Все чаще в стране начали вспоминать казненного Томаса Ланкастера, сожалеть, что все так получилось, приписывать ему заслуги, которых тот не имел, и добрые дела, которых тот не совершал. Некоторые доходили до того, что называли его святым, говорили, что у его гробницы происходят таинственные и странные вещи, какие и должны происходить на могиле невинно убиенного.

Брат Томаса, Генри, ставший теперь графом Ланкастером, пришел к королеве и предложил свои услуги для избавления страны от надоевших всем фаворитов. Хотя он не был по характеру ни борцом, ни человеком, способным повести за собой других, для Изабеллы его поддержка, пускай только на словах, была весьма полезна и приятна.

Сыновья второй супруги покойного короля, братья короля нынешнего по отцу, Томас Норфолк и Эдмунд Кент, тоже нанесли визит Изабелле, прослышав о ее более энергичных действиях, и заверили в своей поддержке в борьбе против Диспенсеров, которые им тоже опостылели.

– Но это нелегкое дело, – сказала она обоим братьям, – заставить короля избавиться от них. Уже были примеры в прошлом.

– Однако это необходимо сделать, – сказал Кент с ударением на предпоследнем слове.

– Король будет стоять за них до последнего вздоха, – заметила Изабелла.

– Тем не менее это должно быть сделано, – сказал Норфолк с интонацией, тоже показавшейся Изабелле несколько странной и загадочной.

Как бы то ни было, она все явственней видела, что вокруг Эдуарда собираются тучи, а среди недовольных – люди самого высокого происхождения, готовые, судя по их словам, идти на многое, если не на все, чтобы изменить существующее положение в стране.

Но все же больше всего она думала сейчас о том, чтобы под любым предлогом уехать во Францию, где ждет человек, принесший ей первые, истинные радости любви.

Однако как это сделать? Ведь король, какой ни есть, остается хозяином страны и хозяином ее, королевы, без разрешения которого она не может ступить шагу.

* * *

Со стороны могло показаться, что Диспенсеры совершают глупость за глупостью, безумство за безумством, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делается вокруг них, и этим бездумно повторяя просчеты Гавестона. Но это было не совсем так. И отец и сын были достаточно проницательны и хитры, а не прямолинейны и в какой-то степени простодушны, как Гавестон. От них не укрылась даже перемена в отношении королевы к своему супругу. Знали они, разумеется, и о настроениях при дворе и на улицах Лондона. Знали, но не придавали особого значения, понимая, насколько переменчивы эти настроения.

Да и разве далеко ходить за примерами? Взять хотя бы теперешнее отношение людей к Томасу Ланкастеру. Как честили они его еще совсем недавно, когда он был жив, обвиняя во всех своих бедах! А что сейчас? Сейчас сделали его чуть ли не святым, о чем объявили на табличке с перечислением всевозможных добрых дел, которых он никогда не совершал, но которые ему приписали, и поместили это описание прямо на стене собора святого Павла. Когда же король приказал табличку снять, какое поднялось возмущение среди жителей Лондона!

Куда больше Диспенсеров беспокоила Изабелла.

– Ее слишком радостно приветствуют, где бы она ни появилась, – жаловался молодой Хью королю.

– Люди всегда были о ней высокого мнения, – подтвердил Эдуард.

– Да, но за ваш счет, милорд! Мне это совсем не нравится.

– Дорогой Хью, ты чересчур заботлив и ревнив по отношению ко мне. Не вижу ничего плохого в том, что народ любит супругу короля.

– Но это может привести к тому, что она станет неправильно понимать свою роль в стране, мой дорогой господин.

– Милый племянник, этого не случилось за прошедшие пятнадцать лет и, надеюсь, не случится вообще.

С некоторых пор королю понравилось называть молодого Хью «племянником». В этом было нечто игривое и отчасти нескромное, что еще больше возбуждало его. А те, кто ничего не знает, пускай думают, что юноша и в самом деле его племянник. Впрочем, отчасти так оно и было: юная жена Хью приходилась дочерью графа Глостера и принцессы Джоанны, родной сестры Эдуарда, а потому настоящей его племянницей.

– Королева ревнует меня все сильнее, – продолжал Хью. – И жалуется все большему количеству людей, собирая их вокруг себя.

– Она и раньше так поступала, – беспечно сказал король, и взор его ненадолго омрачился, ибо он вспомнил своего незабвенного Перро, кому, однако, появилась сейчас вполне достойная замена.

– Это может стать опасным для вас, милорд, – продолжал настаивать Хью, думая больше об опасности для самого себя.

– Еще раз спасибо за твою заботу, милый… Что же ты предлагаешь делать?

– Она пишет письма своему брату, королю Франции. В которых жалуется на вас.

– Ты и об этом знаешь?

– Мне сообщают… – ответил Хью, делая вид, что он случайно проговорился и очень смущен этим обстоятельством.

Эдуард пожал плечами.

– Она все годы делала это. Не думаю, что у ее брата большое желание и достаточно времени, чтобы разбираться в различных слухах и сплетнях. Тем более женских.

– У королей Франции всегда было время прислушиваться ко всему плохому, что сообщали им об Англии и ее королях.

– Но она не пишет ни о чем плохом. Я тоже, мой милый, кое-что знаю… Всего лишь жалуется, что я провожу больше часов с тобой, мой мальчик, чем с ней. Но в этом, заверяю тебя, она не добьется никаких перемен!

– Я знаю, Эдуард! Знаю и благодарю, благодарю тебя!.. Не уверен, – задумчиво сказал он после некоторого молчания, – согласится ли папа римский на это… Но было бы разумно, мне кажется…

– О чем ты, мой дорогой?

– Об отмене некоторых прав королевы.

– Об аннуляции?! Но она ведь сестра французского короля.

– Да, это будет трудно. Папа боится Францию. Но стоило бы попробовать, Эдуард.

– Что ты имеешь в виду?

– О, не так уж много. Кое-какие земли королевы. У нее их так много.

– Но зачем их отнимать, племянник?

– Это напомнило бы ей лишний раз, кто истинный хозяин страны.

Эдуард кивнул.

– Что ж, мы можем это сделать.

Тем же раздумчивым тоном Хью продолжал:

– Кроме того, не очень разумно, что у королевы столько французских слуг. Даже, я бы сказал, опасно. Все они могут шпионить в пользу Франции.

– Ну и что ты предлагаешь, мой самый умный друг?

– Отправить их на родину, а расходы королевы сократить до двадцати шиллингов в день. Этого вполне достаточно. Большие деньги могут толкнуть на то, что обернется для нас большими неприятностями… Опять же эти письма во Францию и мало ли что еще… Не знаю…

– Говори, дорогой. Ты все обдумал, я же вижу!

– Мне кажется… Прости, Эдуард, но мне кажется, для твоей же безопасности нужно, чтобы за королевой был присмотр… надежного человека. Даже знаю, кто мог бы…

– Кто?

– Думаю, моя жена могла бы стать ее… как бы это назвать… домоправительницей, что ли. Она бы сообщала нам обо всем, что там происходит.

– Ты полагаешь, королева согласится?

– Если вы велите ей, милорд.

– В том, что ты предлагаешь, есть много смысла, дорогой. Я начинаю тебя любить еще больше, если только это возможно… Иди же ко мне, племянник…

* * *

Негодованию Изабеллы не было предела. Гордость ее была уязвлена, злость и ожесточение рвались наружу. Но она не выпускала их, носила в себе, лелеяла, предаваясь мечтам о будущем отмщении. За все… за все сразу!.. Скоро, скоро уже она будет из тех, кто заказывает музыку, кто дергает за веревочки… Ждать осталось недолго…

Люди вокруг нее удивлялись, как сдержанно отнеслась она к унизительным мерам, которые предпринял король по отношению к ней. Не сам, конечно. Сам бы он ни за что не додумался. Всем было понятно, кто стоит за этими решениями.

Итак, глупенькую племянницу короля определили в церберы, в стражи королевы! Жалкое создание, живущее в постоянном страхе перед своим мужем, мерзкой подстилкой короля! Хью Диспенсер! Жеманный женоподобный тип, на которого противно смотреть нормальной женщине!.. О Роджер, Роджер Мортимер! Где ты?!

Девчонка воображает, что ей удастся шпионить за самой королевой! Да неужели Изабелла настолько глупа, что позволит ей это?! Неужели у нее не найдутся верные друзья, которые передадут все, что она захочет написать, тем, кому это предназначается?

В первую очередь Карлу, последнему из трех ее братьев, ныне королю Франции. Его называют Красивый, так же, как называли их отца, Филиппа Четвертого, чью привлекательную внешность он унаследовал. Во Франции считают, что он тоже наверняка приговорен к ранней смерти, как его предшественники и родичи из рода Капетингов – его отец и его братья, Людовик Сварливый и Филипп Длинный.

Но пока что он жив, храни его Бог, хотя Изабелла не удивится, если узнает, что и с ним случилось какое-нибудь несчастье…

Ее последние письма к брату дышали яростью и предназначались только для него одного. Как он может терпеть, писала она, чтобы с ней, французской принцессой, поступали подобным образом?! Она уж не говорит о том, о чем знает весь белый свет, – что ее муж променял супружескую постель на кушетку своего фаворита! Но к тому же он скупец, скряга – ограбил ее, отнял многие земли, имущество! Велит выдавать жалкую денежную подачку! Лишил не только прав королевы, но и просто денег и собственности! И что самое омерзительное – приставил к ней женщину-соглядатая, назвав ее домоправительницей. Кто такая? Несчастная жена Эдуардова любовника! На которой тот женился из-за ее богатства… Неужели брат и король потерпит, чтобы с его сестрой так обращались, забывая, кто она?!

Король Филипп посчитал разумным не вести разговоры с мужем своей сестры через море, а пригласить во Францию, где во владении у англичан оставалось целое герцогство – Аквитания, которое Эдуард еще ни разу не посетил.

Хью Диспенсер, узнав об этом, сказал королю:

– Боюсь, милорд, королева еще причинит вам немало хлопот. По всему видно, у нее есть способ отправлять послания во Францию, минуя наших людей. И вот вам первый результат.

– Что ты предлагаешь, племянник?

– Предлагаю, мой дорогой господин, ни в коем случае не ехать вам самому. Много чести, если вы отправитесь туда по жалобе своей супруги. А, несомненно, вас приглашают туда в связи с этим. Пусть поедет во Францию ваш двоюродный брат Эдмунд Ланкастер. Это, надеюсь, не слишком обидит короля Карла. Вы же сообщите ему, что никак не можете увидеться с ним из-за обилия государственных дел.

– Ты, как всегда, прав, мой милый! – воскликнул король, которому до смерти не хотелось ехать во Францию.

Он последовал совету своего наперсника и отправил в Париж Эдмунда, которого французский король принял со всевозможными почестями, устроив в честь гостя праздник с разнообразными развлечениями, перед тем как тот отправился в герцогство Аквитанское.

Но почему-то так совпало, что, когда Эдмунд Ланкастер прибыл туда, дядя французского короля, Карл Валуа, тоже оказался в Аквитании, да не один, а с целым войском, которое быстро и успешно завоевало почти всю территорию герцогства, и Эдмунду пришлось поспешно согласиться на замирение и на то, что большая часть Аквитании снова стала принадлежать Франции.

Изабелла внимательно следила за развитием событий, полагая, что они увеличивают ее собственные шансы на осуществление задуманного.

Смиренно послала она просьбу королю, испрашивая разрешения увидеться с ним. Удивленный ее кротостью, восхищаясь тем, какие мудрые советы подал ему его дорогой Хью в отношении Изабеллы, Эдуард ответил почти немедленным согласием.

Они встретились после весьма длительного перерыва. Изабелла не стала ни в чем упрекать его, но сразу сказала, как ее огорчает недоразумение между ее братом, королем Франции, и Эдуардом по поводу Аквитании. Добавила, что совершенно не понимает, почему ее дядя Карл решился на военные действия, и не одобряет его.

– Французы всегда хотели захватить герцогство, – отвечал Эдуард, продолжая удивляться ее смирению. – Боюсь, мой кузен Эдмунд не проявил нужных качеств государственного мужа.

– Бедный Эдмунд! – воскликнула Изабелла. – Он сделал все, что мог.

– Но мог он очень немного, – сказал король.

Изабелла чуть не рассмеялась ему в лицо. «А сам ты? Что можешь ты и что ты сделал для благополучия своей страны?.. Ты, ничтожество, любитель мужских ласк!..» Вот какие слова хотелось ей крикнуть ему… «Неспособность Эдмунда вершить государственные дела – пустяк по сравнению с твоим неумением вести войны и управлять страной…» Но она не произнесла всего этого, а продолжала так:

– Мои братья всегда любили меня, и я думаю… надеюсь, что брат Карл, если я поговорю с ним откровенно, поймет, что наш дядя поступил необдуманно, и велит ему пересмотреть договор, подписанный с Эдмундом Ланкастером. Но для этого мне нужно поехать во Францию.