Мэри Бэлоу - Мелодия души

– Они смотрятся рядом превосходно, не так ли? – спросила она. – И ее недостаток не имеет большого значения, Тео. Этот милый молодой человек любит поговорить, а Эмили отлично умеет слушать глазами.

– Согласись, Мардж, что, наверное, трудно разговаривать с женщиной, которая не может сказать в ответ ни слова. Надеюсь, его не только это в ней привлекает. Наверное, кроме умения молчаливо слушать, у Эмили есть и другие достоинства. Да и как узнать, что она хочет сказать своими огромными глазищами?

– Моя дорогая Анна всегда тревожилась за нее, – сказала леди Стерн, глаза которой сияли удовольствием при виде оживленной, улыбающейся крестницы, танцующей со своим герцогом. – Она взяла на свои плечи всю заботу о семье, хотя главой семьи является Ройс. Когда судьба последней из ее сестер будет устроена, она наконец будет вполне счастлива. Взгляни на них, Тео, – добавила она, снова привлекая его внимание к Эмили и лорду Пауэллу. – Она улыбается такой же ослепительной улыбкой, как Анна. Ах, если бы они были хотя бы наполовину так счастливы, как Анна с Харндоном!

– Пусть все идет своим чередом, – сказал он. – К ужину он наберется храбрости и сделает предложение, а потом объявят о помолвке. И наша дорогая Анна будет счастлива, и ты тоже. А для меня, моя дорогая Мардж, нет ничего важнее твоего счастья.

Эмили сидела рядом с лордом Пауэллом. Ей очень хотелось танцевать, но никому никогда не приходило в голову пригласить ее. У людей было странное понятие о глухоте. Им, наверное, казалось, что если человек не слышит, то он и не видит тоже. Более того, они не замечали, что звук создает вибрацию, которую можно чувствовать. Звук можно ощущать всем телом.

Она чувствовала ритм танца. И, много лет внимательно наблюдая за танцующими, выучила все движения каждого танца.

Лорд Пауэлл рассказывал ей о матери и о своих младших братьях и сестрах, а это, насколько она понимала, было верным признаком того, что вскоре последует предложение. Он придавал большое значение выполнению долга перед семьей. Он успел заметить, что леди Эмили очень любят ее племянники и племянницы и что она любит играть с ними.

Наверное, это следует считать одобрением того, как она справляется со своей глухотой, подумала Эмили и улыбнулась. По правде говоря, улыбка не сходила с ее лица с тех пор, как она покинула гардеробную Анны.

Она улыбалась, хотя было очень трудно следить за губами человека, когда хотелось поглазеть на то, что происходит вокруг. Поэтому она пропустила многие подробности о семье, с которой он старался заочно познакомить ее.

У него были темные густые брови, возможно несколько тяжеловатые для его красивого лица. Нос у него был хорошей формы, может быть, чуть крупноват, глаза темные, выразительные. Волосы, наверное, тоже темные. Она не видела его без тщательно напудренного парика, но подумала, что, должно быть, у него короткая стрижка.

Она заметила, что некоторые молодые леди восхищались им и с завистью поглядывали на нее. Он был довольно высок, хорошо сложен. И элегантно одет в темно-коричневых и золотистых тонах.

– Второй танец я танцую с ее светлостью, – сказал он, слегка наклоняясь к ней, забывая, что она все равно не слышит ни шума вокруг, ни его голоса, – а третий – с леди Сиверидж. А танец перед ужином я не танцую.

Вы посидите со мной это время, леди Эмили? Возможно, после ужина вы позволите мне послать служанку за вашим плащом и мы прогуляемся с вами по террасе?

Эмили раскрыла веер. Ей вдруг показалось, что в зале стало душно. Она не сводила глаз с губ лорда Пауэлла. Губы были довольно полные, хорошей формы. Он говорил медленно, отчетливо произнося слова. Наверное, чтобы дать ей понять, что последняя просьба имеет для него важное значение.

– Сегодня такой приятный весенний вечер, – добавил он, как будто его просьба нуждалась в дополнительном объяснении. – Возможно, вы позволите мне поговорить с вами об одном очень важном деле? Я имею в виду – когда мы выйдем на террасу.

Продолжая улыбаться, она кивнула. Вопреки всякой логике ей вдруг безумно захотелось остаться одной. Где угодно, но только одной.

«Он мне нравится», – решила Эмили. Не потому, что она сама себя так настроила, а потому, что он был приятным и искренним молодым человеком. Было бы, конечно, лучше, если бы он поменьше разговаривал. Хорошо бы уметь спросить его, почему он хочет на ней жениться. Он считает ее красивой? Ему нравится, что она приходится сестрой Виктору и свояченицей Люку? Или его интересует ее загадочный характер?

Опустив глаза, она мельком взглянула на его руки. Руки были крупные, сильные. Она представила себе, как он прикасается к ней, к ее телу. Представила его губы на своих губах. Дальше этого воображение отказывалось работать.

Она снова перевела взгляд на его губы. Он продолжал говорить, наверное думая, что если она умеет читать по губам, то понимает все. Пожалуй, он будет разочарован, узнав, что она понимает далеко не все.

Она часто думала о физической любви. Придает ли это дополнительную полноту жизни? Или это вторжение во внутренний мир другого человека? В силу обстоятельств и по склонности характера она не любила никакого вторжения в свой внутренний мир. Но знала до статочно, чтобы понимать. В их брачную ночь ей придется впустить его внутрь себя. Только так она сможет стать женой. Только так у нее могут появиться дети, которых она очень хотела. Будет ли этот миг чудесным, магическим?

Или унизительным?

Она обычно догадывалась, что Анна и Люк занимались ночью любовью. Они оба пришли бы в ужас, если бы узнали об этом, но она догадывалась. Возможно, отсутствие у нее одного из пяти чувств обостряло все остальные. У Анны появлялась особая мягкость во взгляде, а у Люка верхние веки слегка прикрывали глаза. Эмили понимала, что между ними произошло нечто чудесное, чего она не могла себе представить.

Возможно, скоро она это узнает. А может, ее ждет разочарование. Ведь она не любит этого человека, хотя он ей нравится и она его уважает.

Тут есть о чем поразмыслить. Этот мужчина станет так же знаком ей, как ее собственное отражение в зеркале. Она будет жить в его доме, который станет и ее домом, а его семья станет ее семьей. Она будет вести его хозяйство. Сможет ли она? Она видела, как Анна ведет хозяйство в Боуден-Эбби. Наверное, ей придется записывать, что нужно сделать. Ей придется навещать арендаторов и соседей.

Нельзя допустить, чтобы ее обескуражило то, что она не сможет поговорить ни с кем из них или даже понять все, что говорят ей.

Она станет как Анна. И брак у нее будет таким же, как у Анны. Или она требует слишком многого? Так или иначе у нее появится шанс стать счастливой. И она станет. Усилием воли она заставит себя быть счастливой и добьется этого.

– Танец закончился. – Лорд Пауэлл снова наклонился к ней. – Клянусь, мне очень жаль, но я танцую каждый танец до ужина, леди Эмили. Поверьте, я буду завидовать любому джентльмену, сидящему на этой софе рядом с вами.

Это было почти что объяснением в любви, подумала Эмили. Он говорил то, что, по его мнению, от него ожидают. Она улыбнулась.

Но что-то произошло. Перестала играть музыка. Она почувствовала это еще до того, как поняла по губам лорда Пауэлла. Нет, тут что-то другое. Ее охватило чувство, похожее на панику, и она оглянулась на входную дверь.

Там стоял какой-то мужчина. Кажется, пока никто не обратил на него внимание. На нем был длинный темный плащ, и он снимал треуголку, хотя, должно быть, войдя в дом, миновал многочисленных слуг, прежде чем взбежать по двум пролетам лестницы в бальный зал. Он был высок и худощав. Он не носил парика; темные волосы были тщательно завиты на висках и стянуты на затылке в косицу, перевязанную черной шелковой лентой. Худое лицо было болезненно-бледным, глаза смотрели мрачно.

Она узнала его не глазами, а сердцем. Сердце бешено заколотилось. Запульсировала кровь в висках. У нее перехватило дыхание. Она поднялась и застыла, глядя на него. Лорд Пауэлл, все остальные и все, что было вокруг, перестало существовать. Был только Эшли. Эшли вернулся домой.

* * *

Когда экипаж подъехал к дому, Эшли решил не появляться на глаза веселящимся гостям. Он прикажет проводить себя в комнату – желательно в свою старую, – где и останется до утра. И уж конечно, в его намерения не входило эффектное появление на балу.

Однако Коутс, дворецкий, находился в холле, когда он вошел. Сначала Коутс застыл, с подозрением глядя на незнакомца, одетого явно не для торжественного случая, а потом, когда узнал нового гостя, на лице его выразилось крайнее изумление. Затем оно стало, как обычно, непроницаемым.

Коутс сообщил, что в самом разгаре большой бал по случаю крестин новорожденного сына его светлости.

Эшли закрыл глаза и чуть пошатнулся. Один из лакеев сразу же сделал шаг к нему и протянул руку, чтобы поддержать его, но Эшли снова открыл глаза и жестом остановил лакея. Он чуть не потерял сознание. Может, лучше пойти прямиком в свою комнату и отложить все прочее до утра?

– Они в бальном зале? – спросил он.

– Да, милорд, – ответил Коутс. – Может быть, вы пройдете в гостиную, а я тем временем схожу за его светлостью?

Но Эшли, будто не слыша его, решительно повернулся и направился к ведущей наверх лестнице. Не будет он ждать в гостиной. И не пойдет в свою спальню. Люк здесь, совсем рядом.

– Милорд?! – удивленно и несколько встревоженно воскликнул Коутс.

Бал был действительно грандиозный. Большой зал был полон света, шума, смеха и движения. Эшли остановился в дверном проеме, забыв о том, что на нем плащ, помявшаяся в дороге одежда и высокие сапоги. Треуголку он снял – скорее инстинктивно, чем сознательно. Он медленно обводил взглядом толпу гостей, не замечая, что некоторые уже смотрят на него с любопытством. Он отыскивал взглядом только одного человека.

Наконец он его увидел. Только что закончился танец, и Люк, поклонившись партнерше, целовал ей руку. Люк выглядел все таким же великолепным, молодым и элегантным, каким вернулся из Парижа много лет назад. Люк, такой родной, такой надежный, на которого всегда можно было опереться. Эшли замер на месте.

Люк поднял голову и взглянул в сторону двери. Он поднял брови, словно не поверил своим глазам, потом торопливо пересек бальный зал и широко распахнул объятия. Приблизившись к брату, он крепко, словно стальным обручем, обнял его. Эшли тоже обнял брата и зажмурил глаза.

– Бог мой! – воскликнул Люк. – Неужели это ты, Эш? – У него дрожал голос.

– Да. – Эшли проглотил комок в горле. Ему не хотелось открывать глаза.

Люк, отступив на шаг, положил руки на плечи брата.

– Черт возьми, Эш, это действительно ты! – Он потрепал брата по плечам, как будто желая убедиться, что все происходит на самом деле, и явно забыв об окружающих.

Эшли, стоявший лицом к залу, неожиданно остро ощутил присутствие многочисленных гостей. В зале стало странно тихо. Все смотрели на них. Потом он увидел спешившую к нему Анну, которая выглядела ни на день не старше, чем тогда, когда он уезжал, и была все такой же красивой, милой и теплой, как солнышко.

– Эшли! – воскликнула она, и Люк отступил на шаг, уступая ей место в объятиях брата. – О, Эшли, дорогой, ты вернулся домой!

Потом появилась их мать, как всегда сдержанная и невозмутимая, хотя глаза ее широко раскрылись от удивления. Он овладел собой, низко поклонился ей, как положено по этикету, потом расцеловал в обе щеки.

– Мадам, – сказал он, – вы прекрасно выглядите.

Леди в розовом атласе с серебристым кружевом пересекла зал и бросилась в его объятия, и он снова на мгновение зажмурил глаза, прижимая к себе сестру.

– Эшли! Ах, Эшли, негодяй ты этакий! Больше года не писал никому из нас, и мы все с ума сходили от тревоги. А ты, оказывается, уже был на пути домой! Как ты мог?

Это была Дорис, леди Уэймс, оживленная и энергичная. Пять лет назад она вышла замуж за графа Уэймса.

Но Люк уже овладел и собой, и ситуацией. Он повернулся к гостям и поднял руки, призывая к вниманию, хотя в этом не было необходимости. Внимание всех присутствующих уже было приковано к сцене, разыгравшейся у входа, в зал.

– Приношу извинения за прерванное веселье, – сказал он. – Как видите, из Индии неожиданно возвратился домой лорд Эшли Кендрик. С вашего позволения, моя семья ненадолго покинет зал. Танцы продолжатся, как только кавалеры пригласят дам.

– Эшли, – обратилась к нему Анна, взяв его под руку и выходя вместе с ним из зала, – а где же Элис и Томас? Они остались внизу? Или Коутс уже проводил их в твою комнату?

Эшли окинул взглядом окружающих его родственников. У всех были радостные лица. Они праздновали крестины, бал был в разгаре. А он устал. Устал и телом, и душой.

– Моя жена и сын остались в отеле в Лондоне, – сказал он. – Они слишком утомлены после длительного путешествия. Я приехал один. Мне очень хотелось домой.