Эми Хармон - Меняя лица

Эмброуз прыснул, и Бейли просиял.

— Так говорится в легенде! Геракл был крутым, чувак! Полубог, получеловек, настоящий герой. Его любимым оружием было копье, и он всегда носил шкуру льва, того самого, которого убил, совершая первый подвиг. — Бейли прищурился, взглянув на Эмброуза. — Ты немного похож на него — теперь, когда отпустил волосы. Продолжай отращивать! Может, станешь таким же сильным и грозным, как Геракл. Противники штаны намочат, когда увидят тебя выходящим на мат.

Эмброуз потрогал свои волосы, на которые перестал обращать внимание с прошлой весны. Когда его мать ушла и они с отцом остались вдвоем, он научился жить без всего того, что раньше принимал как должное. Волосы беспокоили его меньше всего.

— Ты ведь много знаешь, а, Шин?

— Ну да. Так уж вышло. Когда ты не можешь ничего, кроме как читать и учиться, кое-что узнаёшь. К тому же мне нравится читать о ребятах, которые знают толк в борьбе. Вот, видишь? — Бейли показал ему одну из страниц. — Геракл и его первый подвиг. Кажется, будто он отрабатывает на этом льве захват.

Эмброуз кивнул, но его внимание привлекла другая картинка с бюстом Геракла. Герой выглядел сосредоточенным, даже грустным, ладонь прижата к груди, как будто у него болит сердце.

— А эта картинка о чем?

Бейли нахмурился в раздумье.

— Называется «Лицо героя». — Он прочел сноску и поднял взгляд на друга. — Наверное, быть героем — это не только веселье.

Эмброуз прочел вслух из-за плеча Бейли:

— «Геракл — самый известный и любимый всеми античный герой. Но читатели чаще всего забывают о том, что свои двенадцать подвигов он совершил, чтобы искупить грехи. Богиня Гера затмила его рассудок, и, обезумевший, Геракл убил жену и двоих детей. Вне себя от горя и чувства вины, он искал способ облегчить страдания».

Бейли застонал:

— Что за глупости? Если бы я лепил скульптуру под названием «Лицо героя», я бы ни за что не сделал его грустным. Я бы сделал его вот таким.

Бейли оскалился и посмотрел на Эмброуза безумным взглядом. Но со светло-каштановыми локонами, голубыми глазами и румянцем на щеках злобное лицо получилось у него не очень. Эмброуз фыркнул и, кивнув Бейли, присоединился к остальным борцам, уже разминающимся на матах. Однако он все не мог забыть бронзовое лицо скорбящего Геракла.

— Что ж, уже слишком поздно, чтобы пытаться сделать из помадки львиную шкуру. Думаю, сойдет и так. — Эллиот улыбнулся. — Мне нужно закончить еще один торт, и пойдем. Не хочу, чтобы ты сгорел на работе.

— Это тебе пора домой, — мягко напомнил Эмброуз.

Отец составил свое расписание таким образом, чтобы к вечеру быть дома. Около двух часов ночи он вставал и ехал в пекарню, работая там до утра. В семь утра его сменяла миссис Любке. Обратно в пекарню он возвращался около трех и работал до семи-восьми вечера. Частенько Эмброуз присоединялся к нему после тренировки, и тогда работа шла немного быстрее.

— Да, но мне не нужно хорошо учиться и ходить на борьбу до и после уроков. Тебе не хватает времени даже на твою симпатичную девчонку.

— Ее больше нет, — пробормотал Эмброуз.

— Вот как? — Эллиот Янг вгляделся в лицо сына, ожидая увидеть печаль, но ничего не обнаружил. — Что случилось?

Эмброуз пожал плечами:

— Скажем, она была не той, кем я ее считал.

— Мне жаль, Броузи, — вздохнул Эллиот.

— Красота или ум? — спросил Эмброуз отца после долгой паузы, ни на секунду не отвлекаясь от рулетов.

— Ум, — тут же ответил Эллиот.

— Ну да, конечно. Поэтому ты выбрал маму? «Потому что она была такой страшной…»[10]

Эллиот Янг не ожидал такого поворота, и Эмброуз тут же извинился:

— Прости, пап. Я не имел в виду ничего такого.

Эллиот кивнул и попытался улыбнуться, но Эмброуз понял, что задел его. Да, сегодня он просто в ударе. Сначала Ферн, теперь отец. Если так пойдет, скоро придется искупать грехи, что твой Геракл. Он снова вспомнил о скорбном герое, впервые за несколько лет. Но теперь слова Бейли звучали в его сознании так отчетливо, будто были произнесены вчера: «Наверное, быть героем — это не только веселье».

— Пап?

— Да, Броузи.

— Ты справишься здесь, когда я уеду?

— Ты имеешь в виду на учебу? Да, конечно. Миссис Любке будет помогать мне и мама Пола Кимбэлла, Джейми. Она заходила сегодня заполнить анкету сотрудника на неполный рабочий день. Думаю, я возьму ее. С деньгами всегда напряженно, но с твоей стипендией, чуть затянув пояса, мы справимся.

Эмброуз промолчал. Он не был уверен, что, говоря про отъезд, имел в виду университет. Но твердо знал, что уедет.

Плакаты возле мэрии, прямо на пересечении улиц Мейн-стрит и Центральной, гласили: «Вперед, к победе! Возьми штат, Эмброуз!». Не было фраз вроде «Удачи, борцы!» или «Вперед, Лейкерс!». Просто «Возьми штат, Эмброуз!». Джесси увидел в этом плохой знак, хотя остальные ребята в автобусе не придали плакатам значения. Эмброуз был одним из них, капитаном команды. Они знали, что он приведет их к победе на чемпионате штата. И это все, что для них было важно.

Эмброуз встревожился ничуть не меньше, чем Джесси. Он попробовал, как обычно, проигнорировать свое смятение. Они ехали в Херши, штат Пенсильвания, на чемпионат штата, и Эмброуз не мог дождаться его завершения. Может, тогда ему удастся вздохнуть свободно и насладиться покоем. Если бы борьба не выходила за пределы тренировочного зала, он любил бы этот спорт. Ему нравились его история, техника, ощущение, что исход боя только в твоих руках, чувство, охватывающее тебя после честной победы. Нравилась его безыскусность. Но он терпеть не мог кричащих фанатов, их бурный восторг и то, что люди говорят о нем, об Эмброузе Янге, как о какой-то машине для побед.

Эллиот провез его с боями по всей стране. С тех пор как Эмброузу исполнилось восемь, отец вкладывал все деньги в спортивное будущее сына. Не потому что хотел видеть Эмброуза чемпионом, а потому что хотел развить его талант. Эмброузу тоже нравилось так проводить время с отцом, быть борцом, пусть одним из тысячи, и сражаться за медаль. Но в последние годы, когда о нем заговорила вся страна, а жители Ханна-Лейк поняли, что взрастили звезду, он разлюбил спорт. Эмброуз все думал о вербовщике из армии, который приходил к ним в школу в прошлом месяце… Его слова крутились в голове Эмброуза. Как и все в стране, Эмброуз хотел, чтобы террористы заплатили за свои деяния 11 сентября, за смерть трех тысяч человек. Он жаждал правосудия для детей, лишившихся родителей. Он помнил, что пережил сам. Рейс 93 разбился совсем недалеко от Ханна-Лейк, тем самым будто приблизив события того дня к ним.

Штаты вели войну в Афганистане, и поговаривали, что следующей точкой станет Ирак. Кому-то предстояло туда поехать. Кому-то предстояло воевать. Если не Эмброузу, то кому? Вдруг никто не вызовется? Тогда ждать новых терактов? Обычно он старался отгонять от себя эти идеи, но сейчас он был зол и встревожен, в животе урчало, а голова взрывалась от мыслей.

Поесть он мог только после взвешивания. Ему было сложно сбросить вес до 90 килограммов — пришлось сесть на диету. Обычно между сезонами он весил около 96 килограммов, но это давало ему преимущество над соперниками. Даже если к сезону он избавлялся от лишних килограммов, мышцы оставались при нем. Его рост, редкий среди борцов, размах рук и длина ног вынуждали противников надеяться только на свою силу. Вот уже четыре сезона никто не мог его победить.

Мать хотела, чтобы он стал футболистом, как раз из-за рекордных для его возраста параметров. Но футбол отошел для него на второй план с того самого момента, как он впервые посмотрел по телевизору Олимпийские игры в августе 1992-го. Эмброузу тогда было семь лет. Джон Смит[11] завоевал в Барселоне свое второе золото, поборов в финале спортсмена из Ирана. Эллиот Янг танцевал по гостиной, маленький человек, нашедший для себя отдушину именно на мате. Он любил борьбу и привил эту любовь сыну. В тот вечер они как раз решили потренироваться дома. Эллиот показал Эмброузу основные приемы и пообещал, что на следующей неделе запишет его в борцовскую секцию мистера Шина.

Автобус задрожал и дернулся, заехав в колдобину, потом вырулил на трассу, оставив Ханна-Лейк позади. Когда Эмброуз вернется домой, все будет кончено. Но затем начнется настоящее безумие: ему придется выбирать, за какой университет бороться, какой профессии учиться, и он не был уверен, что сможет выдержать это испытание. Сейчас он ничего не чувствовал, кроме усталости. Может, если он проиграет в турнире, все оставят его в покое?

Он встряхнул головой. Бинс краем глаза уловил это движение и недоуменно нахмурился, решив, что Эмброузу хочется что-то ему сказать. Эмброуз уставился в окно. Он не проиграет. Этому не бывать. Он не допустит. Стоило ему задуматься о том, чтобы все бросить, раздавался свисток, и он начинал бороться. Эмброуз покажет все, на что способен. Борьба как спорт стоит того. К тому же этого заслуживает его отец, его тренер, его команда, город. Но как же хочется отдохнуть… Хоть немного.

* * *

«Добро пожаловать в Херши, штат Пенсильвания, самый сладкий город[12] на Земле, и в Центр „Джайнт“, где мы наблюдаем за первым днем школьного чемпионата по борьбе», — прогремел голос комментатора над ареной, заполненной участниками, их родителями, друзьями и фанатами. Зрители были одеты в цвета своих школ, размахивали флажками и надеялись на победу. Бейли и Ферн сидели на лучших местах — прямо на матах, разложенных от одного края арены до другого.

По словам Бейли, инвалидная коляска порой давала преимущества. К тому же он сын тренера и его первый помощник, отвечавший за статистику и очень ответственный. Ферн помогала Бейли, если в том появлялась необходимость. Тренер Шин обычно знал, когда Бейли нужно сделать перерыв. Они заранее планировали эти паузы между раундами. Иногда роль помощника Бейли играла Энджи или одна из его старших сестер, но большую часть времени этим занималась Ферн. В перерывах, когда мистер Шин сопровождал сына в туалет, Бейли делился с ним своими наблюдениями за общим положением дел в команде, распределением очков и индивидуальными рейтингами.

Благодаря общей поддержке Бейли не пропустил ни одного соревнования. Мистер Шин же заслужил уважение среди борцов за то, как умело совмещал заботу о команде и сыне. Он шутил, что ему это выгодно: Бейли — прекрасный аналитик. К тому же обожает наблюдать за боями Эмброуза и не пропустил пока ни одного. Сейчас, когда друг вышел на первый бой, Бейли закричал. Эмброуз без труда победит соперника — нет никаких сомнений. Он во всем его превосходит. Однако первые бои всегда были непредсказуемы.

В первом раунде Эмброузу предстояло бороться с парнем из Альтуны, чей результат намного превосходил его последнюю рекордную победу. Он занял третье место в регионе, пробившись на чемпионат штата за счет победы в дополнительном времени. Этот борец не завтракал и, как и всякий, жаждал сбросить чемпиона с пьедестала.

Когда объявили начало, почти все взгляды обратились к дальнему левому углу арены. На ней одновременно шло почти с десяток боев. Эмброуз вел себя как обычно: был агрессивен, нападал первым, много двигался, постоянно вступая в борьбу с противником, но что-то с ним было не так. Он замахивался слишком рано, не доводил атаки до конца в моменты, когда мог бы получить очки. Здоровяк из Альтуны поднабрался уверенности, когда к концу второй минуты счет по-прежнему был нулевым. Продержаться две минуты на мате с Эмброузом Янгом и не отставать по очкам — это повод для гордости.

После свистка начался второй раунд, но ничего не изменилось, скорее даже ухудшилось. Эмброуз пытался перетянуть преимущество на свою сторону, но без особого напора. Когда его противник выбрал нижнее положение и смог выбраться из-под Эмброуза, он заработал очко, оставив Янга позади. Бейли ревел и стенал, наблюдая за этим боем, и к концу второго раунда, когда счет по-прежнему оставался 0–1, попытался привлечь внимание Эмброуза, выкрикивая: «Геракл! Геракл! Геракл!»

— Помоги мне, Ферн! — попросил он.

Ферн не любила кричать, но понимала: Эмброуз ведет себя странно. Она не хотела, чтобы он проиграл, и поэтому присоединилась к Бейли. Несколько ребят, сидевших неподалеку от их угла, подключились к их группе поддержки без всяких просьб.

— Геракл! Геракл! Геракл! — ревела трибуна, осознавая, что полубог из Ханна-Лейк как никогда близок к поражению.

За двадцать секунд до финала рефери остановил бой, потому что девяностокилограммовому Льву из Альтуны нужно было перетянуть бинты на пальцах. Так как это была вторая пауза, Эмброуз имел право выбора, с какого положения — нижнего, верхнего или нейтрального — продолжить бой.