– Иди в дом, Дэнди, – приказал Роберт. – Миссис Гривз подыщет тебе что-нибудь из вещей Джека или Уильяма. Поторапливайся.

Он взглянул на Джека и меня – мы стояли в бриджах для верховой езды и рабочих куртках.

– Эти двое правильно одеты?

– Да, – ответил Дэвид.

– Тогда я вас оставлю, – неохотно произнес Роберт Гауер. – Вы помните наше соглашение: они должны научиться прыгать на трапецию и перелетать к Джеку и обратно на площадку за два месяца.

– Помню, – ровным голосом ответил Дэвид. – А вы помните мои условия.

– Ежедневная плата наличными, – подтвердил Роберт. – Если будете работать до одиннадцати, потом можете позавтракать в кухне. После этого – дневные занятия и обед в кухне в четыре.

– Потом им надо будет отдохнуть, – твердо произнес Дэвид.

Роберт кивнул.

– Тогда девушки смогут заняться костюмами, – сказал он. – Но завтра я обещал взять Мэрри на конскую ярмарку.

Дэвид кивнул, дождался, пока Роберт выйдет, и закрыл за ним дверь амбара. Потом посмотрел на Джека и меня.

– Давайте приниматься за работу, – сказал он.

7

Боясь веревок и качелей под высоким сводчатым потолком амбара, я ожидала худшего; я была уверена, что Дэвид в первое же утро заставит нас лезть на самый верх. Но он этого не сделал. Еще до того, как Дэнди вернулась из дома, обиженная и прекрасная в мешковатых домотканых бриджах Уильяма и полотняной рубашке Джека, Дэвид велел Джеку и мне пробежаться – сперва рысцой, а затем – бегом пять кругов по амбару.

Потом он велел нам бегать задом наперед и танцевать на одном месте, пока мы не раскраснелись и не запыхались. Тщательно уложенная короной коса Дэнди расплелась, и она небрежно свернула ее в узел на шее. Но мы, все трое, были выносливы, как рабочие пони. Мы с Джеком каждый вечер репетировали трюк без седла и сделались быстры и подвижны, как борзые. А Дэнди, хотя и норовила улизнуть и подремать на солнышке, как только выдавался случай, выросла в кочевьях и могла пройти двадцать-тридцать миль за день без труда – и еще плавать наперегонки после этого.

– Годитесь.

Дэвид и сам задыхался, когда мы рухнули на опилки отдохнуть.

– Я боялся, что вы будете пухлыми и ленивыми, но у вас хорошие мускулы и дыхалка отличная.

– Когда мы полезем наверх? – спросила Дэнди.

– Когда угодно, как захочешь, – беспечно ответил Дэвид. – Я проверю оснащение, пока вы будете завтракать, а потом можешь лазать вверх-вниз, когда пожелаешь. Я покажу, как падать на сетку, и как только вы этому научитесь, вам ничего не грозит.

– Я не знаю, смогу ли, – сказала я.

Я старалась говорить спокойно, но от пульсирующего страха в животе у меня перехватывало дыхание.

Дэвид улыбнулся мне. Его огромные усы по-прежнему завивались на потных щеках.

– Знаю, ты боишься, – начал он ободряюще. – Понимаю. Я тоже боялся. Будешь работать в том темпе, какой сама выберешь. Ты сложена как раз для этого дела, и мышцы у тебя, по-моему, подходящие. Но заниматься этим можно, только вложив в дело душу. Я лично никого на лестницу силой гонять не собираюсь.

– Как вы этим занялись? – спросил Джек.

Дэвид улыбнулся.

– Это долгая история, – лениво произнес он. – Вербовщики насильно затащили меня из Ньюпорта, там мой дом, на военный корабль – большой и страшный для деревенского парнишки. Я сбежал с корабля, как только смог, в Португалии, в Лиссабоне, и какое-то время жизнь у меня была непростая. Потом прибился к бродячим акробатам. Тело у меня не для этого занятия, поэтому меня ставили в самый низ, и я их всех держал. А потом увидел номер на римских кольцах, и он меня захватил.

Он подкрутил усы.

– Он меня создал, – просто сказал он. – Я пошел в ученики к человеку, который его работал, и тот меня всему научил. Потом мы сменили кольца на трапецию, потому что так можно было раскачиваться, а не просто висеть, как остальные акробаты. Сперва я был один. Потом начал учиться его сынишка, и мы выяснили, что он может качнуться вперед и достать меня, а я могу его поймать и перебросить обратно на его трапецию. Хороший был номер.

Он помолчал. Я заметила, как он сощурился от какого-то печального воспоминания. И почувствовала, как сжался от страха мой живот.

– Что случилось? – спросила я.

– Парнишка упал, – просто ответил он. – Упал, сломал шею и умер.

Какое-то время мы все молчали.

– Мэрри, ты совсем зеленая, – сказал Джек. – Тебя тошнит?

Я покачала головой.

– Нет, – ответила я. – Продолжайте, Дэвид. Что вы тогда сделали?

– Вернулся сюда и нашел партнера, который мне помог с оснащением и встал на другой стороне, чтобы тянуться и ловить меня за ноги, когда я качался. Но ваш отец – вот у кого полно замыслов! Никогда не думал поставить наверх девушек. Людям это понравится.

– Он вам хорошо заплатит, – резко сказал Джек. – Вы – единственный в Англии можете работать на трапеции. И все-таки учите нас. И говорите, что девушки соберут толпу.

Дэвид улыбнулся.

– Я старею, – откровенно признался он. – Устаю после двух представлений, а напарник мой делается медлителен. Сбережений у меня нет, никаких. Роберт мне платит королевский выкуп, чтобы я вас троих выучил тому, от чего мне никакого прока не будет через пару сезонов. И он мне заплатит еще больше, чтобы я отказался учить других тому, чему выучу вас.

Он улыбнулся Джеку и послюнил пальцы, чтобы подкрутить кончики усов.

– Никакой тайны тут нет, – произнес он. – Ваш отец это знает, и я знаю.

Джек кивнул.

– Сколько можно проработать на трапеции? – спросил он.

– Лет до двадцати пяти, или вроде того, – задумчиво ответил Дэвид. – Зависит, для начала, от того, насколько человек подготовлен. Я голодал и болел почти всю жизнь. Не думаю, что у меня получится много работать после тридцати.

– Тяжелая это жизнь, – сказала я, глядя на него.

Лицо у него разрумянилось, великолепные усы завивались и пушились. Но мешки под глазами были глубокими и темными.

– А разве не в любом ремесле тяжело? – спросил он меня; и я кивнула, услышав эхо собственного полуголодного существования.

– Так! – внезапно приободрился Дэвид. – За работу.

Он велел Джеку делать упражнения, пятьсот шагов бега на месте, а потом лечь и отжиматься. Дал Дэнди металлический шест и приказал бежать на месте, держа его перед собой, потом над головой, а потом поднимать и опускать его на бегу. А меня он взял за талию и поднял, так что мои пальцы сомкнулись на гладкой и твердой перекладине низко висевшей трапеции.

Пока я висела, как озадаченная летучая мышь, он отступил назад и велел мне поднять ноги и с силой ими махнуть. Я так и сделала, и перекладина качнулась вперед.

– Держи ноги вместе! Пусть качели тебя сами отнесут назад! – крикнул он. – А теперь – на противоходе, когда качели пойдут назад, выставь задницу, напряги сомкнутые ноги – и! Мах!

Он снова и снова подавал мне команды, и амбар словно ушел в тень, пропали потные лица Джека и Дэнди, и с ними пропал мой страх, остался только голос, повторявший: «Давай!» – и мое раздражающе медленное тело, опаздывавшее ударить ногами, чтобы качнуться вперед, выгибалось, как корабельный нос.

Я никак не могла быстро и плавно опустить ноги. Каждый раз, когда Дэвид говорил: «Давай!» – я понимала, что опаздываю, что делаю все слишком медленно. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой толстой, неуклюжей и неловкой. Когда качели несли меня вперед, я не успевала достаточно быстро и высоко размахнуть ноги, чтобы хватило для толчка. Я работала, пока едва не расплакалась от разочарования и страстного осознания, что я могу справиться, что я в паре ленивых мускулов от того, чтобы у меня получилось, пока Дэвид нежно не сказал:

– Хватит, Меридон. Отдохни.

Я покачала головой, но когда качели остановились, почувствовала, что руки болят от усталости. Отпустив перекладину, я приземлилась и тут же села. Дэнди и Джек смотрели на меня, а Дэвид загадочно улыбался.

– Тебе это нравится, – уверенно сказал он.

Я грустно кивнула.

– У меня почти получилось! – разъяренно воскликнула я. – Я просто не могу махнуть в нужный момент.

– Я попробую, – предложил Джек, поднимаясь с пола.

Его ладони и запястья были облеплены опилками, и он их отряхнул. Я отошла в сторону и села на пятки, глядя на него. Плечи ныли от напряжения, а натруженный живот дрожал. Руки и ноги тряслись, но то было трепещущее веселье утомленных мышц и звенящий восторг от того, что тело мое приспосабливалось к новому навыку.

Я злилась на себя за то, что не попала в ритм, но порадовалась, что у меня вышло лучше, чем у Джека. Меня несколько месяцев бесило то, как легко он может стоять на спине Пролески, в то время как я все еще вынуждена опираться на его плечо или цепляться за повод, чтобы сохранить равновесие. Дэвид отсчитывал для него ритм, но Джек и близко не попал. Он свалился с трапеции красный, ругаясь себе под нос. Один спокойный взгляд голубых глаз Дэвида заставил его примолкнуть, но он направился к вбитой в стену перекладине и стал подтягиваться в раздраженном молчании.

Дэнди выступила вперед.

– Моя очередь? – спросила она Дэвида.

– Твоя, – сказал он и взялся большими ладонями за тонкую талию Дэнди, чтобы ее поднять.

У нее получалось лучше, чем у Джека. Чувство ритма у нее было врожденное, как способность к танцам, и она смогла качаться вместе с трапецией вперед и назад, а не бороться с ней. Из-за поднятых рук ее рубашка натянулась на груди, и я взглянула, смотрит ли на нее Дэвид. Он не смотрел. Он следил, как она взмахивает ногами, стараясь раскачивать трапецию вперед и назад. Я тихонько улыбнулась. Дэвида мне бояться было нечего. Он мог заметить, как Дэнди хороша, но не тот он был человек, чтобы сходить по ней с ума. Он не забыл бы, что у него тут работа и, если он выполнит ее правильно, его ждет небольшое состояние.

Мы так и вкалывали все утро, пока Уильям не пришел звать нас завтракать. Ели мы так, словно оголодали, миссис Гривз приносила поднос за подносом – свежие булочки с домашним маслом, ветчину, говядину и сыр. Джек и Дэвид выпили по несколько пинт эля, а мы с Дэнди пили воду. Но и после этого я не смогла устоять и стащила из миски яблоко, когда проходила мимо валлийского буфета на обратном пути.

Дэвид объявил, что час мы будем отдыхать, пока он проверит оснастку, и Дэнди отправилась шарить в вещах Джека, чтобы найти что-нибудь покрасивее, а мы с Джеком пошли проведать пони. Убедившись, что пони в добром здравии, напоив их и набросав сена в кормушки, мы услышали, что на церкви бьют часы и нам пора возвращаться в амбар.

Там уже трудился кузнец, устанавливая подержанную печку: выводил трубу через дыру в стене. Я отметила про себя, с какой скоростью исполняются требования Дэвида; но ничего не сказала.

Дэнди и Джек страстно хотели забраться по качающейся лестнице на верхнюю платформу, и Дэвид разрешил им. Он показал Джеку, как держать лестницу, пока Дэнди забиралась наверх, наступив на нижнюю ступеньку и придерживая ее своим весом, а потом держал лестницу, пока поднимался Джек. Я сидела в углу амбара, как неоперившийся птенец, и наблюдала за ними сквозь пальцы. Я не посмела отвести руки от лица. Дэвид любезно не обратил на меня внимания.

Он показал им, как забираться по лестнице, с пятки на носок, на всю ее качающуюся высоту. И тихонько рассмеялся, когда Дэнди крикнула сверху, что уже задохнулась, поднявшись на двадцать пять ступенек.

– Так упражняйся! – сказал он. – Если собираешься стать Мадемуазель Дэнди, Ангелом без Крыльев, должно казаться, что ты взлетаешь по лестнице. А не ковыляешь, как утка с подрезанными крыльями!

Он поднялся по лестнице за Джеком – для него лестницу некому было подержать, но он, казалось, действительно взбежал вверх по ступенькам, так быстро у него это вышло. Я подглядывала за ними сквозь пальцы, они стояли так высоко, что меня тошнило, и я слышала лишь часть его тихих указаний. Он не забыл и обо мне, потому что крикнул, чтобы меня предупредить:

– Меридон, я учу их падать на сетку, так что ты увидишь, как мы падаем, но с нами ничего не случится.

Я убрала руки от лица, чтобы он увидел, как я кивну в знак согласия. Я даже смотрела, как он крепко взялся за перекладину трапеции и шагнул с маленькой площадки, легонько качнувшись вперед, и дал качелям остановиться самим, полностью – а потом отпустил перекладину. Падая, он развернул ноги так, что упал на спину и плечи. Потом вскочил на ноги и пошел странной, подпрыгивающей, некрасивой походкой к краю сетки, откуда спрыгнул вниз.

– Вот так! – крикнул он. – Подожмите ноги, подбородок прижмите к груди, и ничего с вами не случится.

Где-то далеко кивнул побледневший Джек, он вытянул пастуший посох с крюком, поймал качающуюся трапецию и подтащил ее к себе. Я видела, как он взялся за перекладину, а потом мне пришлось закрыть глаза, потому что у него замерло лицо и я поняла, что он собирается с духом, чтобы шагнуть с площадки.