Он растравлял себе душу, чтобы забыть о том, что Амимона пренебрегла им, но все равно думал о ней. Думал не переставая, не в силах понять, почему по окончании празднования, ярким завершением которого стало соитие фиады-Реи и курета-Яссона, Амимона исчезла. Возможно, она укрылась от посторонних глаз в храме, в котором служила богине, но с того дня он ни разу ее не встретил. Хети изо всех сил старался изгнать из сердца воспоминания о ней, решив забыть ее и даже с этих пор презирать, но преуспел в обратном — Амимона стала ему еще более дорога и желанна. Когда потребность увидеть ее стала непереносимой, Хети, словно бы между прочим, спросил у Явы:

— Я давно не встречал молодых танцоров, которые участвовали в играх с быками. Где сейчас куреты и фиады?

— Что до юношей, то они вернулись к родителям и занялись повседневными делами, — ответил Ява. — Девушки, как и раньше, служат богине Диктине в ее храме. Они будут исполнять обязанности жриц, пока не выберут новых фиад. В течение этого года они станут обучать претенденток, и случается, что некоторых избирают жрицами повторно.

— Если так, то Амимона тоже может снова стать фиадой? — не удержался от вопроса Хети.

— Нет, только не она. Чтобы быть избранной, претендентка должна быть, как и Бритомартис, Сладостной Девой. Фиады не должны знать плотских утех. Я знаю, что ты не можешь забыть Амимону, хотя и не говорил о ней с того самого дня, как она стала воплощением великой богини. Знай, что она часть дня проводит в храме, а оставшееся время — в доме своего отца, где учится делать скульптуры. Ты мог бы навестить Кедалиона. Я узнал, что его мастерская находится в нижней части города, у дороги, ведущей в Амнисос. Э, да это недалеко от того места, где ты впервые увидел фиад!

Хети попытался убедить друга в том, что вовсе не ищет встреч с Амимоной:

— Зачем, по-твоему, мне идти к Кедалиону, отцу Амимоны? Согласен, он делает прекрасные статуэтки, я видел их в храме на горе Дикте, но что я буду делать в его доме? Смотреть, как он работает?

— Может, тебе удастся понаблюдать, как он обучает свою дочь. Это происходит раз в три дня. Зная это, ты сможешь выбрать нужный момент и повидать ее.

— Но зачем мне встречаться с этой девушкой? Зачем, скажи? Разве не стала она супругой юноши, на которого пал ее выбор?

— Признаться, об этом я не расспрашивал. Но ты ведь знаешь, как у нас относятся к браку: женщина живет с мужчиной, пока он ей приятен, но может не сегодня-завтра уйти от него, если пожелает стать женой другого. Вполне возможно, юноша сам покинет Амимону. Мне показалось, что он еще очень молод, и вряд ли кто-то из взрослых мужчин успел обучить его искусству любви. И если найдется желающий его украсть, он покинет ее и уйдет жить к любовнику. Если, конечно, они не расстались сразу же после ритуала.

Последние слова Явы пробудили в душе Хети надежду, но он засомневался в ее исполнении:

— Как, по-твоему, разве может быть, чтобы она отдалась ему во время церемонии, а после этого ни он, ни она не захотели продолжения? Разве может мужчина, который попробовал на вкус любовь такой красивой девушки, сжимал в объятиях ее прекрасное тело и познал с ней наивысшее наслаждение, разве может он не мечтать о том, чтобы все это повторилось?

— Точного ответа я тебе не дам, но, поверь, не все мужчины увлечены Амимоной, как ты. Многие островитяне, и я в том числе, скажут тебе, что Амимона очень красива и ее прелести радуют взор, но при этом мы не испытываем желания заняться с ней любовью, потому что любой красавице — даже той, которая готова отдаться нам не тем способом, к какому привыкли женщины, — мы предпочтем хорошенького юношу.

Слов Явы было достаточно для того, чтобы Хети вновь обрел надежду. Слава богам, он не был ханаанеем и не слишком печалился о том, что девушка, на которой он хотел жениться (правда, жениться по обычаю ее народа), потеряла девственность. Они с Явой много говорили об этом, и Хети пришел к убеждению, что мужчина, желающий взять в жены только невинную девушку, достоин презрения. Тот, кто разделяет этот предрассудок, видит в женщине лишь объект своего удовольствия, вещь, которая теряет ценность, если ею успел попользоваться кто-то другой. Любая женщина имеет право быть хозяйкой своего тела и своих желаний, и она не должна позволить поработить себя презренным самцам, которые унижают ее, требуя сохранения «целомудрия».

По правде говоря, то, что сказал Ява, Хети очень обрадовало. И все же, даже соглашаясь с другом, он не мог окончательно смириться с мыслью, что женщины ни в чем не уступают мужчинам. И причиной тому были не обычаи предков, которые он впитал с молоком матери, но убеждение, что самой природой и богами мужчины поставлены над женщинами и могут распоряжаться своими женами как им заблагорассудится. Об этом своем превосходстве мужчины часто говорили между собой, и все же женщины были им необходимы, как воздух. А если так, кто же в этом мире от кого зависит — мужчины от женщин или женщины от мужчин?

Хети не хотелось первым делать шаг к сближению, хотя он мог немедленно отправиться в мастерскую Кедалиона, где вместе с ним и дочерью работала Климена, хотя она и Кедалион давно расстались. Отказавшись от этой мысли, Хети стал искать другую возможность увидеться с девушкой. Он узнал, что Амимона любит плавать, поэтому стал часто гулять по берегу моря недалеко от дома ее отца. Частым гостем он стал и на тех улицах, что были неподалеку от мастерской Кедалиона, немало времени проводил, гуляя по каменистым склонам Дикте в надежде встретиться с Амимоной, когда она выйдет из храма и направится к отцовскому дому. Он всеми возможными способами приближал желанную встречу, но самым простым — отправиться прямиком в мастерскую — воспользоваться не захотел, хотя не мог себе объяснить почему. Была ли это робость, прежде ему не свойственная, или страх, что, открыв девушке свои чувства, он услышит в ответ смерти подобное «нет»? А может, ему мешала гордость, ведь, выбирая своего первого мужчину, Амимона отдала предпочтение другому, и теперь ему придется унижаться, добиваясь взаимности? И все же встретить ее Хети не удавалось.

В конце концов ему все надоело. Ежедневных длительных пеших прогулок, как ему казалось, было недостаточно для того, чтобы сохранить силу и молодость тела. Да и навыки обращения с оружием, пренебрегая упражнениями, можно было со временем утратить. Поэтому Хети пришел к Астериону и сказал так:

— Мой гостеприимный хозяин, прошел месяц с того дня, как я прибыл на этот прекрасный остров и вошел в твой дом, который стал дорог моему сердцу. Но меня снедает беспокойство. Я чувствую себя обезьяной, которая крадет инжир в саду. На родине, как я уже говорил, я стал не только царевичем, но и воином. И чтобы сохранить силу и ловкость, отличающие хорошего воина, я каждый день упражнялся с оружием и занимался борьбой. Ваши юноши учатся перепрыгивать через быка — занятие не для слабых духом, но я ни разу не видел, чтобы они боролись друг с другом, учились владеть мечом или упражнялись в стрельбе из лука.

— Это правда, мы — моряки и земледельцы, а не воины, и это отличает нас от народов, населяющих северные острова и землю, омываемую Эгейским морем. Только с их помощью мы сможем собрать достаточно воинов, чтобы послать их с тобой в твою страну отвоевывать доставшийся тебе по наследству трон.

— Не боитесь ли вы — ты и правители других городов этого острова, в особенности правитель Фастоса, столь же богатого, как и Кносс, — что эти воины с островов и из «стран моря», которых вы, если не ошибаюсь, называете пеласгами, однажды воспользуются вашей слабостью, захватят ваш остров и подчинят вас своей воле?

Астерион вздохнул и немного помедлил с ответом.

— Ты прав, об этой угрозе я никогда не забываю. Но знай: жители островов переняли наши нравы и традиции, и многие кефтиу поселились на их землях. Так же дело обстоит и с пеласгами. Если когда-нибудь ты у них побываешь, то увидишь, что они одеваются, как мы, и говорят на нашем языке. Их земли, как и наши, разделены между городами, которыми правят цари, и эти цари больше купцы, чем воины. Их мужчины обучаются военному делу, и у них есть свои армии. Но они никогда не нападают первыми. Солдаты нужны, чтобы защищаться от дикарей, которые приходят с равнин и гор Севера. Но, если я правильно угадал твое намерение, ты пришел ко мне сказать, что готов обучать наших юношей борьбе и воинскому искусству?

— Ты правильно понял меня, мой господин. Я знаю, у вас заведено обучать подростков самым разным ремеслам, за исключением ратного дела. Но мне кажется, что, не прерывая обучения выбранному ремеслу, юноши могли бы по нескольку часов в день учиться обращаться с оружием и борьбе врукопашную. Даже если за всю жизнь им не представится случая применить свои умения на деле, защищая остров от захватчиков, такие упражнения укрепят и разовьют их мускулы, не говоря уже о силе и молодости, которые даются природой и богами, но живут долго только в хорошо тренированном теле.

— Согласен, им будет полезно научиться бороться и владеть копьем и мечом. Ява рассказывал, что египтяне много времени посвящают физическим упражнениям, особенно борьбе. Такие занятия очень полезны, потому что гармонично развивают тело, да и учат обороняться на случай, если кому-нибудь вздумается на тебя напасть. Готов ли ты стать учителем, Хети? Если да, то очень скоро у тебя отбоя не будет от учеников. Многие наши юноши захотят научиться драться голыми руками и обращаться с оружием. Общество у нас мирное, но кто моложе, бывает, вспыхивают как огонь, и это приводит к ссорам. Чтобы снять напряжение, юноши много плавают и бегают, но этого не всегда бывает достаточно, и случаются безобразные драки. Дерутся они как придется, потому что не знают правил и приемов борьбы. Поэтому как только я объявлю об открытии твоей школы, как я уже сказал, учеников у тебя будет предостаточно.

— Мне не составит труда быстро обучить самых способных, чтобы они могли помогать остальным. Искусство сочетания точных и действенных бросков и захватов очень древнее, и тот, кто овладел им, может обучить своих товарищей. Но, как и в любом деле, успеха добьется только тот, кто будет заниматься ежедневно.

Так Хети обрел занятие, приносящее пользу не только ему, но и жителям гостеприимного острова Каптара.

19

Хети выпрямился и протянул руку юноше, которого секунду назад бросил на землю. Он применил захват, которым египетские борцы пользовались уже много поколений. Он вытер лоб тыльной стороной правой руки, шумно втянул носом воздух и осмотрелся. Близилось лето. Жара стала гнетущей, если не сказать невыносимой. Он был доволен, даже горд собой. Прошло чуть больше месяца с того дня, как царский глашатай объявил, что господин Хиан согласен обучить всех желающих воинскому искусству египтян и гиксосов (когда Астерион узнал, что, став знатным гиксосом и наследником трона, Хети получил имя Хиан, он настоял на том, чтобы называть его гиксосским именем). Хети не стал возражать, рассудив, что так будет лучше всем. Для тренировок он выбрал участок у моря, где песчаный берег соседствовал с клочком твердой земли, откуда были убраны все до мельчайшего камешки, чтобы во время бега или прыжков никто случайно не поранил ноги. Здесь же обучали обращению с копьями, правда, они были сделаны из толстых стеблей камыша. Хети настоял на том, чтобы на прилегающей к площадке местности вырубили все кусты и деревья, которые могли скрыть от его подопечных случайного прохожего. Поскольку здесь же ученики стреляли из луков и метали дротики, участь прохожего была бы незавидной. В течение месяца к нему пришло множество мужчин со всех концов острова. Их было так много, что Хети вынужден был доверить своим лучшим ученикам обучение новичков, пока сам он наблюдал за теми, кто занимался борьбой. С учениками он проводил все свободное время и думал только о том, каким еще упражнениям и приемам он мог бы их научить.