Клаудиа молча отвернулась и направилась к выходу. Через несколько мгновений с палубы раздался ее звонкий голос:

— Поторапливайтесь, уже светает!.. Эй, Краб, когда закончите, выпустите пленников из трюма — пусть плывут восвояси! Нам они ни к чему…

13

Венеция, 28 мая 1507 года,

Ка д'Оро.

Синьоре N., замок Аскольци

ди Кастелло

«Итак, синьора, попрощавшись с пиратом Рене, по прозвищу Акула, я дождался ночи и направился в город. Над домами висела луна, окрашивая все вокруг в сказочный зеленоватый цвет. Я перебегал от дома к дому, прячась в нишах, выдолбленных в глиняных стенах. Город спал. Не слышно было ни единого звука.

Вдруг издали донесся странный голос. То ли бормотание, то ли пение… Голос приближался, и я поспешил спрятаться. Наконец из-за угла вышел ночной сторож. Едва шевеля губами, он мычал: «Спите спокойно, спите спокойно…» Мерно отбивая удары колотушкой, он медленно прошаркал мимо меня и вскоре удалился, после чего я возобновил свое путешествие по городу.

Надо сказать, что домов я практически не видел, все они находились в глубине дворов. Мне же предстояло ориентироваться среди бесконечных глиняных заборов вдоль узких извилистых улиц. Они все были похожи один на другой, и я не раз замечал, что некоторые перекрестки проходил дважды. Лишь один дом — крепость Аруджа, наместника султана в Алжире, — выделялся среди остальных своим «воинственным» видом. На стенах стояли часовые, и я поспешил удалиться, боясь быть замеченным.

Я блуждал по закоулкам этого города-лабиринта полночи, пока не почувствовал в воздухе едва уловимый запах моря. Какая-то особая солоноватая свежесть выдавала его близость. Еще два-три поворота, и пред моими очами раскрылась неописуемая красота ровной зеленовато-перламутровой глади воды, высокий купол восточного неба с рассыпанными по нему звездами и огромная яркая луна.

Вскоре я нашел пристань, затаился под сохнувшей просмоленной лодкой и решил слегка вздремнуть. Завтрашний день мог окончательно решить мою судьбу, и я помолился Богу, чтобы он оказался удачным.

Проснулся я оттого, что мне стало невыносимо жарко. Я лежал весь мокрый, обливаясь потом. Рядом шумело прохладное море, но я был заперт в своем укрытии и должен был прежде оценить обстановку. Вокруг уже кипела обычная портовая жизнь. На рейде стояло с десяток кораблей, у берега — несчетное количество лодок и барок. Я огляделся — вооруженных людей Аруджа — правителя Алжира — видно не было. Это успокоило меня, и я покинул свое прибежище. Осторожно двигаясь вдоль берега, я старался не привлекать внимание снующих повсюду матросов и торговцев. Я смотрел в море, разглядывая флаги стоявших на рейде кораблей. И вдруг… На горизонте, как желанный маяк, развевался флорентийский флаг. Там, всего в одной миле от меня, — моя свобода, родина, жена… Внешне я сохранял спокойствие, но представьте, что творилось в моей душе! После почти года скитаний в Африке… У меня было одно желание — скорее оказаться на борту у флорентийцев…

Еще больше я обрадовался, когда увидел несколько шлюпок с этого корабля, стоявших у берега. Флорентийские матросы разгружали мешки с зерном. Я поспешил к ним, мне хотелось обнять их всех разом. Каких-то пятьдесят шагов оставалось до моих земляков, родных христианских душ. Я бежал, как ребенок, слезы навернулись на мои глаза, слезы переполнявшей меня радости…

Ах, синьора, случалось ли Вам переживать в жизни такие волнения? То они возносят вас из бездны отчаяния на вершину блаженства, то, наоборот, — с радужных высот счастья погружают в пучину переживаний.

Что-то подобное в тот день произошло и со мной. Приближаясь к моим спасителям, я увидел, что с другой стороны к их шлюпкам бегут воины Абу Хасана, видимо, давно поджидавшие меня в Алжире. Конечно, меня искали, и мне следовало проявлять осторожность, но я поддался своим чувствам, потерял бдительность — и теперь был наказан за свою неосмотрительность. Их было четверо, они уже поравнялись с флорентийскими матросами и бежали мне навстречу. И я побежал прочь…

Я бежал что есть силы, натыкаясь на разбросанные повсюду грузы, на снующих портовых потаскух. Мы носились по порту довольно долго, мне то удавалось оторваться, то погоня вновь настигала меня. У меня не было оружия, я не мог вступить с ними в схватку. Мне оставалось только бежать от них. Свернув за какой-то сарай, я увидел там араба, решившего облегчиться. Я наскоро извинился перед ним, после чего сбил с ног и оглушил. Из-за сарая я уже вышел в белой чалме и дорогом плаще. Это дало мне возможность на некоторое время оторваться от преследователей. Когда они вновь узнали меня, я имел в запасе с полминуты, чтобы принять решение.

Совсем близко я увидел небольшую барку, рядом с которой стояли двое хорошо одетых людей в чалмах. Они следили за приемом новых пассажиров. На борт, в сопровождении евнухов, поднимались женщины, завернутые по самые глаза в роскошные шелка. Один из наблюдавших держал в руке плеть и мерно постукивал концом ее рукоятки о ладонь. Второй же неторопливо перебирал четки.

Я сбросил чалму и плащ, поспешил к ним и поинтересовался, нуждается ли корабль в опытных матросах. Те оглядели меня с ног до головы и, видимо, не слишком впечатлились моим потрепанным после пустынной одиссеи видом. Тот, что был с плеткой, брезгливо кивнул, указывая на группу людей чуть в стороне.

Я поспешил туда. Боцман корабля стоял у небольшого столика и призывал окружавших его мужчин записываться в матросы. Зеваки недоверчиво слушали боцмана, расписывающего им все прелести службы на богатом корабле. Никто не торопился принимать решение, а потому боцман был весьма поражен, когда я выхватил из его рук перо и выразил огромное желание поставить свою подпись. Этот бородатый моряк был явно рад такой моей ретивости и с готовностью развернул бумагу перед моим носом. Я подписался…

Подоспевшая погоня вступила в спор с боцманом. Они требовали выдать меня и даже пытались скрутить мне руки, будто я уже в их власти. Но боцман не соглашался, указывая на подписанную бумагу. К счастью, люди Абу Хасана не имели такой бумаги, а потому лишь размахивали руками и наступали на боцмана. Тот уже готов был признать свое поражение, как в спор включились двое в чалмах, производившие впечатление знатных людей. Все, как один, упали перед ними на колени. Немного подумав, я поспешил присоединиться к ним.

Один из них, который был с четками и выглядел побогаче, сказал, что уважает Абу Хасана, но кораблю нужны матросы именно сейчас, поэтому он предложил оставить меня на борту, а «дорогому Абу Хасану» обещал подарить достойную замену. Капитан поблагодарил своего покровителя, назвав его Аруджем. Теперь я понял, что моя судьба была решена знаменитым магрибским корсаром, который за свой многолетний разбой против христиан был пожалован должностью наместника султана в Алжире.

Теперь он стоял передо мной и неспешно перебирал четки, чувствуя себя хозяином положения. Да простит меня Господь, синьора, но, если бы у меня был хотя бы нож, я бы не испугался и прикончил этого негодяя. Но я покорно встал и направился к кораблю. Так я стал матросом турецкого каботажного судна.

Так или иначе, я выбрался из Африки, но плыл не к своей желанной родине, а на восток — в Константинополь, где ждала меня полная неизвестность. Как странно, ведь целью плаванья «Святой Марии» был тоже Константинополь, но тогда я был послом Венеции. Теперь же я простой матрос, но у меня появилось главное — надежда. Говорят, что пленники из Константинополя не возвращаются и нет надежды отыскать их там и выкупить. Однако сейчас я был уже не рабом, а матросом, чья доля пусть и не лучше, но есть хоть какая-то надежда стать свободным человеком.

Итак, я плыл в Турцию, в империю зла, которая давно уже служила сатане орудием в его борьбе с праведными и христианами. Здесь, на корабле, я был человеком второго сорта, ибо моим Богом был не Аллах. Но в песках Сахары я и вовсе был дешевле скота. Значит, решил я, Бог еще не оставил меня совсем…

Что ж, я вновь прощаюсь с Вами, милая синьора. Да хранит Вас Господь».


Штиль на море — проблема для капитана, но радость для матросов, получающих долгожданную передышку от ежедневной корабельной работы. Пираты тоже любили безветренную погоду. Сейчас они разгуливали по палубе или играли в кости, сидя по-турецки. Некоторые уже с утра мертвецки напились и горланили без умолку скабрезные портовые песенки, обижаясь, если кто-нибудь просил их замолчать. А старики-пираты, собравшись в кучки, рассказывали увлекательные истории из своей жизни. Жара стояла нестерпимая. Ждали ветра, который надует паруса, вдохнет в них жизнь.

Неожиданно на палубе появились Клаудиа и капитан. Они громко спорили.

— Хорошо, сейчас я покажу тебе, что такое удар наотмашь слева. — Рене выхватил саблю и встал в стойку напротив Клаудии. — Ну же, принимай бой, где твое оружие?

Клаудиа тоже достала саблю и приготовилась отразить атаку.

— Помни, удары слева особенно коварны, — предупредил ее Рене, и они скрестили сабли.

— А если так? — Рене отскочил в сторону, схватился за рею, прыгнул и оказался за спиной у Клаудии. — Раз-два… Все, ты — покойник.

— Ах так?! — разозлилась Клаудиа и бросилась на него с новой силой. Она уже успешно теснила Рене под одобрительные усмешки матросов. Все они оторвались от своих дел и наблюдали за неожиданным соревнованием.

— Эй, Рене, береги своего зверя, а то останешься старой девой! — хохотали они.

Сейчас уже Клаудиа предупреждала Рене о своих ударах, но делала это с некоторым запозданием, чтобы тот не слишком был готов к ним.

— Ты хорошая ученица, Клаудиа, — тяжело дыша, крикнул Рене. — А как насчет моего коронного — наотмашь слева?

— Всему свое время, — весело ответила Клаудиа и усилила натиск.

Борьба перешла на реи. Потом перекинулась на корму. Все разбегались, освобождая им поле сражения. В результате Клаудиа оказалась на борту, и Рене принял вызов. Они балансировали над водой, продолжая сверкать саблями.

— А вот тебе и твой коронный! Получи!

Клаудиа подгадала момент и ударила наотмашь слева, но в последний момент наклонилась так, чтобы удар пришелся не лезвием сабли, а рукоятью. Рене тут же полетел в воду под общий смех. Клаудиа застыла на мгновение в позе победителя, но тут же прыгнула за ним вместе с несколькими пиратами, бросившимися вытаскивать проигравшего героя. Клаудиа подплыла к Рене первой и, к своему ужасу, обнаружила, что его лицо неподвижно, а глаза закрыты.

Обняв его за шею, она прижала его к себе и уже собиралась дождаться, когда появится подмога, когда… Рене дернулся, ловко, как рыба, вывернулся и крепко поцеловал ее в губы. От неожиданности Клаудиа наглоталась воды и не могла сказать ни слова. Свободной рукой она с размаха ударила его по щеке. Но тут же примирительно улыбнулась.

Их втащили на борт, весело обсуждая поединок. Все подбадривали Клаудию и слегка стыдили Рене.

— Конечно, с бабой драться — не с нами. Тут тебе все сразу — и война, и теплые прелести в придачу, — усмехнулся Краб.

— Что ты сказал, Краб? — Рене подошел к нему вплотную и посмотрел сверху вниз. — Мадам нуждается в твоих извинениях, приятель. Ты понял, меня?

— Почему я должен извиняться перед бабой? Никогда! — возмутился тот.

— Если ты не сделаешь этого, я проткну твое брюхо, — проворчал Рене.

Он выхватил кинжал и снова вплотную приблизился к Крабу.

— Неужели ты это сделаешь?

— И не сомневайся, приятель.

— Я давно наблюдаю за вами. Она окрутила тебя, Рене! — Краб смотрел на пиратов, ожидая их поддержки. Но все молчали.

— Заткнись! — Рене приставил кинжал к его животу. — Ты меня утомляешь, старина Краб. Если я не сдержусь и отправлю тебя к акулам, не обижайся.

— Конечно, для тебя дружба ничего не значит. Теперь у тебя в голове только эта баба!

— Благодаря ей ты, неблагодарная тварь, получил хорошую долю. Это она навела нас на итальянцев.

— Да ладно, мы бы и сами как-нибудь. Эй, ребята, давайте выбирать нового капитана!

Краб завопил во всю глотку и заметался по палубе, подстрекая пиратов на сходку. Маленький рост и плотная фигура делали его движения комичными, но выражение лица было слишком серьезным. Он заглядывал в глаза каждому, но все молчаливо отворачивались от него и не решались принять чью-либо сторону.

— Эй, ребята! — крикнул уже Рене. — Разве я плохой капитан? Разве я когда-нибудь струсил, подвел вас? Разве в нашем трюме не полно добычи?

Все одобрительно закивали, но тут вновь раздался визгливый, хрипловатый голос Краба:

— Ты предал нас, предал с этой бабой! Ты был нашим вожаком, был вместе с нами. А теперь часами проводишь время с этой ведьмой!