Шэна Эйби - Месть русалок

Это была самая ужасная зима в ее жизни. И, к сожалению, она еще не закончилась.

Малкольм был глубоко уязвлен решением своей сестры выйти замуж за англичанина. Сначала Кайла этого не понимала. Она, конечно, знала о том, что между братом матери и ее отцом были довольно напряженные отношения. Ведь Малкольм ни разу не принял приглашения приехать в Роузмид, хотя, как знала девушка, родители посылали ему приглашения ежегодно.

Как-то неделю назад, поздним вечером, когда большая часть слуг уже легла спать, Кайла наткнулась на дядю, который сидел в гостиной и пил виски, окруженный осколками разбитого вдребезги графина. Рассыпанные вокруг мелкие кусочки стекла сверкали тысячами звездочек, отражая огонь камина и горящих свечей.

Когда Кайла, вскрикнув, бросилась к нему, Малкольм принял ее за Элейн. Он схватил ее за руки и принялся укорять за то, что она бросила его, своего брата, предала, перешла на сторону его врага. Он говорил яростно, с болью и ненавистью, и было ясно, что он не простил ее и никогда не простит. Но, выплеснув на нее всю свою ярость, он вдруг обнял ее и прижал к себе, и Кайла увидела слезы в его глазах. Он продолжал что-то бессвязно бормотать, но девушка вырвалась из его рук и быстро выбежала из комнаты.

К счастью, Малкольм наутро ничего не вспомнил. Во всяком случае, он никогда не упоминал об этом вечере. И Кайла почти забыла об этом – пока не получила сегодня утром записку от Роланда с предложением мира.

Она была готова на сделку и даже, более того, всей душой стремилась к этому. Ведь ей представлялась прекрасная возможность очистить имя отца и восстановить фамильную честь. Ничего не могло быть важнее этого.

Но Малкольм не хотел мира, нет, он жаждал битвы. Как же ужасно оказаться в заложниках у безумца, сжигаемого ненавистью, еще страшнее – стать причиной кровопролития. Малкольм увидел в этой ситуации шанс взбунтоваться против судьбы, отомстить тем, кто отнял у него сестру. Это был его золотой час для мести.

И теперь сюда шли солдаты.

Но где Алистер?

Кайла нашла брата в его комнате. Он стоял возле своего скромного ложа спиной к ней и смотрел вниз на что-то, лежащее на покрывале.

Кайла тихо проскользнула в комнату, но брат все же услышал ее и бросил быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что не ошибся.

– Они хотят, чтобы мы сдались, – сказал он подавленно.

– Кто они?

– Англичане.

Он произнес это слово с таким презрением, словно оно было для него ненавистным, словно он сам не был наполовину англичанином. Это работа Малкольма, поняла Кайла, чувствуя неприятный холодок внутри.

Она подошла к нему и увидела, что он смотрит на широкий меч, лежащий посреди шкуры, покрывающей его кровать. Кайле он показался пугающе огромным. Вдоль всего тускло мерцающего стального клинка виднелись пятна ржавчины.

Ее сознание отказывалось принимать какую-либо связь между этим ужасным оружием и ее братом. Что делает здесь этот отвратительный меч? Алистеру нельзя брать его, он может пораниться! Не соображая, что делает, Кайла потянулась к рукоятке, намереваясь схватить ее.

Но Алистер опередил ее. Ему пришлось взять меч двумя руками, чтобы с видимым усилием поднять его.

– Что ты делаешь? – Кайла попыталась унять дрожь в голосе, испытывая единственное желание – отобрать у брата оружие.

– Ты разве не слышала? – спросил он и взмахнул мечом в одну, потом в другую сторону. Меч пока еще плохо его слушался, и Алистер все свое внимание сконцентрировал на том, чтобы крепко держать его в руках.

– О чем слышала? – недоуменно спросила Кайла. Но в ту же минуту действительно услышала за окном новые, зловещие звуки, от которых ей стало жутко. И как она сразу не обратила на них внимание? Топот множества обутых в сапоги ног, грубые, резкие мужские голоса, от которых ее кожа тут же покрылась мурашками. Кайла обхватила себя руками, пытаясь унять внезапную дрожь.

– Лорд Стрэтмор приказал дяде сдаться. Уорвикам – сдаться! Он сказал, что если дядя этого не сделает, то он никого не пощадит в Гленкарсоне.

Алистер опустил меч и бросил его на кровать, поникнув головой. Только теперь Кайла заметила, что он одет в тунику, под которой поблескивает металлическая кольчуга. Наряд взрослого воина был слишком велик для его худенького тела. Кровь бросилась ей в голову. Она хотела закричать, но горло сдавило от ужаса, и она едва прошептала:

– Нет!

– Это правда. – Алистер первый раз за все время разговора взглянул ей в глаза. – Я сам видел этот ультиматум. Его принесли сегодня днем, вскоре после того, первого, письма. Дядя дал мне его прочитать.

– Нет, – повторила она, не желая верить этой чудовищной новости.

Незнакомые, зловещие звуки за окном становились все громче. Кайла хорошо понимала, что они предвещают.

Облака закрыли солнце, и комната погрузилась в серый полумрак.

– Он безжалостен, Кайла. Вот почему его прозвали Цербером, адским псом. Он ни за что не остановится, пока мы сами его не остановим. Это будет продолжаться бесконечно. И рано или поздно он схватит тебя. – Детская рука Алистера обхватила рукоятку меча. – Но я не позволю, чтобы это произошло. Не позволю ему убить тебя!

– Послушай, – начала Кайла взволнованно.

– Алистер! – прервал ее грубый голос, раздавшийся из двери.

И вновь Кайлу охватила дрожь. Малкольм!

– Все будет хорошо, Кайла, – поспешно сказал ее брат. – Я буду тебя защищать!

– Я не позволю тебе этого делать! – воскликнула девушка и не узнала своего голоса – тонкого, срывающегося.

Малкольм заговорил снова, появившись в дверном проеме темным силуэтом на фоне освещенного холла.

– Ты очень ошибаешься, если думаешь, что у тебя есть выбор, Кайла. Ты останешься здесь с остальными женщинами. Все это дело тебя не касается.

– Но я не позволю вам! – закричала она, бросаясь к двери.

Она попыталась проскользнуть мимо него, но Малкольм без труда задержал ее, схватив своими сильными руками за талию.

– Алистер! – снова позвал он своим не терпящим возражений тоном, заставившим Кайлу содрогнуться.

Девушка услышала за спиной легкие шаги брата. Алистер обогнул их обоих и вышел из комнаты.

– Нет! – закричала ему вслед Кайла, протягивая руки. – Вернись!

Алистер оглянулся, его взгляд был красноречивее любых слов. А затем он быстро исчез из вида. Кайла, пылая негодованием, обернулась к Малкольму.

– Ему нужна одна я! – в ярости крикнула она. – Отпустите меня! Я договорюсь со Стрэтмором.

– Никогда, – твердо заявил Малкольм, и Кайла поняла, что это его последнее слово.

– Но Алистеру всего двенадцать! – вскричала Кайла. – Сжальтесь! Ведь он совсем еще ребенок! Не делайте этого с ним!

Малкольм лишь скривился в презрительной гримасе.

– Он мужчина. Или был бы мужчиной, если бы ты так не нянчилась с ним. И это его святое право – сражаться с теми, кто погубил его отца!

– Но он погибнет!

– А хоть бы и так – он умрет, как мужчина. И довольно об этом.

– Мы все погибнем! Неужели вы не понимаете? Их в несколько раз больше. Вы хотите заставить крестьян со своими мотыгами и косами сражаться против хорошо вооруженных воинов!

– Раз того желает бог, пусть будет так.

Но жажда крови, которую она увидела в его глазах, яснее слов сказала ей обо всем. Этого желал не бог, а сам Малкольм. С холодной решимостью он толкнул ее в сторону комнаты. Кайла упала, ободрав ладони и больно ударившись об пол. Прежде чем она успела подняться, запутавшись в юбках, Малкольм вышел, закрыл за собой дверь и запер ее на замок.

– Увидимся позже сегодня вечером, племянница, – раздался его приглушенный толстой дверью голос.

– Нет! – рыдала Кайла, изо всех сил колотя кулаками в дверь.

Все было бесполезно. Она оказалась в ловушке.

Несколькими часами позже, когда в ее комнату начал проникать едкий дым, она поняла, что все кончено. Поместье горело. Они потерпели поражение.

Это был ужасный день. Тот, кто отважился бы подняться на один из окружающих долину скалистых холмов, в первый момент не увидел бы там ничего из ряда вон выходящего. Правда, небо, словно кипящий серый котел, выплескивало на землю холодные капли, и серый мглистый туман клубился над землей. Но это была обычная погода здесь, в горах Шотландии, ранней весной. Повсюду была грязь и слякоть, но чего иного можно ожидать, когда дождь льет почти весь день? Однако, поднявшись еще выше, нельзя было бы не заметить, что к запахам прелой сырой земли примешивается какой-то иной, чужеродный запах – резкий, с металлическим привкусом, от которого обычно поднимаются волосы на затылке и шерсть на загривке животного.

Битва за Гленкарсон была столь же беспощадной и жестокой, как и все остальные битвы, что велись испокон века в этом суровом горном краю. И мирная бурая грязь Гленкарсона стала красной от крови в тот вечер.

Кайла медленно брела, осторожно выбирая, куда поставить ногу, высоко подбирая юбки. Она перешагивала через тела, стараясь не думать и не чувствовать. Ее целью была группа, лежащая в центре поля. Там она должна найти его, отчего-то она была в этом уверена.

На мгновение в ее памяти вдруг снова раздались крики, которые долетали до нее, запертой в одной из дальних комнат замка. Крики мужчин и женщин, звон стали и ржание лошадей… Теперь она слышала лишь вздохи да плач женщин, которые так же, как и она, бродили среди тел, пытаясь разыскать своих близких. Кайла зажала уши ладонями – она больше не хотела ничего слышать. Лишь один голос звучал сейчас в ее голове, лишь одно имя шептали ее губы:

– Алистер, Алистер…

Дядя ее не интересовал. Именно он был виноват в том, что произошла эта ужасная бойня, и теперь она желала ему провалиться в ад. Но Алистер, ее милый Алистер, слишком юный, слишком слабый для того, чтобы сражаться мечом, который он даже не мог как следует удержать в руках. Боже, Алистер…

Она нашла его там, где и думала, – маленького, тихого, с бледным лицом и руками, покрытыми кровью и грязью. Слишком бледного. Слишком тихого.

Она не знала, как долго просидела возле него, обнимая, держа на коленях его голову. Она не видела затянувших небо туч, не слышала раскатов грома. Она не чувствовала, как холодный дождь заливает долину.

Струи дождя омыли его юное лицо, промочили и разгладили гриву ярко-рыжих волос, похожих на ее собственные. Этот мальчик – единственное, что у нее оставалось в этом мире, единственное, ради чего она жила последние месяцы…

Кайла Уорвик не плакала. У нее не дрожали руки, когда она стирала воду с его лба. И ноги у нее лишь немного подогнулись, когда она встала и, нагнувшись, подняла тело своего брата и понесла его прочь из долины Гленкарсон.

– Сегодня черный день, – сказала старуха, помешивая какое-то варево в котелке, висящем над костром.

Замечание едва ли требовало ответа, поэтому Кайла промолчала. Она опустила глаза и посмотрела на свои руки с въевшейся в кожу и под ногти грязью, которую не могла отмыть, как ни старалась.

– Тебе надо уходить отсюда, – продолжала женщина. Где-то снаружи, у входа в пещеру заблеяла коза.

– Да, – безучастно откликнулась Кайла.

– Они будут тебя искать. – Лорна, старая кастелянша Гленкарсона, постучала деревянной ложкой по краю котелка.

– Я знаю.

Было очевидно, что сейчас от Кайлы немного проку. Ее руки безвольно лежали на коленях ладонями вверх, казалось, у нее нет сил даже просто сжать пальцы. Бледная, землисто-серого цвета кожа делала ее похожей на привидение. Разглядывая свои руки, Кайла вспомнила, как ее мать холила свои руки, каждый вечер натирала их специальным жиром, смешанным с травами, чтобы они все время оставались нежными и гладкими.

Руки Кайлы, непривычные к грубой работе, теперь были покрыты порезами и волдырями.

– Я уйду прежде, чем они доберутся сюда, – сказала она все так же равнодушно.

– Хорошо.

Лорна много лет служила в замке Малкольма Макалистера. Но сегодня вечером она лишилась крова, как и другие, оставшиеся в живых члены клана, с незапамятных времен населявшего этот суровый край, затерянный среди скал и холмов. Деревня была сожжена дотла.

В пещере было холодно и сыро, но и в выгоревшем замке едва ли было лучше.

Лорна снова постучала по краю котелка, очевидно, для пущего эффекта.

– Ты можешь пойти к людям твоего отца.

– Я уйду, – устало повторила Кайла.