– И главное, никому вы про это не рассказываете. У нас же девчонки сплетницы страшные.

– А про это сплетничать невозможно. Вот ты теперь узнала. Что, всем подряд рассказывать пойдешь? Мы ее уважаем очень. За мужество ее. И потом она себе внушила, и нам внушила, она не инвалид. Она такая же, как и мы. Только, может, еще лучше. Ты же знаешь, она у нас в группе заводила. И в кино сбегать, и лекцию прогулять. Всегда первая.

– Ну а на политэкономии-то, чем дело кончилось? Что Семеновна-то?

– Ужасно все кончилось. Катька побелела вся, сумку убрала, и платки свои намотанные сняла. Семеновна чуть в обморок не упала. Прощения просила. У всех у нас просила. Потом видела, как она в перерыве таблетки глотала. А на второй паре просто давай за жизнь рассказывать. Она же фронтовичка. Зенитчицей, оказывается, была. Восемнадцать лет ей было, Москву защищала с такими же девчонками. И про то, как трудно им было и страшно до жути, и про то, как подруг теряли. И про то, как у самой ее близкой подружки в одном из боев снарядом руку оторвало. Прямо у Семеновны на глазах. Спасти ее не смогли. Видимо, этими своими рассказами она по-своему Катю поддержать пыталась. Что, дескать, живет Катя Филиппова теперь свою жизнь и вот за ту самую ее подружку. И живет ее достойно. И очень ей Семеновна за это благодарна. Так что такой урок мужества у нас сегодня получился. А ты, Ленка, по сторонам-то смотри! Вникай!


Буду вникать. Постараюсь.

Прощальные гастроли

– Ну чего, в Ленинград рванем?

– Думаешь, надо? Я сессию только-только сдать успею, если сдам еще…

– А ты как будто когда-то не сдавала или стипендию не получала?

– Ну это да…На сколько поедем-то, дня на три?

– Да уж давай на пять. Летом замуж обе выходим, нужно же, в конце концов, устроить себе прощальные гастроли!

– У нас вроде летом были прощальные гастроли, в Геленд­жике?

– Это была генеральная репетиция прощальных гастролей.

– А, ну это меняет дело. С одним условием. Зарядку не будешь заставлять меня делать!

– Ленка, ну что ты такая ленивая! Тебе бы поспать да поплясать!

– Вот! Танцы – это и есть зарядка.

– Зарядка – это когда мышцы работают, и вообще, ты в бассейне давно была?

– Ну ладно, ладно, что мы о грустном? Давай про веселое. Тебе-то Игорек предложение уже сделал, а мне-то Руслан нет еще! То есть он-то, конечно, себе по другому не мыслит, но родственники про это ни сном ни духом, ни мои, ни его. Со своими я всегда разберусь. А с его Кавказом? Начнут угрожать: приедем, зарежем. Но все равно, думаю, замуж выйти все-таки надо. А то четыре года коту под хвост. Должен же быть какой-то логический конец?!

– И то верно. Потом, две свадьбы – не одна. Представляешь, повеселимся как! Билеты какие будем брать? Купе, плацкарту?

– В купе страшно, в плацкарте противно. Давай купе.


Про «страшно» мы не ошиблись. На верхние места пришли два мужика абсолютно дикой наружности и сразу начали пить водку. Пили, пока все не выпили, потом с трудом затолкали друг друга на верхние полки и дружно захрапели. Уснули мы только благодаря нашей безмятежной молодости и крепкой нервной системе.

Проснулась я среди ночи от того, что рядом со мной, можно сказать, прямо на меня, что-то упало. Тьма кромешная, на мне лежит что-то тяжелое и вздрагивает. Понимаю, что на меня упал мужик с верней полки. (То, что он ко мне пришел по доброй воле, я исключила сразу. Когда вечером его друг пытался утолкать его спать, он уже ничего не соображал.) От ужаса я завизжала тонким нечеловеческим голосом. У меня такого голоса нет, поэтому я визжала и удивлялась одновременно, кто это так противно орет. Через секунду к моему визгу примкнул еще один. Понятно, подруга Наташка Зверева проснулась; в чем дело, она, конечно, не поняла, но в целях поддержки, на всякий случай, закричала в унисон. Причем еще тоньше, чем я.

От наших высоких нот проснулся мужик (тот, который к тому времени со мной лежал; тот, что сумел удержаться на параллельной полке, так и не проснулся). Мужик, видимо, испугался больше всех и заорал громким басом. Понятное дело, бедный, со сна понять вообще ничего не смог: темно, лежит неизвестно где, но поза явно неудобная, и вокруг все кричат. Может, он подумал, что уже в аду.

На голос прибежала проводница. Сначала долбила в дверь, но мы самозабвенно втроем кричали, нам было некогда реагировать на посторонние звуки! Она открыла дверь своим ключом и быстро включила свет. Вместо того чтобы нас спасать, она начала сползать по двери вниз, корчась от хохота. Мы еще немного покричали при свете, поняли, что все живы, ничего страшного не произошло, и начали заталкивать мужика обратно на его полку с помощью проводницы. Мужик тихо извинялся. Мол, он не нарочно. Потом до утра что-то бормотал себе под нос. Мы уж свет выключать не стали, решили, если что, при свете его ловить легче будет.


В Питер приехали ни свет ни заря, злые, не выспавшиеся, на улице холод собачий. Что-то наши гастроли начинаются не очень весело. Дней всего пять, надо много чего успеть. А впечатление складывается, что сегодня весь день отсыпаться будем.

Поселиться мы должны были в общежитии ПТУ, мой папа по линии своей работы сумел договориться. Лишь бы это общежитие побыстрее найти – и в койку. Полчаса тряслись по Литейному в неотапливаемом трамвае и минут двадцать еще бежали на негнущихся от холода ногах до проходной нашего будущего жилья. Бабулька на входе нам объяснила, что селят у них с 10 утра.

– Бабуль, а что ж нам еще полтора часа-то делать? Мы устали, не спали, хоть сумки возьмите!

– Некогда мне тут за вашими сумками глядеть, у меня тут свои правила, и вы мне тут не указывайте!

Ну понятно, у нас каждая гардеробщица большой начальник. Если она хотя бы полчаса в день над кем-нибудь не поиздевается, у нее аппетит на целый день пропадет. А здесь ведь, что за удача, мы прямо с утра подвернулись. Жалкие, невыспавшиеся, из другого города! И податься нам больше некуда. Вот ей раздолье!

– Ладно, Наташка, давай вот на этот диван в коридорчике приляжем.

– А как, он же двухместный?

– Уж как-нибудь.

Мы девушки непритязательные, прямо в пальто сели посередине диванчика, одна упала головой в одну сторону, другая в другую. Под голову сумки с деньгами, под ноги с вещами. И все, ничего не помним.

Через час нас растолкала, причем с трудом, наша приветливая бабулька:

– Вставайте давайте, вы мне тут весь интерьер своим видом портите!

И ничего мы не портим, наоборот даже. Мы обе очень даже ничего себе. А на Зверевой вообще дубленка красивая. У нее родители в Австрии работают, и всякие ей вещи экзотические шлют. Наташка, правда, не всегда относится к этим вещам с должным пиететом. Недавно постирала свитер из ангорки, какой-то очень редкий. Для убыстрения процесса сушить повесила его на батарею. Свитер можно теперь надеть только на мою годовалую племянницу.


Дубленку она еще постирать не успела, так что это наша одна основная гордость на двоих.

В Питере вообще люди одеты как-то странно, очень мрачно.

Как мне кажется на первый взгляд – просто в телогрейках ходят.

А тут мы – у меня пальто красивого зеленого цвета, модного силуэта, отделанное светлой норкой, и Наташка в фирменной дубленке с капюшоном. Это какой такой интерьер мы можем испортить?! Мы можем только украсить!

Общежитие-то, я так поняла, при ПТУ. Так, глядишь, мы и студентов своей экзотической для города внешностью привлечем. Может, ПТУ план по набору наконец сделает. Как раз мимо нас уже народ начал ходить. Заинтересованно так смотрит, почему это тут две девчонки в обнимку со своими пожитками спят?

Все оказалось гораздо проще. Из Москвы позвонил мой папа, поинтересоваться, поселили нас или нет. Бабушка заверила его – «уже давно поселили, уже отдыхают на чистом белье». И быстренько препроводила нас из коридора.


Голова тяжелая, внешность мятая, но, дойдя до чистого белья, мы решили, что уже выспались. Времени действительно для загула остается мало, надо начинать действовать.

– Как действовать будем? Сначала давай план разработаем. Для порядка надо культурки запланировать. Много не потянем, надорвемся, потом – у нас все-таки каникулы, тоже, между прочим, последние. Надо и отдохнуть. Поэтому по музеям ходить будем, но умеренно. Так, примерно, один музей в день. Ну Эрмитаж – это нужно, это все спрашивать будут. Русский музей под вопросом. Про него спрашивать никто не будет. Но музей-то хороший, в него как-то даже и сходить тянет.

– Если тянет, отказывать себе ни в чем не будем!

– Посмотрим по времени. Потом на уродцев посмотреть, я лично в Кунсткамере еще не была. Это давай обязательно. Ну и достаточно, наверное, из культурки-то!

– А про театр?

– Наташ, давай ограничимся концертом, причем чем-нибудь современным. Я в их Мариинском в прошлом году была. Там все то же, что в Большом, но только голубого цвета. Давали «Дон-Кихота». Причем героиня была местная, ну, из их театра, а партнер из Москвы из нашего Немировича-Данченко. Так вот они когда по отдельноcти, ну все у них было просто замечательно, а как что совместно надо станцевать – ну никак. То он ее поднять не может, то она ему на ногу наступает. Может, они, конечно, мало тренировались, не знаю, но я вся за них изнервничалась. Короче, давай на что-нибудь полегче. Не будем себя травмировать. Но в первый вечер обязательно надо сходить в ресторан.

– Лен, а в ресторан нам зачем?

– А мы там с кем-нибудь познакомимся, чтобы нам гастролировать веселее было.

– Может, завтра в ресторан, а то мы сегодня немножко мятые.

– Ты что, завтра, дней же мало!

– Верно, Лен, ничего, подберемся как-нибудь. Как финансы делить будем?

– Как всегда, скидываемся по 10 рублей в день и ни в чем себе не отказываем!

Мы с Наташкой обе Тельцы, обе твердо стоим на ногах, умеем все распланировать, никуда не опаздываем.

Нам дружить легко, у нас одинаковые взгляды на жизнь. И на деньги тоже. И с маленькими тратами можно все сделать весело и красиво.

Поэтому принимаем решение обедать ходить только в самые дорогие рестораны Ленинграда и брать по полтарелки супа, а хлеба по два куска. Рестораны наметили. Сначала, конечно, гостиница «Европейская», потом «Астория», потом еще что-нибудь придумаем. Так что нам по 20 рублей в день за глаза должно хватить. Главная трата – это, конечно, вечерний ресторан, здесь супом не обойтись, это будет странно, нужно будет по горячему заказать. Ну и лимонаду, конечно. Вина пить не будем. Просто не умеем, неизвестно же, как на нас спиртное подействует, рисковать не стоит.


Обедаем в «Европейской», вокруг нас, склонившись с уважением, стоят три официанта. Ждут, что мы еще после супа заказывать будем. Удивляются, наверное, что это мы на хлеб так налегаем. А мы после того, как весь хлеб съели, говорим небрежно:

– Счет, пожалуйста!

Они, конечно, нам предлагают хотя бы чай или кофе с десертом взять. ( Ну откуда им знать, что у нас в общежитии и кипятильник, и чай, и конфеты. Да и наелись мы.) И потом, нам же было, главное, на историческое место посмотреть и себя в этом месте продемонстрировать.

Нам место понравилось, мы в нем, судя по всему, не очень.

А нам и не надо, мы завтра в «Асторию» пойдем.

Хотя понимаем, что на вечер столик-то заказать надо, и в принципе здесь было бы не плохо начать наш праздник жизни. Даем по-барски на чай и заказываем столик на вечер. Официанты тяжело вздыхают и принимают заказ.


– Ну что, давай все-таки в Русский музей сходим. Здесь рядом, очередей туда никаких, а потом, неизвестно же, как пойдет, может, только Русский и удастся посетить.

– Нет, Лена, уж давай хоть по музею в день посещать будем!

– Хорошо, ты, главное, не расстраивайся.


Русский музей не похож ни на какой другой. Здесь потрясающая атмосфера. Это не Эрмитаж. Никакой роскоши, но ничто и не отвлекает от картин великих мастеров. Картины развешаны очень правильно, все можно рассмотреть, никто не мешает подумать, что-то осмыслить, посмотреть внутрь себя. Питер и я – это в первую очередь всегда Русский музей и я.


Глотнули духовного, и теперь можно готовиться к вечеру. По дороге купили билеты на концерт венгерской рок-группы на завтра в концертный зал «Октябрьский». Надо уже бежать в нашу общагу, успеть чаю нашего московского до ресторана напиться. Все-таки денег у нас не очень много. А потом, мы еще с Наташкой любим экономить, перераспределить что-нибудь на завтра и получить какие-то новые возможности. Каждые лишние пять рублей могут открыть перед нами новые горизонты.