И она действительно честно ждала служанку. Целых пять минут. Как раз столько, чтобы быть уверенной, что ее страж отошел достаточно далеко. А затем она спустилась в кухню, чтобы всего лишь поговорить с поварихой. Та предложила пойти в сад, и Кайла не могла устоять перед соблазном немного побыть одной.

Как приятно было оказаться в таком уединенном месте, полном покоя и умиротворения, окруженной лишь растениями и птицами. Кайла откинулась назад, почти полностью скрываясь в зеленом алькове. Она вытянула ноги, вздохнула и задумалась. Мысли ее были отнюдь не радостные.

Роланд опять избегал ее.

Смена его настроений казалась просто невероятной. Как он мог быть таким страстным, нежным и любящим, а через мгновение внезапно превращаться в незнакомца, держащегося с холодной отчужденностью. За последнюю неделю она тысячу раз пыталась убедить себя, что всему виной ее воображение, что он просто очень занят, или устал, или расстроен какими-то своими делами. И хотя все это было вполне возможно, эти объяснения ее нисколько не удовлетворяли. Она чувствовала, что здесь кроется что-то еще.

Она вообще очень редко видела его, за исключением завтрака и ужина, а иногда не видела даже и в это время. Но зато каждую ночь он приходил к ней, делил с ней постель и – теперь уже дважды – занимался с ней любовью. Эти страстные, безудержные ночи полностью обезоруживали ее, лишали всякой возможности защищаться от него и заставляли ее желать его близости все сильнее.

Кайла не хотела, чтобы это ее хоть как-то задевало. Она не хотела лелеять свои обиды по поводу того, что ее мужа больше беспокоят поля и рыбная ловля, чем жена. Она не хотела просыпаться каждое утро, чувствуя себя задетой и растерянной из-за того, что ее муж уже ушел, и понимая, что ее ждет еще один бесконечный день без него. Она совсем этого не хотела! Она бы предпочла заковать свое сердце в железный панцирь, чтобы ничто не могло больше его ранить: ни взгляд бирюзовых глаз, ни чарующие улыбки, ни ласки, ни нежные слова, которые он шептал ей в минуты страсти. Вспоминая все это, она с печалью думала о том, как все могло бы быть замечательно между ними, если бы… но она понимала, что мечты ее несбыточны, и от этого ей становилось еще больнее.

Но почему? Почему? Она отказывалась что-либо понимать.

Кайла тяжело вздохнула и поддела носком туфельки один из маленьких камешков, которые усыпали тропинки в саду. Камешек ударился в ствол граба, росшего перед ней. На его ветвях вдруг появилась рыжая белка и что-то возмущенно застрекотала.

Слева послышался новый звук. Человеческий голос? Кайла выпрямилась, внезапно насторожившись. Вот опять – голос, тихо напевающий что-то, слышался за кустами жимолости. Кайла чуть расслабилась. Это был детский голос.

Она нашла Элисию совсем одну посреди тропинки сразу за старым колодцем, увитым плющом. Девочка сидела в тени, словно маленькая принцесса, окруженная придворными дамами – куклами. Все они были рассажены в определенном порядке прямо перед ней.

– Привет, тетушка, – сказала она, не поворачивая головы. – Поиграешь со мной?

– Ты здесь одна? – удивилась Кайла.

– Да. Я всегда прихожу сюда одна. Здесь очень хорошо, правда?

Похоже, белка последовала за ней. Она перескакивала с ветки на ветку и оказалась как раз над ними, все еще что-то вереща.

Кайла присела рядом с девочкой в пятнистой тени дерева на небольшой камень, подобрав юбки и скрестив ноги перед собой так же, как и Элисия. Девочка улыбнулась и подняла повыше куклу, которую держала в руках.

– Хочешь послушать сказку?

– Конечно, – согласилась Кайла.

Кукла была сшита из ткани. У нее было плоское лицо, волосы из желтых нитей, обтрепавшихся на концах. Элисия взяла еще одну куклу в другую руку. Эта была вырезана из дерева, у нее было ясно нарисованное лицо и розовое платье.

– Однажды жила-была королева, – начала Элисия. – Она была очень доброй и хорошей, и все любили ее.

Это была, без сомнения, желтоволосая тряпичная кукла, которая поклонилась Кайле.

– И королева тоже всех очень любила. Так что даже король говорил ей, чтобы она не любила всех так сильно, чтобы не доверяла всем людям.

Кайла почувствовала, что задерживает дыхание, тень от дерева показалась ей вдруг холодной. Рука Элисии задвигалась, заставив куклу затрясти головой с почти застенчивым видом.

– Но королева не слушала его. Она верила, что все люди такие же хорошие, как она сама. Она думала, что король ошибается.

Нарисованная кукла тоже задвигалась в руке девочки, изобразив пародию на придворный поклон.

– Дорогая королева! – сказала Элисия высоким, писклявым голоском. – Вы можете мне доверять.

Тряпичная кукла прижалась к деревянной, словно обнимая ее.

– Я знаю! – Элисия чуть понизила голос, теперь он был не таким писклявым. – Я знаю это, дорогой друг!

Кайла ощутила странное покалывание в кончиках пальцев, ее ладони вдруг вспотели. Она обнаружила, что не может отвести глаз от разыгрывающейся перед ней сцены. Маленькие руки слепой девочки двигали куклами, заставляя тех проделывать странные, неуклюжие движения. Было что-то гротескное и даже жутковатое в том, как эти куклы смотрели на Кайлу, словно издевались над ней. Вышитые глаза королевы с черными зрачками словно хотели ей что-то сказать.

Элисия отложила тряпичную куклу и взяла другую, которая, видимо, должна была изображать рыцаря или солдата.

– О нет! – воскликнула деревянная кукла, увидев солдата. – О нет, нет, нет, нет, нет!

– Тише, – прорычал солдат. – Делай, как я сказал тебе!

– Нет! – воскликнула деревянная кукла. – Нет, я не могу! Я не стану!

– Делай, как я сказал, и никто из них не умрет. – И солдат ударил деревянную куклу.

– Не-е-ет! – заплакала кукла, но было слишком поздно. Ее отбросили в сторону, и солдат тут же набросился на королеву. Он бил ее снова и снова, ее желтые волосы разлетелись в разные стороны по гравию.

Кайла в ужасе, едва дыша, наблюдала за этим избиением. Ей хотелось закричать: «Остановись, прекрати!» Но она была не в состоянии произнести ни слова и лишь смотрела за тем, как солдат терзал королеву, бил ее снова и снова, пока та не упала на землю лицом в траву.

Солдат остановился и, захромав в детских руках, был отложен в сторону.

Кайла с побелевшим лицом подняла глаза на Элисию. Девочка, как показалось Кайле, ответила на ее взгляд.

Незрячие глаза на этот раз были устремлены прямо на нее.

– Предательство, – произнесла Элисия своим нормальным голосом. – Предательство и смерть. Вот что случилось с королевой.

Склеп Элейн. Ее тело, закутанное в саван, на мраморном постаменте. Это не ее мама, боже, это не может быть она, эта хрупкая оболочка женщины, лежащая там. Ее милое, такое дорогое Кайле лицо было почти живым, казалось, она спит…

– Предательство, – повторила Элисия, и впервые Кайла увидела, что глаза у нее ярко-синие, сверкающие в солнечном свете.

Она беспокоилась, что ее мама не может дышать сквозь плотный саван, что она задохнется. Но она ведь и не могла дышать, потому что она была мертва…

– Смерть, – сказала девочка.

Руки Коннера – последнее, что еще было видно из жидкой раскисшей грязи, пока она закидывала неглубокую могилу, которую смогла для него вырыть. Алистер молча плакал рядом, ее ногти обломались и болели, пока она рыла зимнюю смерзшуюся землю. Руки Коннера, сложенные на груди, все время появлялись из-под земли, которую она бросала и бросала в могилу, стараясь двигаться как можно быстрее, но все же недостаточно быстро…

– Кровь, – нараспев, монотонно произнесла Элисия.

Алистер, теперь он тоже, как и их отец, лежал в искореженной земле, оба они похоронены ее руками. Она поливала их могилы потом, не слезами, она не могла тогда плакать. Она не хотела ничего этого видеть, не хотела видеть, как грязь покрывает их лица, их руки… но, кроме нее, это некому было сделать.

Кайла откинулась назад, собираясь встать, она оперлась ладонями о гравий, стараясь двигаться неслышно.

Элисия, казалось, поняла, что Кайла собирается уйти. Куклы теперь снова застыли рядом с ней.

– Все кончилось, – сказала она. – Эта часть сказки закончилась.

Кайла почти не слышала ее. Она встала на колени прямо на гравий, ноги плохо ее слушались, она пыталась бороться с воспоминаниями.

– Королева сейчас на небесах, – решительно сказала Элисия. – Все хорошие люди на небесах. Они там счастливы.

Кайла встала и повернулась, чтобы уйти. Почти ничего не видя и не соображая, она шла по тропинке. Каким-то образом она нашла калитку, с трудом справилась с задвижкой, пытаясь отодвинуть ее непослушными дрожащими пальцами, и все-таки вспомнила, что должна закрыть за собой калитку.

Какое обычное, естественное действие: закрыть калитку. Закрыть калитку за собой, чтобы не вошли олени. Конечно, это прирученные олени, такие, как Элинор. Но нельзя позволить им войти.

Она шла, пока не увидела что-то знакомое – угол стены, за которой начинался двор замка. Она повернула. Вот и двор, покрытый мягкой травой, вон шершавые стены главного здания…

Она уставилась на эти стены. Вскоре она будет там, внутри, и это будет правильно, так как есть определенные причины, по которым ей следует быть внутри замка, а не снаружи. Роланд будет опять страшно сердиться на нее. А она очень не любит, когда Роланд гневается. Тогда внутри у нее что-то сжимается, замирает… то, что она должна сохранить живым и сильным, – ее душа. Она не хочет, чтобы он снова на нее сердился. Она так соскучилась по нему. Она так хочет его увидеть…

Какой-то мужчина подошел к ней, взял ее за руку. Она позволила ему это, должно быть, это солдат. Или управляющий. Он показался Кайле знакомым. Он проводит ее назад в замок, к Роланду.

– Графиня, – сказал этот человек, и снова что-то всплыло в ее памяти при звуке его голоса. Внутри замка Кайла ощутила блаженную прохладу и успокаивающую темноту. Они прошли мимо главной лестницы, вошли в узкий коридор, который она совсем не помнила. Мужчина держал ее за руку слишком крепко и прижимал ее к себе слишком тесно, что ей совсем не понравилось. Было что-то дурное в том, как он тащил ее за собой по этому совершенно незнакомому ей пути…

Кайла пришла в себя внезапно и очень болезненно. Она повернула голову, чтобы взглянуть на этого мужчину. Кто он? Не солдат, не управляющий, совершенно незнакомый ей человек. Крупный, с черными волосами, с жестким профилем…

Кайла попыталась вырвать руку из жесткой хватки мужчины, вложив в это движение все свои силы. Но тот в ответ рванул ее к себе, зажав ей рот своей грубой, шершавой ладонью. Другой рукой он схватил ее руку и заломил ее за спину. Теперь ее тело оказалось полностью прижатым к его телу.

Он пах грязной старой кожей и чем-то еще – мерзким, липким… Это было просто какое-то безумие!

– Леди, – произнес он хриплым шепотом, затащив ее в совершенно темную комнату без окон.

Кайла извивалась в его руках, но тщетно, она пыталась бить его ногами, но тоже безрезультатно, она пыталась кричать, но из зажатого рта вырывалось нечто, похожее на приглушенное мычание.

– Не сражайтесь со мной, миледи, – прорычал этот человек.

Он отпустил ее руку, но в то же мгновение от острой боли где-то внутри она едва не потеряла сознание. Все поплыло у нее перед глазами.

– Успокойтесь, – сказал он, но Кайла слышала его голос словно издалека. Она совсем не могла дышать. В глазах вспыхнули какие-то голубые яркие точки, и она буквально повисла у него на руках.

Он чуть ослабил хватку. Кайла почувствовала, как грубая мужская рука подхватывает ее снизу.

– Где она? – рявкнул он. – Где, отвечай!

Она, вся дрожа, выдохнула ему в руку, все еще зажимающую рот. Его грубая ладонь двинулась снизу вверх. по ее животу, по груди.

С силой, рожденной страхом и яростью, Кайла сжала вместе руки и резко двинула локтем своего обидчика прямо в живот, заставив того на миг задохнуться. От неожиданности он громко охнул и немного, совсем немного разжал руки. Но этого оказалось достаточно, чтобы она смогла развернуться и, не думая, рубанула ребром ладони ему по горлу. Она почувствовала, как что-то отвратительно хрустнуло от ее удара.

Он отпустил ее со страшным хрипом и опустился на колени. Кайла бросилась к двери, но что-то не пускало ее. Она споткнулась, бросила быстрый взгляд назад Мужчина лежал на полу, вытянувшись во весь рост, и. зажимая в руке подол ее платья, тащил ее на себя. Кайла рванула изо всех сил юбку и вместе со звуком рвущейся материи почувствовала, что свободна.