– Тьюкс, – сказала я наугад. – Майкл Тьюкс, эсквайр, из Гейтли, возле Солсбери. Рад познакомиться.

Я позволила ему пожать мне руку – она по-прежнему была жесткой и мозолистой, как у работящего сквайра. Ногти мне в лихорадке остригли коротко, пожатие получилось крепким.

Принесли новую бутылку и новую колоду карт.

– Во что играем? – спросил капитан.

Глаза у него блестели, он пил весь вечер, но не из-за этого он облизывался, словно съел что-то сладкое. Он чуял жирного голубя, которого можно было пощипать.

– Майкл, я обещал твоей матери… – настоятельно сказал Уилл.

– Да сядь ты! И карты возьми, – беспечно сказала я. – Это просто игра джентльменов, Уилл, это не всерьез. Я поставлю расписку за Гейтли против другого поместья. Я вернусь домой с особняком и землей в кармане, думаешь, кто-нибудь станет сокрушаться? Сядь и играй или проваливай!

Капитан сочувственно улыбнулся Уиллу.

– Непростой это путь: удерживать юношу от беды, – сказал он. – Но мы здесь все друзья. Мы поставим документы на карту, если вы так хотите. Но заключим джентльменское соглашение: выкупить их по номинальной стоимости. Никто не должен разориться. Все, чего мы хотим, это немного развлечься.

Уилл слегка разогнулся.

– Я не против умеренной игры, – сказал он напряженно. – Умеренной игры между джентльменами на номинальную сумму.

– Скукотища! – легко сказала я. – Капитан, дайте мне лист бумаги, я напишу вам расписку на свою землю. Выложим ее на стол вместе с фермой лорда Перри, вот и будет ставка.

– Я поставлю сотню гиней, – сказал Уилл, проявляя интерес к игре.

– Черт возьми, и я! – воскликнул Боб Редферн, словно внезапно решился. – Мне не помешает деревенский домик!

Уилл остановился.

– Собственность тут же продается обратно законному владельцу, – сказал он.

Боб Редферн улыбнулся.

– Разумеется, – отозвался он. – За номинальную сумму. Все это просто шутка. Добавляет игре перцу.

– Бога ради, Уилл, мы в приличном обществе, – прошипела я Уиллу. – Хватит сдачу пересчитывать!

Уилл, смутившись, кивнул и стал смотреть, как я набрасываю краткое описание и рисую карту того, что на деле было фермой Роберта Гауера. Я нарочно так сделала. Для правдоподобия. Па всегда говорил: если хочешь кого одурачить, рассказывай самую правдивую историю. Я вспоминала его, пока рисовала реку, текущую вдоль нижнего луга.

– Славное местечко, – одобрительно произнес капитан.

– Честная ставка, для смеха, – сказала я.

Боб Редферн подался вперед и ловкими белыми руками стасовал карты. Я опустила ресницы, следя за ним, как коршун.

Я не была шулером, я объезжала лошадей, воровала по мелочи, браконьерила. Могла зазывать на представление или ездить верхом за деньги. Могла принимать ставки на пари, записывать их, опоить дурную лошадь, чтобы стояла спокойно, или проехаться на диком пони, чтобы побыстрее его продать. Здесь, в лондонском клубе, сдвинув на макушку мужскую шляпу, развалившись на стуле, как захмелевший юнец, я была в руках людей, которые зарабатывали на жизнь шулерством, и неплохо зарабатывали. Здесь я была дичью. Кое-какие навыки, которыми я овладела, сидя на коленях у па, не спасли бы меня от основательного потрошения, задержись я здесь. Что бы я ни взялась делать – делать это нужно было быстро.

Новости о ставке разлетелись по всему клубу, и несколько джентльменов покинули столы, чтобы понаблюдать за нами. Я не знала, подаст ли кто-нибудь из них Бобу или Джолиону знак, какие у нас карты. Я не рискнула подождать и выяснить. Времени не было, да и мастерства необходимого у меня не было. Впервые в жизни я всей душой хотела, чтобы рядом со мной был па. Он не был мастером, но шулера уличить мог. А я даже не знала, станут ли они использовать те же знаки, когда собралось столько зрителей.

Они стали.

Я заметила это на первых же взятках.

Двигались они, как джентльмены, поэтому все и выглядело пристойно. Когда па дергал себя за ухо, или скреб плечо, вид у него был дурацкий, словно его вши заели. Но когда капитан Томас проводил по воротнику кончиками пальцев – он был само изящество.

Я отважилась взглянуть на Уилла: он хмурился, глядя в карты. Наверняка понимал, что нас обманывают, но не догадывался, как они это проворачивают. Я не надеялась, что он сообразит проследить за мной. Его этому не учили, вранье ему давалось нелегко, мошенничать он не умел. Он не знал, как это делается.

Мне придется сделать все самой.

И быстро.

Сейчас же.

38

Они нацелились на меня, на убедительную славную ферму, которую я им нарисовала. Хорошее шулерство – битва умов, в которой шулер убеждает дичь сразу в двух вещах: что он честный и что они – умелые игроки. Я поглядывала на них из-под ресниц и видела, что Уилла они сочли слишком стойким, слишком неподатливым, а возможно, и слишком бедным для своих уловок. Но я была «роскошным молодым дурнем». Они переводили взгляды с набросанной наспех карты на мое открытое воодушевленное лицо и облизывались, как голодные при виде сладкого пудинга.

Я постучала картами по столу и взглянула на Уилла.

– Похоже, ты был прав, Уилл, – сказала я. – Мне это не потянуть.

Уилл не поднял глаза, лицо его не дрогнуло, но у него, судя по всему, голова пошла кругом от того, как я резко поменяла курс.

– Так давай доиграем и уйдем, – сказал он.

Он посмотрел на капитана Томаса и Боба Редферна.

– Вы уж простите, господа, и спасибо за радушие. Но я обещал матери этого юноши, что благополучно доставлю его домой. И с наследством в кармане.

Капитан Томас рассмеялся, так что зазвенела пыльная люстра.

– Да вы просто поводырь медведя, сэр! – воскликнул он. – По мне, так мистер Тьюкс – отменный игрок!

Он отпустил карту, которой собирался сыграть, и взялся за другую, дальше от большого пальца. То был младший козырь. Он, судя по всему, знал, что у меня козыри старше. Я взяла взятку, как он и планировал.

– Вы только гляньте! – сказал он. – Я прозевал, что у вас такой козырь, мистер Тьюкс.

– Давайте-ка откроем еще бутылку, – щедро предложил Боб Редферн. – Вырвавшись из деревни, надо получать удовольствие от жизни, джентльмены! Стыдно возвращаться домой, если рассказать не о чем. Все рты поразевают, когда вы расскажете, что играли здесь, я вас уверяю!

Козырями были червы, у меня на руках была пара младших карт. Я пошла с короля бубен, и все ответили картами помладше, кроме капитана Томаса, который сбросил младшую трефовую карту, отдав мне взятку. После этого я выманила у них младшие козыри одной червой за другой, пока на руках у меня не остался валет пик, и я поставила на то, что ни у кого нет пик старше. Но у капитана Томаса на руках оказалась дама, и в конце игры мы сравнялись по взяткам.

– Думаю, надо нам идти, – сказал Уилл. – Доброе завершение доброй шутки.

Я взволнованно рассмеялась, надеясь, что на щеках у меня появился румянец.

– Уйти, когда у меня полоса везения? – спросила я. – Да черт меня побери, никуда мы не уйдем! Я не встану из-за стола, пока не выиграю ту маленькую ферму в Сассексе. Это же только шутка! И час еще не поздний! И карта мне пошла! Я чувствую!

– О, у вас чутье на карты, – дальновидно сказал Редферн. – Иногда я тоже такое чувствую. Просто понимаешь вдруг, что не можешь проиграть. У меня такое случалось пару раз в жизни, и я вставал из-за стола с целым состоянием в кармане! Это редкий дар, мистер Тьюкс… можно называть вас Майкл?

– Конечно, Боб, – беспечно ответила я. – Вы верите в удачу, да?

– А какой чистокровный игрок не верит? – спросил он.

Он перетасовал карты, а я взяла бокал и стала пить, глядя на него поверх края бокала.

И тут я заметила.

Он собрал сыгранные карты и перебросил некоторые из них в правую руку, спрятав в широкую белую ладонь. Рубашки казались мне вполне обычными, но они, видимо, были краплеными, и он мог отличить картинки от простых карт. Или они были срезаны, по виду сказать было трудно, я поняла бы только на ощупь, когда подошла бы моя очередь сдавать. А этого надо еще дождаться.

Боб решительно перетасовал карты, оборки его сорочки съехали на его натруженные руки. Он казался особенно умелым или подозрительно ловким. Честная растасовка честного игрока.

Он протянул мне колоду, чтобы я сняла. Я тщетно нащупывала среди карт подсказку. Не было места, где меня побуждали снять, он не сдвинул колоду и не сделал мостик.

Ни-че-го.

Я сняла, как хотела, и вернула ему колоду. Он раздал.

То, что он сделал потом, было так очевидно и так грубо, что я едва не расхохоталась и перестала жалеть, что рядом нет па, потому что напротив меня сидел человек, жадностью и нахальством превосходивший па.

И теперь я его поняла.

Он не подтасовал карты, не рассчитал мгновенно, куда именно нужно всунуть картинки в стопку простых карт, лежавшую у него в левой руке. Он просто положил картинки поверх колоды и раздал самые сливки сверху мне и Уиллу, а нижние карты – себе и капитану Томасу. Детский простейший обман, и я бросила на Уилла взгляд, предупреждая его, чтобы промолчал, когда увидит.

Об этом можно было не беспокоиться. Как ни удивительно, он ничего не заметил. Уилл был истинным честным йоменом, он смотрел на быстрые руки Боба Редферна и взял те карты, которые ему сдали, не заметив движение длинных пальцев Боба, когда тот брал карту снизу или сверху, по желанию.

Я осторожно осмотрелась.

Казалось, никто другой тоже ничего не заметил. Было уже поздно, все были пьяны, в комнате стоял густой дым, свет еле пробивался сквозь него. Рука Боба скрыла все. Только я увидела, как он быстро сработал мизинцем правой руки, подцепляя карты снизу для себя и напарника, чтобы они точно нам проиграли.

Мне приходили хорошие карты. Хорошие шулерские карты. Не слишком роскошные, ничего чрезмерного. Я ерзала и дергалась, а потом задержала дыхание и надула живот, чтобы покраснеть, когда Боб сдал мне козырного туза. Я выиграла, на три взятки опережая Уилла, и вокруг захлопали и засмеялись, когда я завопила, как мальчишка, и подгребла к себе кучу расписок и документы на Широкий Дол.

Лакей тут же возник рядом со мной с бокалом шампанского.

– Победный тост за отменного игрока! – сразу сказал Боб, подняв свой бокал, чтобы выпить за меня.

Уилл нахмурился:

– Сейчас лучше уйти.

– Да выпей ты за мою победу! – сказала я. – Пойдешь со мной утром к лорду Перри, чтобы выкупил свою ферму. Как он будет хохотать! Выпей за мою победу, Уилл! Еще рано уходить!

– И игра так и витает в воздухе! – радостно воскликнул капитан Томас. – По-моему, моя удача возвращается! Будь я проклят, если нет! Останьтесь, вам везет, Майкл! Отважитесь поставить оба своих владения на карту… вашу новую ферму и ту, что в Уарминстере?

– Против чего? – спросила я с улыбкой.

Уилл произнес:

– Майкл! – безупречным замученным шепотом.

Лакей снова наполнил мой бокал, голоса, казалось, доносились откуда-то издалека. Я про себя прокляла вино. Я к нему не привыкла, да и после болезни еще не окрепла. Выпью еще немного – и я в беде.

– Да черт! Против этого места! – заорал капитан Томас.

Раздался рев одобрения и хохот, мне закричали:

– Вперед, сельские сквайры! Ответьте на ставку! Ради старого английского ростбифа!

– Идет, поставлю! – сказала я.

У меня заплетался язык.

По совести сказать, игры в этом было немного.

Мрачный взгляд Уилла, брошенный на меня, тоже не был притворным.

Я снова отодвинула документы на середину стола, и капитан Томас что-то нацарапал на листке бумаги с гербом и передал его мне с лакеем. Боб и Уилл добавили свои расписки.

– Вам сдавать, – сказал мне Боб.

Он сгреб взятки и пододвинул их ко мне. Я глубоко вдохнула и собрала колоду. Провела пальцами по ее ребрам. Легко перетасовала. Я направила все свое внимание в кончики пальцев. Возможно, колода была чистой. Они работали в связке, показывая друг другу, какие у них карты, так что, возможно, колода не была крапленой. А сдача сверху и снизу говорила о том, что они, скорее всего, не прибегают к сложным приемам.

А потом мои пальцы нащупали, что искали.

Легкая неровность на одном ребре, словно очень тонкой иглой царапнули по глянцу. Крап был только по одной стороне, так что отметина выпадала то слева, то справа, и ее было трудно распознать.

– Вы что-то нахмурились, – сказал капитан Томас. – Вы хорошо себя чувствуете, Майкл?

– Немножко… – сказала я заплетающимся языком. – Мне придется покинуть вас после этой игры, джентльмены, каков бы ни был исход. Я вернусь завтра.

– Конечно! – любезно сказал Боб. – Я к этому часу сам устаю. Знаю, что вам нужно, юноша! Немного кларета! Кларет – самое то ранним утром.

У меня забрали бокал из-под шампанского и принесли новый, до краев полный густого красного вина.