От хорошо разгоревшихся дров веяло жаром. Остановившись в пяти шагах от камина, я протянул к нему ледяные руки. Екатерина присоединилась ко мне — хотя она едва ли мерзла.

Лицо ее озаряла радостная улыбка. В отблесках огня мне привиделась милая девушка, которую я встретил в далекой юности. Но потом Екатерина тоже принялась укорять меня.

— Вы теперь не заходите ко мне… мы больше не видимся за общими трапезами… Я сижу здесь, забытая и отвергнутая, в моих покоях пусто, как в чистилище…

Она с такой силой вцепилась в мою руку, что я мог думать только о том, как освободиться.

А принцесса продолжала жаловаться, припоминая мои оплошности и оскорбления, нанесенные ее особе. Я уже мысленно взмолился, чтобы у нее отсох язык. Но она и не думала умолкать. Тогда я разозлился.

— Вы сами виноваты в том, что чувствуете себя отверженной и заброшенной! — вскричал я и, понизив голос, добавил: — Вы же распоряжаетесь на своей половине и можете делать все, что угодно, жить так, как вам заблагорассудится!

— Но лишь с позволения мужа, — произнесла она с шутливым подобострастием.

— У вас нет мужа! — вспыльчиво возразил я. — Он умер, умер почти тридцать лет тому назад! А я не муж вам. Я уже получил заключения знаменитых ученых богословов!

Екатерина гордо выпрямилась.

— Ученые! Глупцы и невежды. Вы сами знаете правду.

— Да, знаю. И эту правду указал мне Бог.

— Решать будет Папа, — самодовольно заявила она. — Ему известна Божья воля.

Божья воля. Что понимает в этом Климент? Теологи разбираются в вопросах веры гораздо лучше.

— Слово за сведущими учеными лучших университетов, досконально изучающими наше дело. А если и после этого Папа не решит его в мою пользу, то я обвиню его самого в ереси и перестану подчиняться ему.

Дрова в камине затрещали, выпустив сноп искр. Неужели я действительно сказал то, что думал? Екатерина пристально смотрела на меня. Тем не менее сказанного не воротишь. Покинув ее покои, я пошел обратно в Анне.

Я поведал ей о случившемся, о том, что наговорил Екатерине. Вырвавшиеся у меня слова испугали меня самого. Но Анну взволновал лишь мой визит к незаконной супруге, а не вызов папской власти.

Стоя в бархатной ночной рубашке у двери в свою спальню, она горько рассмеялась.

— Вам следовало быть умнее и не спорить с испанкой, — заметила она, переведя дух. — Вам еще ни разу не удавалось переубедить ее…

Я собирался возмутиться, но ее мрачный вид заставил меня помедлить.

— Однажды ее доводы настолько убедят вас, что вы решите примириться с ней, — печально произнесла она со слезами в голосе.

Я запротестовал, но Анна жестом вынудила меня замолчать. Ее глаза увлажнились, а по-лисьи заостренное лицо задрожало от едва сдерживаемых рыданий.

— Ради вас я отказалась от всего, — плаксиво протянула она, намеренно держа дверь полузакрытой, чтобы я не мог войти и обнять ее. — А теперь поняла, что вы вернетесь к Екатерине. Вас обяжут сделать это. Я отвергла несколько выгодных предложений руки и сердца, а нынче на меня уже никто не обращает внимания. Меня считают королевской шлюхой! Моя юность пропала понапрасну! Мне не остается ничего, кроме… Я даже не представляю, что теперь будет со мной!

Она зарыдала и захлопнула дверь.

Я остолбенел. Сейчас я завидовал монахам, избавленным от женских силков. Если бы я стал архиепископом Кентерберийским…

Но мне выпала иная судьба. Мы вынуждены идти путем, предначертанным свыше.

* * *

Если я перестану подчиняться Папе, то кто же займет его место в моей жизни? Я уже сомневался в главенствующей роли Рима, а не только в личных достоинствах Климента. Приоритеты сместились.

Разговаривая с Екатериной, я порывисто заявил, что не собираюсь повиноваться понтифику, вне зависимости от того, какое решение он примет. Я действительно больше не верил в его высшую духовную власть.

Не знаю, когда это случилось… но в глубине души я был уверен, что он не является наместником Христа, — функции папской власти рукотворны и значат не больше, чем затейливые рождественские представления с фигурками из папье-маше.

Я упорно стремился стать идеальным королем и долгое время считал, что обязан жить в согласии с Его Святейшеством. Каким же простофилей я оказался! Испытывал священный трепет перед папской властью, добивался ее одобрения! Троекратный дурак… Но с глупостями покончено, покончено!

* * *

Не думайте, что все это время Англия жила без канцлера. Скорее она обошлась бы без Папы. Хотя, скорбя о кончине Уолси, я продолжал оттягивать выборы его преемника.

Сразу после отставки Уолси многие придворные претендовали на эту должность. Меня изумило, как много государственных мужей совершенно необоснованно считают себя достойными ее.

К примеру, герцог Норфолк. Он обладал всеми преимуществами своего влиятельного титула и древнего дворянского рода, но ему плачевно не хватало воображения, а его чрезмерная консервативность в те дни вряд ли сослужила бы Англии добрую службу.

Или герцог Суффолк. Брэндон, мой старый друг и зятек. Будучи талантливым и неутомимым воином, он не обладал, однако, качествами, необходимыми канцлеру. Он не смог бы справиться с такими сложными обязанностями.

Рвались к власти и священники: пронырливый Гардинер, престарелый Уорхем, вспыльчивый Фишер, елейный Тансталл. Но церковников мне уже хватило. Я перестал доверять прелатам, полагая, что им не под силу улаживать мои дела. Мне хотелось видеть на этом посту ученого, государственного деятеля, законоведа.

Кого же еще, кроме Томаса Мора?

* * *

Да, именно Мора. Я решил немедленно увидеться с ним. Мне взбрело в голову нанести визит в его особняк в Челси, куда меня ни разу не звали. Это даже интереснее. Я в приглашениях не нуждался.

Челси, небольшая деревенька, находилась в трех милях от Лондона. Добрый час мы добирались туда по реке. По собственному выражению Мора, он предпочитал жить вдали от столичной суматохи.

Королевский баркас обогнул излучину Темзы. Впереди расстилались лишь обрамленные лесами поля. Лондон остался позади. Подобравшееся к зениту солнце позолотило сверкающую водную гладь, стало жарковато.

Судно подошло к причалу. Он был предназначен для маленьких лодок, и там не нашлось места для нас. Но мы могли стать на якорь и посреди реки. Едва он нырнул в воду, в поместье Мора началось страшное волнение. Большая ладья привлекла всеобщее внимание. Окрестные пахари побросали плуги и собрались поглазеть на невиданное зрелище. Люди заполнили весь берег, оставив едва заметный проход.

На гребной лодке меня доставили к причалу. Я надеялся, что застану сэра Томаса дома и в благодушном настроении. Его расположение было самым важным. Выбравшись на дощатый пирс, я направился к дому Мора, стоявшему довольно далеко от реки. За моей спиной раскачивалась легкая лодка.

Причал оказался очень длинным. Почти до самой воды тянулся пологий, покрытый травой склон. Ее зелень была столь насыщенной и яркой, что напоминала шелк. Возможно, такой блеск и густоту травяной ковер приобрел благодаря тени могучих дубов, чьи кроны заслоняли полдневное солнце.

Наконец я ступил на коротко подстриженную мураву. Пасущиеся поблизости козы лениво подняли головы, оценивающе глянув на меня узкими желтыми глазами. Но быстро потеряв интерес к моей особе, они вновь принялись пощипывать травку.

Кроме коз, я никого не заметил. Залитый светом послеполуденного солнца дом выглядел пустым. С одной стороны выстроился ряд ульев, и мой слух уловил сонное жужжание обитавших там пчел.

Я разочарованно вздохнул. Похоже, зря пришлось проделать этот путь. И все-таки я испытал своеобразное торжество, наконец воочию увидев личные владения Мора.

Позади меня заскрипели доски под ногами гребцов и нескольких придворных, которые последовали за мной. Они о чем-то болтали, кто-то даже напевал. Вряд ли они обрадуются, когда я сообщу им, что придется несолоно хлебавши возвращаться в Лондон. Вероятно, стоит отдохнуть полчасика на газоне, наблюдая, как скользят по Темзе величавые лебеди и легкие лодки. Это зрелище радовало глаз.

Вдруг из дома кто-то вышел. Очевидно, служанка. Завидев нас, она развернулась и убежала обратно. Через мгновение на крыльцо выскочила стайка слуг, а к окнам припали любопытные лица. До меня донесся поднявшийся внутри шум.

На задний двор выходила массивная деревянная дверь. Внезапно она распахнулась, и к нам торопливо направилась низкорослая полная женщина. Чтобы было ловчее идти, она слегка приподняла свои юбки. За ней на некотором отдалении медленно шли несколько домочадцев.

— Ваша милость!.. Ваша милость!.. — запыхавшись, восклицала она, приближаясь к нам. — Нам так… нам так…

Я узнал леди Алису, жену Мора.

— Нам очень приятно… — перебил ее спокойный знакомый голос, который я так желал услышать. — Никогда еще мы не имели удовольствия…

Легко обогнав жену, Мор встретил меня с довольной улыбкой.

— А я никогда еще не имел приглашения, — вдруг произнес я, и в этих словах неожиданно для меня самого прозвучала обида.

Почему, интересно, в присутствии Мора мне всегда вспоминаются те черные дни, когда любимчиком считался Артур? Вечно я стремился заслужить одобрение, вечно чувствовал себя ущемленным.

На лице Мора появилось выражение заинтересованности.

— Вот я и решил нанести вам визит… по собственному почину, — с запинкой закончил я.

— Вы самый желанный гость в нашем доме, — ответил он на редкость умиротворяющим бархатным тоном.

Однако я знал, что он кривит душой.

Я порывисто обвел рукой его владения.

— Прекрасно, Томас, — сказал я. — Здесь у вас просто мирская идиллия.

Он слегка приподнял бровь. Видимо, счел меня дураком. И он был не одинок, я полностью разделял его мнение. Мне вдруг захотелось оказаться в сотнях миль отсюда.

— Да, середина лета сравнима с идиллической порой… — согласился он.

Нет, вы не дурак, казалось, подразумевали его слова. Вы очень милый человек. Да, этим-то Мор и был опасен. Он неизменно побуждал собеседника почувствовать себя разумным и приятным, несмотря ни на что.

— Давайте постоим немного и послушаем… — мягко прибавил он.

Легкий ветерок шелестел листьями; тихо гудели пчелы; издалека доносился мерный плеск речных волн. Но меня больше завораживали не звуки, а движение и свет. Слегка покачивали разноцветными головками окружавшие дом шток-розы; вокруг золотистых, сплетенных из соломы ульев летали озабоченные пчелки; игривый пестрый свет пронизывал кроны деревьев. Здесь легче дышалось, в воздухе витали тонкие ароматы дальних лугов, садов. Чудесный эликсир, в котором смешались запахи цветов, скошенной травы и плодородной земли, словно прочистил мои мысли.

— М-да, — произнес я после затянувшегося молчания. — Да…

Леди Алиса выглядела весьма встревоженной.

— Ваша милость… — с запинкой пробормотала она, — не угодно ли вам разделить с нами простую трапезу? Вам и вашей… свите… — Она робко покосилась на моих спутников. — Вы же понимаете, все так неожиданно, и мы не подготовились…

Взгляд Мора заставил ее умолкнуть.

— Мы прибыли не ради трапезы, — сказал я. — Кто же думает о еде в летнюю жару?

— Алиса, пусть принесут эля, — распорядился Мор. — Не сомневаюсь, что гребцам хочется пить после долгого плавания. К тому же против течения.

Мои спутники благодарно посмотрели на него, а он повернулся ко мне. Его серо-зеленые глаза едва не обожгли меня.

— Не угодно ли вам прогуляться, пока готовят освежающие напитки? — Его ласковый голос звучал с неотразимой повелительностью.

Мне оставалось лишь подчиниться.

Он повел меня в сторону розария, граничившего с садом. Солнце светило нам в спину. Перед нами маячили наши длинные тени. В детстве меня пугали дурные приметы, и я боялся наступать на свою тень. Даже сейчас я невольно старался как можно реже делать это.

Мор показал мне несколько розовых кустов, о выращивании которых он заботился с особым старанием, а потом без обиняков произнес:

— Впрочем, вы же приехали по другим делам.

— Верно, — тут же согласился я. — Я хочу, чтобы вы стали лорд-канцлером. Вместо Уолси.

Раз уж он предпочитает говорить начистоту, то почему бы мне не последовать его примеру?

Я ожидал, что Мор выкажет тревогу либо недоверие. А он расхохотался, заливисто и звонко.

— Я? Вместо Уолси? — успокоившись, произнес он. — Но я же не принадлежу к клану священнослужителей.

— А мне и не нужен священник! Вы христианин… и более праведны, чем большинство церковников!