Элизабет Гейдж - Мелькнул чулок

Звали его Сэнди Татера. Это был сорокалетний мужчина ничем не примечательной наружности, с висячими усами и тихим голосом. Кристин заплатила вперед половину того, что запросил Сэнди, и четко объяснила, что ей от него нужно. Сэнди заверил ее, что справится с делом наилучшим образом.

Кристин не составило труда вытащить Керта в новое место – у них уже вошло в привычку встречаться в разных мотелях.

Кристин заранее подготовилась к встрече, все необходимые атрибуты свиданий были при ней. Раскручивать сценарий она стала с самого начала, постаралась изобразить беспомощную невинность перед лицом жестокого мучителя, постепенно вовлекая Керта во все более извращенные выходки и действия. Как можно чаще она старалась вызвать Керта на разговоры о семье.

– Пожалуйста, Харм. Ты женатый человек, у тебя растут такие милые дочери! Как ты можешь так обращаться с женщиной? Пожалей меня! Сжалься!

– Только не тебя, детка, – рычал Керт.

Она тянула представление: то издевалась над ним, то доводила до бешенства своей покорностью, позволяла высосать кровь из сосков, кричала, извивалась в муках, когда он вгрызался в кровавую плоть между ее ног.

Вне себя от возбуждения, Керт осыпал ее оскорблениями; захлебываясь, комментировал, как его беспощадный инструмент врывается в ее крохотный анус. Он избивал ее, привязав к кровати, грубо раздвинув ноги, беспощадно втискивал кулаки во влагалище, с животной жаждой слизывал кровь.

Желая убедиться, что все сработало, Кристин дала ему овладеть ею трижды, и, когда все было кончено, он тяжело, но удовлетворенно отдувался. Потом принял душ, дал ей тысячу долларов и ушел.

Кристин в одних трусиках сидела на залитой кровью простыне.

– Все в порядке, Сэнди, – тупо сказала она в стену. В ответ маленький экран едва заметно мигнул.

Четыре дня спустя, когда Керт сидел в своем кабинете в «Интернешнл», посыльный принес небольшую коробку.

В ней оказалась видеокассета. Керт вставил ее в видеомагнитофон, но через несколько секунд остановил фильм и поднял трубку.

– Не соединяйте меня ни с кем. Никаких посетителей.

Он задернул занавеси и просмотрел ленту до конца.

На экране крупным планом высветилось прекрасное лицо Марго Свифт с расширенными от ужаса глазами. У самого ее уха шевелились губы Керта, изрыгающие непристойности.

Девушка протестовала, умоляя сжалиться над ней, пока Керт с напыщенным видом позировал перед ней – напряженный, гордо поднявшийся пенис, налившееся кровью лицо, сжатые в кулаки руки… Потом он бросился на Марго, кусал, царапал, щипал ее, бормоча садистские заклинания, а девушка в ужасе рыдала и дергалась, безусловно пытаясь разорвать шнуры, которыми была привязана к кровати.

Новая сцена – на этот раз лицо Керта крупным планом, холодное и взбешенное. Камера медленно движется вдоль его мускулистого торса к пенису, утопленному в лоне Марго. Голос его ни на секунду не умолкает, пока пальцы тянут ее за волосы, выкручивают груди, лижут нежную кожу. Очередной кадр – Керт вошел в Марго сзади, одновременно терзая ее клитор. Из груди и влагалища Марго сочится кровь. Керт высасывает ее, слизывает с безумными воплями наслаждения, прерывистыми вздохами.

Снова и снова поднимается он над девушкой, резкими толчками входит в нее, чтобы наказать, заставить страдать. Той ночью она не воспользовалась своими тонкими намеками, злыми издевками, произнесенными шепотом, не было слов одобрения и нежной лести – только девический страх и безуспешные попытки сопротивляться издевательствам похотливого чудовища.

Керт зачарованно наблюдал за происходящим. Как странно – видеть собственные фантазии на экране. Они казались поистине гротескными, невероятными, выходящими из обычных рамок. Придется запомнить это на будущее.

Керт не чувствовал ни страха, ни тревоги; скорее, забавлялся при мысли о том, что у бедной крошки Марго Свифт хватило нахальства шантажировать его. «Наивная попытка помочь Рису», – предположил Керт.

Да он раздавит ее, как таракана! Но следующие кадры стерли улыбку с его губ.

Камера отъехала назад, показав перед этим крупным планом мошонку Керта, бьющуюся о ягодицы Марго. План мгновенно сменился – перед Кертом возник экран телевизора, на котором прокручивалась та же пленка. Телевизор стоял на низком столике перед диваном, на котором сидели жена Керта Розмари и обе его дочери.

Потрясенная Розмари пыталась заслонить от девочек экран. Младшая, Мэгги, плакала навзрыд. Тесс, побелев, как мел, не сводила глаз с омерзительной сцены, сжавшись от отвращения.

У Керта перехватило дыхание.

Его жена и дочери находились сейчас в Палм-Спрингс, отдыхая там и ожидая, когда он сможет к ним присоединиться. Значит, видеолента проявлена в последние два дня, возможно, несколько часов назад. В эти минуты Розмари несомненно уже приняла решение уйти от него и взять девочек. Ему звонить она, конечно, не будет.

Керт попросил секретаршу соединиться с отелем курорта Палм-Спрингс. Через минуту из переговорного устройства раздался ее голос:

– Их там нет, сэр. Они выписались. Больше никакой информации.

Керт перевел взгляд с застывшего изображения на экране на коробку, в которой была прислана видеокассета. Только сейчас он увидел на дне ее револьвер тридцать второго калибра. Записки не было.

Керт тщательно обдумывал ситуацию, насторожившись, словно хищник, почуявший гораздо более могущественного врага.

Можно ли найти выход? Нет: Тесс и Мэгги уже видели пленку. Видели его.

Керт поднял револьвер, поднес к виску, но медленно опустил руку, потом поднес оружие к открытому рту. Снова опустил руку. Почему не убить сначала эту девку? Почему не выпустить кровь из нее перед тем, как он уйдет сам, и дьявол все побери!

Но тут Керт обратил внимание на кусок бумаги, в которую был завернут револьвер. На нем были напечатаны названия: «Лос-Анджелес таймс». «Голливуд рипортер». «Лос-Анджелес Джералд-экзэминер». «Дейли Верайети». «Нейшнл инквайерер».

В какой-то ослепительный миг Керт вспомнил о своем влиянии на прессу. Даже если пленка размножена и послана во все эти издания, он может попытаться воспрепятствовать появлению сенсационной новости в газетах. Не существовало ни одного редактора или издателя в стране, который не был бы в долгу перед Кертом или не имел бы причин его бояться.

Но в самом конце списка стояло имя:

Говард Мэнн.

Керт усмехнулся. Эта Свифт обо всем подумала. Не было смысла бороться. Мэнн постарается, чтобы о фильме узнали. Репутация Керта погибла. Карьере и жизни пришел конец. Все битвы, выигранные и проигранные, больше не имели значения.

Он вставил в рот дуло револьвера, зубы стиснули холодный металл.

Керт нажал курок.

Похороны Хармона Керта были пышными и торжественными, хотя разговоры о его самоубийстве становились все более определенными. Проводить великого человека пришли все, кто имел хоть какой-то вес в потревоженной голливудской империи. Надгробную речь произнес Говард Мэнн, злейший враг и соперник усопшего в последние пятнадцать лет и тот человек, который, по всей вероятности, займет место Керта.

Мэнн в своей речи превозносил профессионализм Керта, его тонкое чутье, знание киноиндустрии, вкус.

– Сегодня, когда ужесточается контроль над кинопроизводством со стороны финансистов, не имеющих, к сожалению, ничего общего с индустрией кино, – дрожащим голосом говорил он, – Харм Керт оставался человеком кино до мозга костей. Он встал во главе «Интернешнл Пикчерз», когда дела компании находились в расстроенном состоянии, а сама компания была на грани банкротства, и создал новую сильную гигантскую корпорацию посредством стабильной производственной политики, честности в финансовых делах и порядочного, справедливого отношения к людям, которые работали с ним и на него.

Он остановился; горло перехватило от волнения.

– Влияние вкуса и таланта Харма, – продолжал Мэнн, – сказывалось на сотнях фильмов, которые были сняты на студии за эти годы. Его имя запомнят наряду с такими именами, как Мейер, Кон, Уорнер и Толберг. Не могу не сказать, каким прекрасным семьянином был Харм, как любил он свою жену Розмари и своих возлюбленных дочерей Тесс и Мэгги, а после своей семьи больше всего любил свою вторую семью, гораздо более многочисленную, – «Интернешнл Пикчерз Инкорпорейтид».

Потрясенный Говард Мэнн занял свое место среди многочисленного общества, собравшегося на похороны в церковь.

Отсутствие жены и дочерей Керта объяснялось их тяжелым моральным состоянием, вызванным скоропостижной безвременной кончиной мужа и отца.

Уолли Дугас неторопливо читал в «Таймс» отчет о печальном событии, прихлебывая теплое пиво и размышляя о случившемся. О причинах самоубийства не было сказано ни слова. Наоборот, кинематографическая общественность вела себя так, словно он умер своей смертью. И неудивительно. Киноиндустрия зависела от безупречной репутации первых людей, а Керт стоял на самой вершине. Проживи он еще пять лет – мог бы, скорее всего, сосредоточить в своих руках власть над несколькими компаниями и занять место в истории как самый могущественный руководитель в анналах кино.

Но теперь все кончено.

Уолли отложил газету и уставился в стенку. Интересно, как она добилась этого?

Он был уверен, что это дело рук Кристин. Ей, скрывавшейся под именем Марго Свифт, было не только известно об опасности, угрожающей Энни Хэвиленд и Дэймону Рису из-за начатой Кертом кампании финансового террора против «Плодородного полумесяца». Она, кроме того, встречалась с Кертом последние несколько недель, бывала с ним в мотелях, в чем Уолли лично удостоверился.

Естественно, ключом к загадке могло послужить отсутствие на похоронах жены и детей. Кристин, должно быть, каким-то образом удалось предоставить им свидетельство о сексуальных извращениях Керта.

Уолли знал Кристин. Она бы не стала шантажировать Керта или торговаться с ним; она понимала, что представляет из себя Хармон. Керт был так же безжалостен, как и Кристин, и не пощадил бы ее.

Поэтому она просто убрала его с дороги. Теперь, когда Керта больше не существует, Дэймон Рис сможет достаточно быстро получить необходимое финансирование для фильма.

Уолли прокрутил в памяти несколько последних месяцев. В ту ночь, когда он, наконец, встретился в Майами с Кристин и дал ей подслушать телефонный разговор с Кертом, он знал, что, объявив ее умершей, делает больше, чем просто спасает ее от преследования Керта, а Энни – от публичного скандала, в том случае если пресса раскопает правду о ее сестре-проститутке.

Нет, все гораздо сложнее. Уолли знал, что, сообщив Кристин необходимые сведения, вложил тем самым в руки смертельное оружие, сделав девушку злейшим и самым беспощадным врагом из тех, с кем когда-либо приходилось бороться Керту.

И вот теперь с Кертом было покончено. Уолли вовсе не терзался угрызениями совести из-за собственного предательства или гибели клиента, скорее, ощущал огромное облегчение от исчезновения Керта с лица земли. И, кроме того, испытывал нечто вроде любопытства по отношению к Кристин. Он не удивился, когда девушка бросила все, чтобы быть поближе к Энни Хэвиленд. Еще тогда в Майами в номере мотеля он по выражению лица Кристин понял, что девушка ничего не знает об отце и сестре. Ей оставалось только одно – найти Энни, узнать ее, понять, что произошло много лет назад.

Уолли был уверен: Кристин не причинит Энни зла. Если, конечно, по какой-то причине не решит, что Энни заслуживает наказания.

Уолли восхищенно замер, увидев в Нью-Йорке хорошенькую Марго Свифт рядом с Дэймоном Рисом. Как умна Кристин! Умелый маневр – и она, фигурально выражаясь, стала членом семьи. И теперь, когда Керт угрожал спокойствию и счастью этой семьи, она, должно быть, решила изменить план действий, приблизить день падения Керта и раздавить его. А как это сделать, Кристин знала хорошо.

Как властно распоряжается судьба людскими жизнями! Не будь Уолли, его телефона с подслушивающим устройством, того свидания с Кристин в Майами душной ночью шесть месяцев назад, Хармон Керт был бы жив и поныне, а Кристин продолжала бы заниматься прибыльным бизнесом в городах Восточного побережья, не ведая, что в Голливуде живет ее сестра.

Уолли ощущал не столько гордость тем, какую важную роль сыграл во всей истории, но, скорее, потрясение при мысли о причудах людских судеб и жизней. В этом деле он был преследователем, в другом может оказаться жертвой. Но в любом случае, все хлопоты и тревоги вполне окупались свершившимся возмездием: Керт закончил свой земной путь, зло наказано, справедливость восторжествовала.

Но нужно было еще проделать немалую работу. Простыни и наволочки, захваченные Уолли из отеля, не дали нужной информации. Группа крови Кристин была О. Группа А и В были единственными комбинациями, способными дать группу О или АВ. Значит, Гарри Хэвиленд мог быть отцом Кристин. Но в то же время и Леон Гатрич, и любой из дружков Элис Хэвиленд мог тоже быть отцом девушки. Правда, Уолли узнал, что у Леона кровь была группы В, а у Майка Фонтейна – АВ. Это исключало обоих. Скорее всего, предположение Уолли было верным: Кристин – дочь Гарри. Но предположение еще не доказательство.