птички, – вмешалась Полли. – До вашего нового дома, мисс Люси, путь неблизкий, а мадам будет ждать вас к чаю. Боже правый, а это кто?

Фермор Холланд с поклоном приблизился к ним:

– Три дамы… одни на улице! Вы обязательно должны позволить мне вас сопровождать.

Люси, отпрянув от неожиданности, смерила его холодным взглядом:

– Благодарю вас, мистер Холланд, мы не нуждаемся в сопровождающем.

– За юными дамами приглядываю я, – сказала Полли. – И делаю это не хуже любого мужчины.

– Лучше! – воскликнул он, награждая ее обезоруживающей улыбкой. – Я знаю это, вы знаете, юные леди знают. Но знают ли об этом все остальные? Дорогая моя Полли, ваша миниатюрная фигура вводит в заблуждение относительно вашего бесстрашия, так что я все-таки возьму на себя обязанность быть вашим спутником.

Полли поцокала языком и покачала головой. Фермор поцеловал Люси руку, и девушка смягчилась. «В конце концов, – подумала она, – мы же на улице, что же тут дурного?»

Затем он взял руку Мелисанды, поцеловал и, задержав в своей, проговорил:

– У вас будет личная охрана. Можно ли желать большего?

Люси пришлось пойти рядом с Полли.

Когда эта парочка двинулась вперед, Мелисанда обратилась к Фермору:

– Вас же не желают видеть. Вам это известно. Где ваша гордость?

– Гордость моя раздувается до небывалых размеров, когда я думаю о том, сколь желанно мое присутствие. Полли во мне души не чает, вы тоже. А что до чопорной малышки Люси, то я уверен, что мои чары способны растопить даже ее ледяное сердце.

– Я не хочу, чтобы вы так часто появлялись у нас в доме.

– Вас огорчит, если я буду появляться реже.

– Меня это обрадует.

– Но признайтесь, что вы обо мне часто вспоминаете.

– Я часто вспоминаю о Каролине. Она очень несчастна?

– Благодарю вас, она в добром здравии и расположении духа.

– И не догадывается о вашем поведении?

– Ей пока не на что жаловаться. Мелисанда, давайте кончим пререкания. Давайте будем самими собой и вы скажем все, что у нас на душе. Я люблю вас… а вы меня.

– Нет!

– Я предложил вам говорить правду. Обещайте мне, что честно ответите на один мой вопрос. Обещаете или вы боитесь?

– Я не боюсь говорить правду.

– Будь я свободен и предложи вам руку и сердце, вы бы согласились?

Мелисанда помедлила с ответом, он напомнил ей:

– Вы обещали сказать правду.

– Я и пытаюсь сказать правду, но мне неловко…

Он удовлетворенно рассмеялся:

– Это все, что я хотел узнать. А ваша неловкость меня не смущает. Ведь неловкость означает неравнодушие, верно? Вы ведь, как и я, очень дорожите… дорожите тем чувством, которое мы оба испытываем. Мелисанда, давайте раз и навсегда покончим с ссорами. Давайте вообразим, что мы идем смотреть наш собственный дом… что это нашу свадьбу скоро должны сыграть. Вы можете себе это представить?

– Могу, – призналась она.

Здесь, на улице, она могла позабыть об осторожности. Ее удивило, какое наслаждение доставляют ей подобные мечты. Когда она шла с ним рука об руку, так легко было в них поверить.

Фермор держал ее руку в своей, но ее это не беспокоило. Полли шла впереди с Люси. К тому же Полли только воскликнула бы: «Каков смельчак!» – причем воскликнула бы с одобрением. Она, как и ее хозяйка, питала слабость к юным смельчакам.

Подняв глаза, Мелисанда смотрела на Фермора, и он смотрел на нее сверху вниз; их взгляды светились любовью и желанием. Они ничего не говорили. Как чудесно, что в жизни бывают такие мгновения, подумала Мелисанда, когда можно выйти из реального мира и вступить в мир воображаемый. Никакой Каролины не существовало; Фермор был самим собой и в то же время таким, как ей хотелось. Двое влюбленных на пути в свой собственный дом.