— Лихо. Но я бы предпочла не только де-факто, но и де-юре стать хозяйкой. — В происшедшей с Региной метаморфозе Леночка уже не видела ничего странного — ив самом деле: только самоубийца не станет ставить на лидера. А Регина в представлении Леночки была, конечно, женщиной не блестящего ума, но все же далеко не дурой.

— Я постараюсь, но он обезумел. То гоняется за каким-то лекарством. То вызванивает своего старого приятеля в Казахстане. То заказывает железнодорожные билеты — Маша, видите ли, не любит летать самолетом!

— Она едет поездом?

— Еще как! Одна в четырехместном купе. «СВ» туда не ходит. Так наш купил четыре билета.

— В мужчине должен быть размах! — Ползунова Шведовым искренне восхитилась.

— Конечно, — согласилась Регина, — но для дела. А это... Ползунова ничего не ответила.

Молча вошла в кабинет. Остановилась на пороге.

Десятки, может быть, даже сотни раз бывала она в этом кабинете, но осматривала его таким взглядом, как будто видела впервые. Взглядом хозяйки.

За спиной Ползуновой «верным оруженосцем» замерла Регина.

Ползунова наконец прошла, по-хозяйски расположилась за шведовским столом.

— М-да. Уютно. Неси кофе, — распорядилась она по-барски. — Буду привыкать к месту. — Ну, как известно, не место красит человека, а человек место, — не преминула заметить Регина Васильевна.

Ползунова приняла это за комплимент. Регина вышла.

Как известно, воспитанием Леночка Ползунова не блистала. А потому — со спокойной душой приоткрыла верхний ящик шведовского стола.

Увидела какую-то бумагу. Вынула, принялась читать.

«...Уважаемая Елена Александровна. Я не смогу заставить себя произнести это вслух, поэтому вынужден написать. Вы победили. Я принимаю ваши условия и готов подписать приказ о назначении вас Генеральным директором моего дома...»

Почерк был шведовский. Ползунова расплылась в самодовольной и победоносной улыбке.

Аккуратно убрала листок обратно в стол.

С подносом в руках появилась Регина: чашки, молочник, кофейник, вазочка с печеньем, сахарница.

— Вы сказали, что ждете кого-то, я поставила две чашечки, — доложила она с предупредительностью хорошего официанта.

— А себе? — осведомилась директорша в приступе великодушия.

— Спасибо, но...

— Хорошо. Спасибо, — приступ прошел так же стремительно, как и начался. — Я позову, если что.

Регина ушла.

Ползунова налила себе кофе, закурила. Загудел селектор.

— Игорь Андр... Ой, простите, Елена Александровна, привычка, — раздался голос Регины. — Елена Александровна, Вакаров пришел. Ему подождать?

— Нет. Пусть заходит. Он мне нужен.

— Хорошо. Запускаю.

Дверь открылась почти мгновенно, и Вакаров вошел.

— Привет.

— Привет. Кофе хочешь?

— Хочу, — Вакаров с интересом оглядывал кабинет.

— Нравится? — спросила Леночка тоном хозяйки.

— Очень.

— Привыкай.

— В каком смысле?

— В прямом. Флигель слева от входа видел?

— Видел. Ты мне его в прошлый раз показывала.

— Ну вот, — Ползунова налила Вакарову кофе и жестом предложила присесть. — На той неделе начинаем там ремонт. Сделаем пару кабинетов и общую приемную. Я поднажму в префектуре, нам подбросят материалов и ремонтников. Дом-то музейный. И будет у тебя через месяц офис не хуже этого.

— У меня?! — Вакаров послушно присел.

— Саша, сколько можно ходить в непризнанных гениях? Тебе уже тридцать пять лет! Хорошо подавать надежды в двадцать. Допустимо в двадцать пять. Но в тридцать пять надо уже реализовывать себя. Тем более сейчас. Все пути перед тобой открыты. Хочешь писать — пиши. Никто не мешает. В конце концов, Достоевский вообще был послом...

— Грибоедов, — поправил троечницу поэт.

— Ну какая разница! Грибоедов! Достоевский! Во всяком случае, и тот и другой писали на сытый желудок, уверяю тебя. И ты пиши. А издавать тебя будут. Я помогу. Но это теперь больших денег стоит. Их заработать надо.

— Я не умею зарабатывать деньги, — привычно заныл поэт. — Я даже тратить их нормально не умею, не то что зарабатывать.

— Я тебя научу. Ты только слушай меня. Ты же веришь, что я хочу тебе добра?

— Лена, я люблю тебя. Ради тебя я готов на все. Я так давно это про себя знаю, что, кажется, так было всегда, — сказал Вакаров с обреченностью в голосе. — Я, даже пока был женат, все равно знал, что люблю тебя...

— Саша, — перебила Ползунова. — Ты будешь моим заместителем. Директором этого дома.

— Я — директором?! — Вакаров чуть со стула не упал.

— Не волнуйся. Ничего страшного в этом нет.

— Да нет. Ты с ума сошла. Какой из меня директор! Да я в жизни не подписал ничего серьезнее договора с издательством... Директором! Да я не умею быть директором. Я думал, какая-нибудь литературная работа... Вот вчера меня в лицей позвали, лекции читать о поэзии...

— И сколько пообещали?

— Какая разница! — горячился поэт. — Важно заниматься своим делом и не занимать чужое место! Кстати, а кто сейчас этот директор?

— Считай, что его нет. Эту должность придумала я. Специально для тебя. Подумай, — добавила Леночка кокетливо, — мы будем все время вместе. Ты же так этого хотел.

— Лена, — Вакаров чуть не плакал. — Я боюсь подвести тебя, этих людей. Я не знаю...

— Перестань! В конце концов, мужик ты или хныкающая гимназистка? Да Регина сейчас вчетверо больше делает и ничего, еще и краситься успевает. А это потруднее в ее возрасте, чем стихи писать.

— Зачем ты так? — вспыхнул неожиданно поэт.

— Понравилась? — Ползунова прошила Вакарова взглядом, полным женского любопытства и настороженности.

— Милая женщина. Только какая-то неуравновешенная. То рычит, то мурлычет, — ответил поэт.

— Нормально. Как всякая женщина. Тем более, я думаю, она уже знает, что ты пришел в том числе и на ее место.

—Что?! — Вакаров был в ужасе. — Я — на ее место?! Нет. Слышишь, Лена, никогда. Исключено!

— Не волнуйся. Я не буду просить тебя варить кофе. Тем более, — Ползунова усмехнулась, — по-турецки.

— При чем тут кофе? Я бы с удовольствием варил тебе кофе. Это очень приятно — варить тебе кофе. Но оставить эту женщину без ее работы — это убить ее. Выбросить из жизни!

— Саша, — Ползунова даже поморщилась, — давай без риторики.

— Но это действительно так! Этот дом для нее все.

— Успокойся, — Ползунова решила сменить тактику, — никто не собирается отправлять ее на пенсию. Да и рановато. Просто немного подвинем. Незачем такой милой даме возиться с ремонтом, загранпаспортами, транспортом и всем остальным.

— Но я же тоже этого не умею, — возразил Вакаров вяло, испугавшись, что со всем этим нужно будет возиться ему.

— Дурачок. Ты только что показал мне, что ты умеешь. И мне от тебя только это и нужно, — произнесла Ползунова нечто двусмысленное.

— Что, Лена, что я тебе показал? — не понял Вакаров.

— Что ты до наивности, до глупости честный человек. Даже во вред себе честный. Вот и оставайся таким на новой должности. Все проблемы я буду решать сама, но тебе, только тебе, смогу я доверять в этом... лучшем в мире доме моделей...

В приемную дома моделей зашел довольно высокий и симпатичный молодой человек, правда, несколько провинциального вида.

Звали молодого человека Игорь, и нужен ему был его тезка — Игорь Андреевич Шведов. Зачем?

Об этом мы расскажем чуть позже.

Пока же Игорь быстро огляделся по сторонам и смело зашагал в направлении шведовского кабинета.

Остановить молодого человека было некому — Регина умчалась куда-то по делам.

Навстречу юному провинциалу из кабинета вышел Александр Сергеевич.

— Добрый день, — поздоровался с поэтом Игорь.

— Здравствуйте, — кивнул Вакаров, близоруко прищурившись.

— Шведов у себя?

— Нет. Его нет. Болеет.

— Но я же видел, вы вышли из его кабинета! — почти возмутился провинциал. Он уже привык к тому, что люди в столице очень редко говорят правду.

— Там... — Вакаров замялся. — Там сидит совсем другой человек.

— Посмотрим! — Игорь решительно рванул дверь кабинета на себя.

Ползунова, все еще сидевшая за шведовским столом, удивленно вскинула брови.

— Извините, — Игорь растерялся. — Я думал, здесь Шведов...

Леночка посмотрела на молодого человека с интересом...

Сергей, как всегда, открыл дверь в Ленину квартиру своим ключом, но распахнуть ее до конца не смог. Помешала цепочка.

Сергей в нерешительности замер. Наконец нажал на кнопку звонка. Еще раз. Никакой реакции.

На третий звонок из-за двери, словно все это время пряталась за ней, появилась Семендяева.

Выглядела она неважно: неестественная бледность, синяки под глазами. Как любила говаривать мама Сергея, Анна Степановна, «краше в гроб кладут».

— Ты уже встаешь? — спросил с порога Сергей. Семендяева безразлично кивнула, сняв цепочку, впустила Сергея в квартиру.

Сама, пройдя в комнату, поспешила лечь.

— Тебе плохо? — быстро раздевшись, Сергей прошел в комнату вслед за Леной.

Лена не ответила.

— Может быть, вызвать врача?

— Это не лечится, — Лена вздохнула.

— Что «это»?

— Как у тебя дела? — вопросом на вопрос ответила Лена.

— Я тебе кое-что привез. Там, в коридоре, пакет.

— Спасибо. Зависла пауза.

— Что-то произошло? — нарушил наконец тишину Сергей.

— Нет-нет... То есть... — Уткнувшись в подушку, Лена вдруг неожиданно зарыдала.

— Лена... Леночка! Что такое? Леночка!

Сергей опустился на кровать рядом, провел рукой по Лениным волосам.

Оторвавшись от подушки, она прижалась к нему.

— Ну не надо. Ну что ты...

— Я не представляю, как я буду без тебя жить... — рыдала у Сергея на плече Семендяева.

— А почему ты должна быть без меня? Вот я. Я же здесь... Но Лена только пуще зарыдала.

— Все будет хорошо... Будет, будет. Я пришел сегодня... Я приду завтра. И послезавтра. А хочешь, мы пойдем на телевидение?

— А почему на телевидение? — раздалось сквозь рыдания.

— Сейчас все туда ходят. Это теперь вместо театра. На съемки какой-нибудь игры. Или ток-шоу, — пояснил Сергей.

— Какого шоу?

— Ну, на котором вопросы зрителям задают. К нам в контору как раз сегодня клиент один приходил. Всех желающих пропусками одаривал. Ты какой вопрос хочешь, чтобы тебе задали? Про любовь или про политику?

— Никакого.

— А если подумать?

— «Почему я такая несчастная?»

— Минуточку! — Сергей быстро выскочил в коридор и вернулся с бананом, который извлек из одного из принесенных Лене пакетов. Но есть банан Сергей не стал и даже Лене не предложил, а решил «сделать» из него микрофон. — А теперь, дамы и господа, — изображая телевизионного ведущего, заговорил в микрофон-банан Сергей, — я хочу задать вопрос самой красивой девушке в этом зале: «Девушка! Почему вы такая несчастная?» — быстро очистив верхушку банана, Сергей откусил от него маленький кусочек. Протянул Лене.

— Потому что дура! — честно ответила в «микрофон» Семендяева.

— Откуси, — велел Сергей. Семендяева послушно проглотила кусочек.

Выхватив у Лены микрофон, Сергей громко заговорил с интонацией восторженного идиота:

— Итак, друзья, девушка ответила, что дура! Как вы, вероятно, уже догадались, сегодня речь у нас пойдет о человеческой глупости. В качестве экспертов хочу вам представить обаятельную дуру! Улыбайся! — прошипел он Семендяевой, — снимают же! И... меня, старого дурака! Которого вы, впрочем, уже знаете! — Сергей перевел взгляд на Лену.

Она счастливо улыбнулась.

— Ты не хочешь на ток-шоу? — спросил Сергей уже нормальным голосом.

Семендяева отрицательно помотала головой. Сергей помрачнел.

— А что ты хочешь? — не дождавшись ответа, Сергей заговорил сам. — Лена. Сегодня я... Я совершенно не исключаю, что все кончится тем, что я сам сделаю тебе предложение... Только не надо на меня давить! Хорошо?! Все должно быть естественно! Дай мне осознать, что я не могу без тебя. Чтобы я понял, что, просыпаясь, я хочу видеть именно тебя. Что именно с тобой я хочу ругаться по поводу того, кому из нас мыть посуду или идти за хлебом. В конце концов, я должен понять, как нам вообще жить втроем?! — Сергей помолчал. — У меня взрослая дочь! Ты это понимаешь?! Дай мне созреть! — Сергей снова помолчал. — Договорились?!..

— Сережа, — проговорила Лена тихо. — Нам больше не надо видеться.