Райан Уинфилд - Мелодия Джейн

Брат был немногим младше ее – на год с небольшим, и Джейн вечно приходилось завязывать ему шнурки, когда они вдвоем шли на остановку школьного автобуса. Ей вспомнилось, как брат плелся за ней, наступая на волочащиеся шнурки. «Ты сейчас споткнешься и разобьешь себе нос», – без конца твердила она.

Ее брат никогда не проявлял никакого интереса ни к чему, кроме погони за удовольствиями. Вечный клоун в школе, вечная игра на публику и обиды. Джейн вспомнилось, как он соорудил из кофейных банок и фанеры у подножия их холма какое-то подобие трамплина и созвал соседских ребят посмотреть, как он будет прыгать с него на своем скейтборде. Потом его увезла «скорая», а Джейн отец выдрал за то, что не остановила брата. Потом они стали старше, и брат научился давать отцу сдачи. Тогда к ним в дом несколько раз приезжала полиция. После этого отец перестал распускать руки, но вербальное насилие не прекратилось. Джейн ненавидела себя за это, но испытала острую радость, когда отец умер от обширного инфаркта, без сомнения спровоцированного выпивкой. А теперь брат шел по его стопам. Джейн уже потеряла счет, сколько раз он попадал в полицию за драки, за вождение в нетрезвом виде или за избиение по пьянке же очередной своей подружки. Оставалось только надеяться, что брат опомнится до того, как будет уже слишком поздно.

– Маккинни, комната номер семь.

Джейн вскинула глаза, чтобы посмотреть, кто это сказал. Потом заметила на стене громкоговоритель и поняла, что голос доносился оттуда.

Она поднялась и двинулась по коридору мимо глухих дверей. Перед дверью номер семь она остановилась, сделала глубокий вдох, взялась за железную ручку и, потянув тяжелую дверь на себя, вошла в комнату для свиданий.

По ту сторону мутной исцарапанной перегородки из плексигласа сидел ее брат в оранжевой тюремной робе и ухмылялся. Увидев на пороге Джейн, он, похоже, разочаровался. Она опустилась на металлическую табуретку, взяла массивную черную трубку, висящую на стене, и приложила к уху. Ее брат сделал то же самое.

– Привет, Перчинка, – поздоровался он, назвав ее детским прозвищем.

– Привет, Джон.

– Я теперь зовусь Джонатан, – заявил он. – В суде это звучит более солидно.

Джейн кивнула.

– Ты, кажется, не слишком-то рад меня видеть, – заметила она.

– Дело не в этом. Просто мне неприятно, что ты видишь меня здесь в таком антураже, вот и все. Когда меня вызвали, я решил, что это опять мама.

– Она часто тебя навещает?

– Ты же ее знаешь.

– Да, – сказала Джейн. – «Знаю» – не то слово.

Брат пожал плечами, как будто здесь уже ничего не поделаешь.

– Ну, как там погода у вас на воле?

– У вас что, нет окон? – удивилась она.

– В той живопырке, где меня держат, нету.

– Ясно. Там опять дождь.

– Черт! – выругался он, как будто погода во внешнем мире каким-то образом играла роль в его жизни. – Хотя, как говорится, если тебе не нравится здешняя погода, подожди пять минут, и она изменится.

Джейн приехала вовсе не за тем, чтобы беседовать о погоде, поэтому сидела и молча смотрела на брата, дожидаясь, когда он скажет что-нибудь осмысленное. Повисло неловкое молчание. Джон принялся ковырять ногтем оплавленный след в плексигласе. Волосы у него были длинные и сальные, да и побриться ему тоже не помешало бы. Лицо у него было бледное.

– Что тебе говорят? – спросила наконец Джейн.

– По поводу обвинения? Хотят пришить мне злостное вождение в нетрезвом виде. Представляешь, сестренка? Еще и умышленное создание аварийной ситуации лепят. Мама, наверное, сказала тебе, что я въехал в зад полицейским. Но они стояли на зеленый. Честное слово. И фары у них не горели. На этот раз я намерен сопротивляться до последнего. Какое еще злостное нарушение?

– Что ты вообще делал в Сиэтле? – вздохнула Джейн.

– Принц давал концерт в «Шоубоксе».

– Принц? Он же тебе даже не нравится.

– Мне – нет, зато телке, к которой я клеился, нравится. Засада в том, что мы с ней поругались и эта дрянь свалила с концерта с другим парнем. И это после того, как я купил ей билет. Ты представляешь?

– Вполне. Ты был сильно пьян?

– Они говорят, я выдул два-три. Но это все хрень собачья. Ты же знаешь, эти машины откалиброваны как бог на душу положит. Мы можем затребовать их записи и доказать это. И потом, у меня от природы повышенный уровень алкоголя в крови. Так говорит мой адвокат.

– Значит, ты у нас, как всегда, ни при чем?

– На что ты намекаешь?

– Ни на что.

– Ты вообще на чьей стороне? – насупился брат.

– Я вижу тут только одну сторону, Джон.

– Джонатан.

– Не суть важно. Давай поговорим о чем-нибудь другом?

Какое-то время они сидели, молча глядя друг на друга.

– У тебя все в порядке? – спросил он наконец.

Этот вопрос ошарашил Джейн. Ее братца обыкновенно не волновало ничье благополучие, кроме его собственного.

– Ну, как ты справляешься со всем, что на тебя навалилось?

– Навалилось? – переспросила Джейн.

– Ну, я имею в виду Мелоди и похороны.

Джейн сделал глубокий вдох и зажмурилась в попытке не расплакаться. В прошлый раз они с братом виделись как раз на похоронах Мелоди, и его вопрос каким-то образом вновь воскресил в ее памяти все до мельчайших подробностей.

– Прости. Наверное, тебе трудно об этом говорить.

– Да, трудно. – Она открыла глаза. – Но спасибо, что спросил. Время лечит. В хорошие дни мне удается не вспоминать об этом по нескольку минут. В плохие я не могу думать ни о чем другом. Мне очень ее не хватает. А с другой стороны, я уже давно ее потеряла.

Джон вздохнул в трубку с выражением неподдельной печали на лице, на минуту превратившись в себя настоящего.

– Она была особенная девушка, Джейн. Честно.

Все попытки Джейн удержать себя в руках пошли прахом. Она заплакала.

– Это та же самая история, Джон.

– Какая?

– Ты. Она. Все это.

Он отвел глаза и покачал головой:

– Ты говоришь ерунду.

– Как же я ненавижу эту вашу выпивку и наркотики, Джон. Ненавижу до глубины души. Я хочу, чтобы ты избавился от этой зависимости. Очень хочу. Ну почему ты не можешь признать, что тебе нужна помощь? Позволь им помочь тебе, Джон. Ради всего святого! Ради меня. Ради себя самого. Эта гадость уже свела в могилу отца, искалечила жизнь маме, а теперь еще и Мелоди нет в живых. Пожалуйста, Джон, открой глаза. Ты сможешь, если захочешь. Прошу тебя. Я знаю, что существуют программы реабилитации, на которые можно попасть по решению суда.

Теперь брат сидел, уткнувшись взглядом себе под ноги, и его голова слегка покачивалась. Джейн показалось, что он тоже плачет, но это могла быть игра ее воображения. Она стала ждать его ответа.

В трубке что-то несколько раз щелкнуло, и металлический голос произнес:

– Осталась одна минута.

Джон поднял глаза, в которых было отчаяние.

Джейн выдавила ободряющую улыбку, надеясь, что ей, быть может, удалось хоть как-то до него достучаться.

– Мама сказала, может, ты смогла бы внести за меня залог.

– Хватит, Джон. Я уже сказала тебе в прошлый раз, что больше не стану этого делать. И это была не шутка.

– Я знаю, что ни разу не вернул тебе деньги, сестренка. – Он подался вперед с умоляющим выражением на лице. – Но на этот раз верну обязательно, честное слово. На этот раз все будет по-другому.

– Деньги тут ни при чем, Джон, – покачала головой Джейн. – Тебе нужно лечиться. Я могла бы заплатить за твою реабилитацию, если тебя выпустят.

Джон оторвал трубку от уха и вскинул над головой, как будто собирался запустить ею в стену. Но потом передумал и повесил на место. Бросив на Джейн сквозь плексигласовое стекло взгляд, полный ненависти, он беззвучно произнес:

– Да пошла ты!

Джейн тоже повесила трубку.

Однако когда она уже поднялась, чтобы уйти, брат снова схватил трубку и хлопнул ладонью по перегородке, отчаянно показывая знаками, чтобы она взяла свою.

Джейн не стала садиться, но трубку к уху все-таки приложила.

– Можешь хотя бы положить немного денег на мой счет в здешнем магазине? Пожалуйста. Это быстро. Просто назови мое имя.

Джейн поколебалась, потом кивнула в знак согласия.

Его глаза наполнились слезами, и ей показалось, брат сказал, что любит ее, но связь уже отрубили, и в трубке воцарилась мертвая тишина.

С его стороны стекла открылась железная дверь, и конвоир велел ему выходить. Джон бросил прощальный взгляд на Джейн и вышел. Дверь захлопнулась, и Джейн осталась одна в крохотной комнатке. Какое-то время она стояла, глядя на пустую табуретку за стеклом, на которой только что сидел Джон. Вернее, тот человек, в котором она уже с трудом узнавала своего брата. Впрочем, а знала ли она его когда-нибудь по-настоящему?

* * *

Въехав в гараж, Джейн с радостью отметила, что велосипед на месте. Сейчас общество Калеба было нужно ей как никогда. Она вошла в дом, положила сумочку и, сбросив туфли, отправилась на кухню. Там обнаружился стол, накрытый для ужина при свечах на двоих, ваза с живыми цветами, бокалы для шампанского и охлажденная бутылка сидра. Из гостиной полилась негромкая музыка, и на пороге появился Калеб. На нем была чистая одежда, а волосы он уложил с помощью геля.

– Добро пожаловать домой, – с улыбкой произнес Калеб.

Джейн подошла к нему и обняла. Он в своей излюбленной манере поцеловал ее в макушку. Оторвавшись наконец от Калеба, Джейн вскинула глаза и улыбнулась, пытаясь без слов донести до него, как много он для нее значит. Калеб застенчиво улыбнулся в ответ и отвел глаза. Джейн приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Есть хочешь? – спросил он.

– Умираю с голоду.

Он подошел к столу и отодвинул для нее стул.

– Не боишься, что я привыкну к такому обращению и окончательно избалуюсь? – пошутила Джейн.

– Именно на это я и надеюсь, – кивнул Калеб.

Открыв духовку, он вытащил оттуда противень с лазаньей. Маленькая кухонька немедленно наполнилась запахом расплавленного сыра и томатного соуса. Калеб отрезал ей кусок лазаньи и положил к нему ломтик чесночного хлеба и салат «Цезарь», который тоже приготовил собственноручно. Когда они оба сели за стол и собрались приступить к еде, Калеб наполнил бокалы сидром и произнес тост.

– За любовь, – провозгласил он, – потому что, когда она есть, больше ничего не надо.

Глядя друг другу в глаза, они чокнулись и сделали глоток каждый из своего бокала.

– А теперь признавайся, в честь чего все это? – спросила Джейн, вновь обводя взглядом свечи и цветы.

– В честь тебя, – с улыбкой пожал плечами Калеб.

– Мы празднуем меня?

– Более достойный повод для празднования едва ли можно придумать.

– Это так мило, – сказала она.

– К тому же мы можем официально отпраздновать окончание работ на твоем дворе.

– Ты уже закончил?

– Ну, сегодня я засадил клумбу. Трава всходит очень быстро. Фонтан можно запускать хоть сейчас. Так что больше делать там практически нечего, если, конечно, ты не надумала все-таки вырыть бассейн.

Джейн уткнулась взглядом в свою тарелку:

– И что теперь?

– Теперь – это когда?

– Когда ты закончил.

– Ну, думаю, нужно пригласить твоих друзей и похвастаться твоим новым двором. Ты так не считаешь? Например, дам, с которыми ты встречаешься по субботам. Я думал, мы устроим барбекю.

– Правда?

– Если, конечно, ты меня не стыдишься или что-нибудь еще в этом роде.

– Что ты такое говоришь? Мне никогда и в голову не пришло бы тебя стыдиться. Уж что-что, а это ты понимать должен. Просто… барбекю?

– А почему нет? Я умею жарить стейки на гриле.

– Правда?

– И кукурузу тоже.

Не поддаться его обаянию было решительно невозможно.

– Я в курсе, что ты умеешь готовить потрясающую лазанью, но кто бы мог предположить, что ты такая разносторонне одаренная личность?

Джейн показалось, что он покраснел, но в зыбком свете свечей наверняка сказать было сложно. Калеб склонился вперед и прошептал ей на ухо:

– У меня имеются еще кое-какие таланты, которые я, пожалуй, продемонстрирую тебе попозже.

Джейн легонько коснулась губами его губ.

– Неужели? – осведомилась она игриво.

Он притянул ее к себе и поцеловал:

– Я приберег кое-что на потом.

В следующее воскресенье в полдень все собрались во дворе у Джейн. День выдался идеальный: ясный и безветренный. Цветы, которые высадил Калеб, пестрели на иссиня-зеленом фоне травы, а малиновки перепархивали с дерева на дерево, перекликаясь друг с другом и время от времени приземляясь на безупречную лужайку, чтобы схватить червяка. Чуть поодаль весело журчал ручеек, перекатывая гладкие голыши.

Джейн стояла на бетонном пятачке патио и наслаждалась тем, что происходило вокруг. Калеб, окруженный остальными мужчинами, переворачивал куски мяса на решетке. Ее подружки разбились на небольшие стайки и весело болтали. Другие вместе с детьми столпились вокруг загона, по очереди подманивая старину Билла зерном, чтобы его погладить. Грейс устроилась в шезлонге в тени зонта и потягивала чай со льдом. Ее муж Боб сидел рядом, облаченный в свой пилотский мундир.