— Как же всё вовремя! — вслух восхитилась я, радуясь дополнительному толчку для бесповоротного решения. — Не поверишь, Ань, шла заявление на увольнение писать.

— О-па… Вот это номер! Ну, ты даешь, подруга. Типа в отпуск, а сама стажировалась небось?

— Ты хороший человек, Анька, я тебе адрес черкну, ты приезжай ко мне отдыхать, — я поднялась и заторопилась в банк. Мне уже не терпелось, хотелось быстрее понять выгорит ли мой моментально созревший план.


Выгорел, ещё как выгорел. Марина Борисовна, руководитель нашего отдела, отводила глаза, завидев меня, а когда я предложила ей сделку, без промедления согласилась отпустить меня без отработки. Самолично помогла оформить бумаги, сбегала в отдел кадров и вскоре положила передо мной на стол мою трудовую. Домой я возвращалась воодушевленная — дня через три можно будет лететь обратно. По пути заскочила в кафе, прикупила кое-какой еды на вынос, для Гордея. Проснется голодный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Однако, улетали мы не через три дня, а вместе и на следующее уже утро. Гордей организовал мой переезд молниеносно.

— У тебя много вещей, которые ты хочешь взять с собой? — спросил он.

— Да нет, тут всё хозяйское, мою только диван куплен, местный никуда не годился, но его я забирать точно не собираюсь. А личного… чемодан наберу.

— Отлично. Тогда собирай.

— Но… мне нужно позвонить хозяйке, сдать ей квартиру, она должна проверить, что всё в порядке, ничего не сломано.

— А ты что-то сломала?

— Нет, конечно, но так положено.

— Кем положено? — усмехнулся он. — Перестань, ты вон ей диван новенький оставляешь, пусть радуется. Давай мне её телефон, я сам с ней поговорю.

Пока я паковала чемодан, он созвонился с хозяйкой, договорился, что ключи мы оставим соседке и, я подозреваю, оплатил ей неустойку за то, что я не предупредила заранее. Доносившиеся обрывки разговора с кухни уверяли меня в этом, хотя Гордей, когда я порывалась вернуть ему деньги, утверждал обратное, дескать, ничего он ей не платил, облезет.

Ранним, таким же хмурым, как и предыдущее, утром мы сидели в самолете. Я у иллюминатора, Гордей на месте посередине. Третье кресло оказалось никем не занято, я посчитала это дополнительной удачей, а потом нахмурилась — не может же везти бесконечно. С чего бы это госпоже удаче так расщедрится в мою сторону?

— О чем ты думаешь? — спросил Гордей. Я повернулась к нему и тихо ответила:

— Собаку. Мне нужно завести собаку.

Он взял меня за руку, переплел наши пальцы и сжав их в общий кулак серьезно произнес:

— Мы будем счастливы, верь мне.

Глава 17


Стоило ему включить телефон, как тот принялся трезвонить, хотя благодаря разнице во времени, рабочий день здесь только-только начался. Сначала позвонила некая Алена, Гордей бросил взгляд на часы и попросил её сдвинуть запланированную с кем-то встречу на час позже. Следующим был человек, которого Гордей называл Сашей.

— Они согласились скорректировать пункт десять-один? — громко спросил он в трубку. — Отлично, Саша, подойди к Алёне, подпиши договор. Скажи, я распорядился. Перестань, мне давно известно, что она прекрасно подделывает мою подпись.

В одной руке он вёз мой чемодан, второй порывался в который раз приобнять меня, и как только его рука опускалась на мою талию, телефон звонил вновь.

— Да, мама, — подчёркнуто мягко. — Я помню, мам. Не волнуйся, о подарке я позабочусь. Я скоро заеду переодеться, и мы обо всем поговорим. Пока.

Машина Гордея поджидала на стоянке аэропорта. Как только мы разместились, он запустил двигатель и теперь уже сам кого-то набрал. К разговору я не прислушивалась, смотрела в окно, на торчащий из-за бетонного ограждения белый борт, расписанный красным шрифтом и очень похожий на тот, что примчал нас сюда, и думала — а вписываюсь ли я, в эту его неизвестную мне взрослую жизнь? Или я ворвалась из небытия, разрушила привычный уклад и перетасовала все ближайшие планы?

Гордей закончил разговор, отложил телефон и тронулся. Вид он имел несколько задумчивый, впрочем, почти сразу повернулся ко мне и сказал:

— Знаешь, у Сони в пятницу день рождения, я хочу, чтобы ты была со мной в этот вечер. Как ты на это смотришь?

Если я правильно понимаю, Соня домработница семьи Казаковых. Но Гордею и в голову никогда не приходило её так назвать, для него, насколько я помню, она была кем-то вроде члена семьи.

— Бестактно приглашать своих гостей на чужой праздник.

— Ты не знаешь Соню, она не просит мне обратное. Если узнает, что у меня была возможность привести тебя в дом, а я ею не воспользовался, тогда я себе не завидую. Я так и вижу, как она возмутится: «Негодяй, вздорный мальчишка, имей ввиду, торта ты не получишь!»

Мы посмеялись и я спросила первое, что меня заинтересовало в его ответе больше всего:

— Про какие возможности ты говоришь? Соня меня в глаза не видела, разве ей обо мне известно?

— Ей известно о той, что украла моё сердце.

Я почувствовала тепло в груди. Приятное, ласкающее, чуть подёрнувшее щеки алым. И простила Гордею его излишнюю активность: скорость авто, с которой он несется сбыть меня и умчаться в свою налаженную жизнь, бесконечные звонки телефона, грозящие отнять его у меня. Но продолжала думать о втором: «в дом», именно так он и произнес. Значит, мероприятие будет проходить в его доме?

— Извини, но я не смогу.

— Почему? Назови хотя бы одну серьезную причину для отказа, кроме той что приглашение получено не из уст именинницы.

— Я боюсь, — честно призналась я.

— Не бойся, я с тобой, — улыбнулся он. Убрал правую руку с руля, опустил на мою ладонь, сжал её и серьезно спросил: — Чего ты боишься?

— Обычных вещей. Беспокоюсь быть лишней, неуместной, твоих родителей, в конце концов. Я незнакома ни с Соней, ни с твоей мамой, а перед твоим отцом у меня ещё с давних пор поджилки замирают.

— Ну, во-первых, познакомиться когда-нибудь всё равно придется, почему бы не сейчас. А во-вторых, Соня милейшая женщина, мамин напор мы как ни будь выдержим коллективно, а отец… Отца вот уже несколько лет нет в живых, так что беспокоиться не о чем.

— Извини, я не знала. Соболезную.

— Не извиняйся, мы уже справились с потерей. Лучше принимай приглашение и не сомневайся.

Я пообещала подумать, Гордей кивнул, отлично, уверенный, вопрос решен.


Каждый вечер он проводил у меня. Закончив все дела, приезжал, как правило, мы сидели в беседке, истребляя запасы дров для печи, смотрели на тлеющие угли и жались друг к другу, как два замерзших воробья. Либо торчали в моей спальне, занимались любовью, жадно исследуя тела, а потом размеренно болтали. Ближе к полуночи я прогоняла его, не позволяя себе красть всё его время, боясь наскучить или надоесть. Мне всё казалось, он удовлетворит любопытство, поставит что-то вроде галочки в своем списке, где я должна была значиться более ранним пунктом, выше по списку, и сбежит. Просто не приедет в один прекрасный день, а я даже не стану выяснять, не случилось ли чего.

Несколько раз Гордей порывался выдернуть меня на море, но оно словно вступило со мной в одним нам известный сговор и нещадно штормило уже который день, поэтому поход к морю постоянно откладывался.

Одним из таких вечеров, мы сидели на диване, который он установил напротив печи, я прижималась спиной к его груди и чувствовала какой-то нереальный покой, умиротворение, Гордей выудил из кармана свой телефон, несколько раз коснулся экрана и повернул ко мне.

— Посмотри, кто-то из этих мужчин покажется тебе знакомым?

Я вглядывалась в мелькавшие на дисплее лица и думала — кто они, все эти люди, откуда у него эти фотографии? Некоторые лица мужчин были увеличены, явно вырезаны с общих снимков, но всех их объединяло одно: к каждому можно применить слово «отдыхающий». Кто в пестрой не застегнутой рубашке, кто в майке, некоторые с обнаженным торсом, а у одного на плече и вовсе надувной круг висит. На большинстве головной убор: кепки, бейсболки, широкополые шляпы — защищаются от солнца.

— Нет. Никого не знаю.

— Посмотри ещё раз, пожалуйста.

Снимков было не меньше сорока, но я просмотрела внимательно каждый и вернула Гордею телефон:

— Хоть сто раз, никого из них не знаю.

«Бамс-бамс-бамс», долбило сердце, отдавая жаром в висках. С таким звуком обычно, сидящая напротив Фомина самозабвенно шлепала печати на документах. Я догадалась зачем он мне показывает всех этих мужчин, но язык не поворачивался озвучить вслух.

— Хорошо, — спокойно ответил Гордей и снова прижал меня к себе: — Не замерзла?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Нет.

— Завтра поздравляем Соню, я заеду за тобой в пять.

— А может?..

— Не может, — возразил он. Теснее обхватил меня, определил на моё плечо подбородок и шепнул: — Трусишка.


Дом Казаковых находился на возвышении и разительно отличался от современных коттеджей. Раньше я его наблюдала только издалека, поэтому он мне казался значительно меньше, чем на самом деле. Одноэтажный, с белыми стенами и высокими потолками, даже пара колонн на входе имелось. Монументально, примерила я слово, и оно подходило как никакое другое. Очень похоже на летнюю резиденцию какого-нибудь столичного князя, не меньше, и год постройки скорее всего датирован веком девятнадцатым.

Гордей припарковал машину, помог мне выбраться и потянул за руку левее от входа, по выложенной тротуарной плиткой дорожке. Мы поравнялись с высоченным кипарисом, а я увидела зачем он меня сюда подвел. Безумно красивый вид. Вниз по склону тянулся ровный ряд виноградника, за ним, кажущаяся от сюда ровной, линия садов и после уже — море. Бескрайнее, до горизонта, каких-то нереально сумасшедших цветов с этого ракурса.

— Приехали, — услышали мы и повернулись.

В дверях стояла Соня. Мне даже не нужно было об этом говорить, я просто знала — это она. С любопытством поглядывающая женщина, никак не вязалась с хозяйкой. Трикотажное, бордовое платье строгого кроя, собранные волосы, которые уверенна подколоты шпильками и черные круглоносые туфли на едва заметном каблуке. А приметная брошь на груди больше напоминала орден, чем украшение.

— Соня, — раскинув руки поприветствовал её Гордей. — Да ты нереальная красотка!

Та махнула на него рукой и довольно фыркнула:

— Да, ну тебя!

Мы подошли, но пока мы приближались Соня внимательно разглядывала меня, а когда замерли напротив неё, перевела взгляд на Гордея. Какого рода впечатление я произвела на неё понять не удавалось. Глаза лучились добротой, но это по отношению к нему, что касается меня, Соня никоим образом своих эмоций не выдавала. Смотрела обычно, изучающе.

— Знакомьтесь. Это Соня, моя старинная приятельница, — шутливо представил Гордей. — А это, Соня, Ася, моя девушка. Прошу любить и не жаловаться.

Я смутилась, едва слышно сказала «очень приятно» и невольно прикусила щеку изнутри. Соня бросила Гордею «разберемся», затем мягко улыбнулась в мою сторону и сказала:

— Будем знакомы. Что ж, идемте, ужин стынет.

В прихожей Соня шмыгнула в кухню, велев нам следовать в зал, я, воспользовавшись тем, что мы остались одни, шепнула Гордею:

— Скажи отчество Сони.

— Михайловна, как Гинсбург или Ротару. Только не вздумай её так звать, — предупредил он и замолчал, достигнув входа в зал, так и не успев объяснить почему.

И что мне прикажете делать? Обращаться к ней запросто, Соня?

Хотя может в их семье так принято, обращения на европейский манер, используя лишь имя, решила я. Но мои мысли не подтвердились. Мы вошли в зал, где я моментально оказалась объектом пристального внимания, успев лишь порадоваться немногочисленности присутствующих. Разом, как по команде примолкли, повернули головы и меня уставились обе присутствующие здесь женщины.

— Добрый вечер, дамы! — с наигранным пафосом поздоровался Гордей.

Дурачился, похоже. Хорошо ему, расслаблен, дома. Пока я гадала которая из двух нарядно одетых дам мама Гордея, он чмокнул в щеку каждую и представил меня. Марина Николаевна, хозяйка дома, оказалась той, что в изумрудном платье, с красиво уложенными волнистыми волосами, приятным лицом и немного кокетливым взглядом. Она покрутила кольцо на пальце и едва заметно, словно нехотя, кивнула мне. Вторая, обладательница цепкого взгляда и чересчур яркого макияжа, оказалась подругой хозяйки. Ираида Львовна, представил её Гордей. В этот момент я и подумала: приди мне охота обратиться к Соне, будет непросто.