— Темно-то как! — сказал вошедший.

Жаклин осторожно положила нож на стол и зажгла одну за другой свечи. Дешевые сальные свечи — считалось, что для кухни они сойдут. Комната осветилась. Мужчина напряженно наблюдал за ней. Что ж, если она действительно намерена распорядиться судьбой Николаса Блэкторна так, как он того заслуживает, нужно перехитрить этого человека.

— Ты, наверно, Мамзель?

Он был не похож на слугу джентльмена — ему скорее подошло бы служить в какой-нибудь таверне.

— Да, — сказала Жаклин.

— Мой хозяин хочет есть.

— В самом деле?

Она вспомнила, что поднос с его обедом вернулся нетронутым. Он или протрезвел и проголодался, или опять напился и почувствовал голод. Неважно. Важно, что он готов съесть то, что ему подадут!

— Чего-нибудь перекусить. Мясо там, сыр, пирог яблочный, если есть готовый. А где у леди Эллен виски?

— Она его не держит.

— Дерьмо собачье, — проворчал мужчина.

— У леди Эллен великолепный винный погреб, но боюсь, что виски там нет.

— Это ты наготовила?

— Я.

— Отправь все наверх. Нет, постой. Лучше отнеси сама. Мой хозяин не верит, что у леди Эллен главный повар — женщина.

Жаклин похолодела от страха. «Он меня не помнит, — пыталась она уверить себя. — Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как он видел меня в последний раз». Она тогда была ребенком, худеньким ребенком, а он — юнцом, которого, кроме его собственных удовольствий, ничто не интересовало. Он ее не должен помнить!

— У меня в распоряжении семь служанок, — сказала она ледяным тоном, — любая из них будет рада услужить вашему господину, мистер…

— Зови меня Тавернер, — сказал мужчина. — Вряд ли моего хозяина сейчас интересуют служанки, хотя за будущее не поручусь. Он хочет видеть женщину-повара, а я обязан выполнять его капризы. Сейчас его каприз — это ты. Ну, так я жду.

Жаклин не стала продолжать спор. Бесполезно. Это лишь вызовет подозрения.

— К вашим услугам, сэр, — сказала она, присев перед ним в шутливом реверансе.

Мужчина удивленно посмотрел на нее.

— Ты не похожа на других слуг, — заявил он, почесав затылок.

— Потому что я не слуга, я — главный повар.

— Поварами в замках бывают только мужчины.

— А я вот женщина.

— Это я заметил. — Он бросил на нее плотоядный взгляд.

У Жаклин стало холодно в животе. Если этот грубиян хоть в чем-то похож на своего хозяина, то, значит, Николас Блэкторн стал еще хуже — если это возможно.

Она уложила на блюдо мясо и сыр.

— Ты тоже на похож на слуг, которые приезжают сюда со своими хозяевами.

Тавернер засмеялся:

— Да уж, держу пари, что ты права. Но моему хозяину наплевать, что о нем думают. Он не такой, как эти ваши пижоны. Ему нужен слуга, который, если понадобится, прикроет его с тыла. А всякие там штучки-дрючки ему ни к чему. Главное, чтобы слуга не боялся разных опасных переделок.

— А твой хозяин часто в них попадает? — холодно спросила Жаклин. Как же ей быть? Ведь он наверняка заставит ее нести поднос, и она не сможет спрятать нож в складках юбки.

— Да уж случается, — ответил Тавернер, показав в ухмылке испорченные зубы.

— И ты его из них выручаешь?

— Да нет же, черт побери! Он сам из чего хочешь выпутается. Мое дело следить, чтобы на него сзади не напали.

Жаклин взяла массивную связку ключей и открыла шкаф, в котором держала спиртное. Там стояли две бутылки. В одной — тончайший французский коньяк, во второй — грубое бренди домашнего приготовления. Она взяла бутылку бренди и поставила ее на поднос.

— Хочешь, чтобы я несла поднос сама?

— Конечно. Пошли, Мамзель. Мой хозяин тебя не укусит.

Жаклин взяла поднос в свои маленькие сильные руки.

— Я невкусная.

Она пошла за Тавернером по освещенному свечами коридору.

— А правду говорят, что ты француженка? Что-то не верится, — сказал Тавернер, остановившись у дверей дамского будуара.

Жаклин похолодела. Комната такая маленькая! Вдруг он вблизи узнает ее?.. Взглянув в лицо Тавернера цвета каленого железа, она сказала ему все, что она о нем думает. На хорошем площадном французском, которому выучилась в трущобах Парижа.

На Тавернера это произвело должное впечатление.

— Ну, вот теперь годится. Никогда я эту тарабарщину не понимал.

Он открыл дверь в будуар, и Жаклин осознала, что ничего не может сделать. Повернуться и убежать — значит привлечь к себе внимание. Оставалось опустить пониже голову и надеяться, что он ее не вспомнит.

На какое-то мгновение Жаклин показалось, что комната пуста. Ее освещал лишь огонь от камина, и, несмотря на светлую шелковую обивку стен, было полутемно.

— Тебе надо бы учить французский, Тавви, — произнес мужской голос. — Тогда бы на тебя это произвело еще большее впечатление. Она назвала тебя сукиным сыном, у которого отсутствуют мужские принадлежности, и пожелала, чтобы ты съел дерьмо обезьяны.

Жаклин чуть не выронила поднос. К счастью, Тавернер, убежденный в том, что только у него есть право обслуживать хозяина, как раз протянул руки, и поднос не рухнул на пол. Недовольно ворча, Тавернер пошел к столу у окна, а Жаклин так и осталась неподвижно стоять в дверном проеме, надеясь, что свет сзади еще больше затемняет ее лицо.

Николас Блэкторн развалился на розовой кушетке Эллен. Пыльные черные сапоги с приставшим к ним конским навозом испачкали дорогой шелк, но это его явно не беспокоило. У него были очень длинные ноги, это Жаклин хорошо помнила. Тогда, в двадцать два года, он был высок, а юноши не становятся ниже ростом, когда мужают. Штаны тоже были грязные; камзол он, видимо, где-то потерял. Белая рубашка была распахнута на груди, рукава закатаны по локоть, спутанные длинные волосы падали на лицо.

Она рассматривала через опущенные ресницы его сильный торс, на котором не появилось ни унции жира. Оставалось надеяться, что возраст и беспутство оставили следы на его некогда красивом лице. Жаклин подняла глаза — и была потрясена. Возраст и порок действительно сказались. Юноша почти неземной красоты превратился в настоящего сатира, падшего ангела, и все-таки нельзя было не признать его невероятной привлекательности. А ведь она готова была биться об заклад, что никогда больше не назовет ни одного мужчину привлекательным! И уж тем более этого мужчину, виновника гибели всех ее близких; мужчину, который разрушил ее жизнь.

Когда-то мягкие черты его лица теперь были четко обрисованы. Высокие скулы, глубоко посаженные темно-голубые глаза, сильные крылья носа остались вроде бы прежними, но в то же время стали другими. Возле стальных глаз и чувственного рта пролегли морщины, но их сформировало беспутство, а не смех. В его раскованных нагловатых манерах угадывались жесткость и постоянная готовность к опасности.

— Так это ты и есть Мамзель? — слегка улыбнулся он.

Нет-нет, она ни за что не подаст виду, что нервничает.

— Да, сэр, — сказала Жаклин ровным голосом, выходя из дверного проема.

— Мне тебя плохо видно. Подойди поближе, — приказал он.

Жаклин сделала несколько шагов вперед и устремила взгляд на камин, чувствуя, что он ощупывает глазами все ее тело. Если ей повезет, он не заметит, что она дрожит. Если ей повезет, он не угадает смертельной ненависти в ее сердце.

— Я бы не назвал ее бриллиантом. Как тебе, Тавви? — скучающе протянул он.

— Согласен, сэр, — ответил Тавернер. — А еще говорили, что она какая-то особенная. Вот наверху есть служанка, Бетси ее зовут, так та действительно вкусная штучка…

— Прекрати! — оборвал его Блэкторн. — Мне это неинтересно. Все-таки в ней что-то есть. Как считаешь?

Жаклин сжала зубы.

— Ну, не знаю. Не в моем вкусе. Мне нравится, чтобы у них было побольше мяса на костях. Чтоб согревали в холодную ночь…

— Мне тоже. Но что-то в ней есть такое…

Блэкторн встал и подошел ближе. Большой красивой рукой он приподнял ей подбородок, приблизив лицо к себе. Потом со смехом опустил руку и отодвинулся.

— Почему у тебя в глазах столько ненависти, Мамзель? — спросил он по-французски.

Она не хотела говорить с ним на родном языке. Не хотела смотреть на него, дышать с ним одним воздухом. Если он еще раз дотронется до нее, она схватит с подноса нож и вонзит ему в сердце.

— Я могу идти, сэр? — спросила Жаклин, опустив глаза.

— Иди. Я не хочу делить постель со злюкой. Во всяком случае, сегодня.

Она удивленно взглянула на него. Он задумчиво смотрел на нее.

— Месье ошибся. Я — личный повар леди Эллен Фицуотер, — сказала она, — а не шлюха.

Жаклин повернулась и вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь и еле сдерживаясь, чтобы не побежать изо всех сил.

«Я не шлюха», — сказала она человеку, по вине которого когда-то стала ею. Ну что ж, завтрашний день станет для него последним.

2.

У леди Фицуотер было скверное настроение. Она не хотела оставлять Жаклин одну, но ведь упрямее француженок нет никого на свете. Их споры и препирательства начались сразу же, когда они впервые встретились при довольно необычных обстоятельствах, и не закончились до сих пор. И леди Эллен Фицуотер, всегда считавшая себя сильной женщиной, эти споры неизбежно проигрывала. Вот и на этот раз она не смогла переспорить Жаклин, и ей ничего не оставалось, как уехать из замка одной. Эллен уехала не потому, что боялась мужчин, подобных Николасу Блэкторну. К счастью, она не принадлежала к тому типу, который его привлекал. Поэтому он никогда не приставал к ней. Но свет, к сожалению, не задумывался над тем, угрожают ли ей преследования Ники. Останься она с ним под одной крышей — и ее сочтут падшей женщиной. Ее брат Кармайкл встал бы на уши, и она, вполне вероятно, в конце концов оказалась бы замужем за Николасом Блэкторном. А он ей в мужья не годится.

Нельзя сказать, что Эллен совсем уже не замечала его достоинств. Она признавала, что он дьявольски красив и совершенно не обращает внимания на все эти правила хорошего тона — еще один плюс. Сама же она так связана всевозможными светскими условностями, что ей пришлось покинуть собственный дом. Ах, если бы можно было наплевать на всех этих старых сплетников!..

Что же касается Николаса Блэкторна, то в его характере полно противоречий. Чего стоит одна его склонность к дуэлям! Ему уже тридцать шесть лет, давно пора бы утихомириться и обзавестись наследником. А он что? Вынужден скрываться из-за последствий дуэли. Бог мой! И если тот человек умрет, что совершенно не исключается, Ники будет вынужден покинуть Англию бог знает на какой срок.

По правде говоря, Эллен считала, что, если Джейсон Харгроув отойдет в мир иной, всем от этого будет только лучше. Она виделась с ним всего один раз, и он ей ужасно не понравился. Тощий, всегда старается встать слишком близко, руки какие-то вялые, рот вечно мокрый. И в картах жульничает — во всяком случае, так говорит Кармайкл.

Неудивительно, что его жена отвлеклась на кого-то поинтересней. Говорят, Джейсон застукал их в самый деликатный момент. Не повезло, конечно. Дуэль была неизбежной, но зачем Ники надо было его убивать? Теперь ему надо держаться подальше от властей. Все было бы не так страшно, если бы это была его первая дуэль. Так ведь она у него уже седьмая! И если не повезет, то вторая со смертельным исходом. Даже связи его семьи не смогут уберечь его от расплаты.

Все это Эллен ему говорила. Упрекала его в безрассудном поведении, горько жаловалась, что из-за него вынуждена уехать из дома. В ответ Николас, лениво развалившись на ее кушетке, лишь приоткрыл один глаз и заявил:

— Ты раньше не была такой педанткой, Эллен.

— Ну разве обязательно было его убивать, Ники? — воскликнула Эллен с отчаянием. — В конце концов, ты — виновная сторона. Промахнулся бы специально…

— Чтобы он продырявил мне голову? — возмутился он. — Я не такой дурак!

— Ну, это еще как сказать, — неожиданно подал голос Тавернер.

Эллен вздрогнула. Она никак не могла привыкнуть, что слуга позволяет себе вмешиваться в разговоры.

— Что ты имеешь в виду?

— Что я и в самом деле дурак, — пробормотал Ники. — Видишь ли, меня время от времени тянет на благородство. Но Джейсон Харгроув отказался принять мои извинения. Если бы я не увернулся, мы с тобой сейчас не разговаривали бы.

— Я что-то не понимаю. Ты извинился перед Харгроувом?! Никогда бы не поверила, что ты способен извиниться перед кем бы то ни было! — воскликнула Эллен.

Николас пожал плечами.

— Представь себе, такое случается. Я полагал, что Харгроув удовольствуется если не извинениями, то хотя бы первой кровью. А он попытался убить меня, по сути дела, после того, как мы уже обменялись выстрелами и дуэль можно было считать завершенной.