Последние «штрихи к портрету». Все должно быть супер!

Выйдя из дома, я ощутила, что у меня даже походка поменялась. Я шла не спеша, наслаждаясь солнцем и теплом запоздавшего «бабьего лета».

Морозова в поле моего зрения не было. Только я собралась спросить у секьюрити, не подходил ли он, Морозов появился передо мной, словно вырос из-под земли. Тогда мне показалось, что этот человек может проходить сквозь стены, для него не существует препятствий.

— Здравствуйте, Андрей.

— Здравствуйте… Так это вы?

— Что значит «вы»? Я — это я.

— Это вы звонили мне по поводу интервью?

— Да, я.

— Потрясающе!

— Мы так и будем здесь стоять?

— Ах да, пойдем.

Мы оказались в полумраке небольшого уютного зальчика. Обстановка больше располагала к интимному свиданию, чем к деловой беседе. Хотя, может, это и к лучшему. Было легко и спокойно. Настолько, что я уже смеялась над своими тревогами и переживаниями.

— Никогда бы не подумал, что вы журналистка.

— Почему?

— Профессия накладывает определенный отпечаток. Обычно это довольно жесткие, циничные дамы. За очень редким исключением.

— Может, я как раз отношусь к исключениям? Вы же меня не знаете.

— Нет, у вас взгляд другой.

— Интересно.

— Вы — человек сильный, но добрый. Редкое сочетание. Вы никому не желаете зла. Может, иногда берете на себя больше, потому что не хотите никого обидеть.

— Даже так?

— Вероятно, вам проще сделать все самой, чем сто раз объяснять и переделывать за другими. Вы вряд ли сможете стать просто хорошим исполнителем. Возможно, вам иногда приходится нелегко из-за вашего характера и природной склонности к лидерству.

— Это все вы увидели в моем взгляде?

— У вас умные глаза. А все эти выводы я сделал, наблюдая за вами и за вашей подругой.

— А вы наблюдательный.

— Это часть моей профессии.

— Что ж, давайте работать. — Я положила на стол диктофон и отключила звук у пейджера.

— Что вам заказать?

— Кофе.

— А поесть?

— Спасибо, я не хочу.

— Ну как же? Может, хотя бы салат?

— Нет, спасибо.

— Как знаете.

Мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы собраться и начать задавать вопросы. Не так-то просто было освободиться от обаяния этого мужчины, пусть на время. Это был почти гипноз. Потребовалась сила воли, чтобы отвести взгляд от его глаз, которые, казалось, проникали в душу, в самые потаенные ее уголочки. От этого было немного неуютно и в то же время безумно приятно от того тепла, которое разливалось по всему организму и заставляло трепетать каждую клеточку.

Создавалось впечатление, что он знает о своей привлекательности и умеет ею пользоваться. Как потом оказалось, первое впечатление было верным. В любой ситуации он был аккуратен и подтянут, не придерешься. Но при этом Морозов не принадлежит к тем мужчинам, которые трепетно относятся к своей внешности и поминутно смотрятся в зеркало. Нарциссизма в нем нет. Морозов из тех, кто редко показывает свои эмоции, все переживая в себе.

Оказалось, у нас разница пять лет, но он выглядит чуть старше своего возраста. Пристальный умный взгляд уверенного в себе человека, непослушные темно-русые волосы — понятно, что аккуратная прическа — заслуга хорошего парикмахера. Все это создает какой-то неповторимый образ настоящего мужчины — мужественного и вместе с тем гармоничного. Про такого не скажешь «чуть получше обезьяны», но с карамельными красавцами с обложек модных глянцевых журналов у него не было ничего общего.

Непринужденная беседа за чашкой кофе. Вопросы порой «на грани». Интригующие ответы: понимай, как хочешь. Это было одно из тех редких интервью, когда диктофон становился лишь необходимой условностью. Но по большому счету ни я, ни Морозов не обращали на него внимания.

Через какое-то время у меня возникло ощущение, что мы знакомы давным-давно. И как оказалось, наши взгляды во многом совпадают. Он, по-моему, тоже понял, что мы — одного поля ягода. «Два сапога пара, и оба на одну ногу», — как любил повторять мой одноклассник Ромка. В какой-то момент я непроизвольно посмотрела на часы и не поверила: прошло три часа!

— Сколько времени?

— Полшестого.

— К сожалению, я должен вас покинуть. Скоро спектакль. Не останетесь?

— В другой раз.

— Что ж, звоните. И если не трудно, принесите почитать текст. Я вас провожу.

Служебный вход в театр находился напротив метро, надо было лишь перейти дорогу.

— Хорошо.

Мы вместе дошли до метро. И тут Морозов «испарился». «Ушел по-английски. Что ж, и такое бывает…» — почему-то именно так я объяснила для себя его исчезновение. Но все же я задержалась у входа в метро, почему — сама не знаю. В тот день я вообще делала много необъяснимого. Я пыталась найти причину своих действий, найти раздражитель эмоций и ощущений, но не могла. Словно кто-то руководил мной.

Он появился так же неожиданно. С букетом роз. Я впервые видела рыжие розы. Не чайные, а именно рыжие.

— Вот, упросил, чтобы подыскали в тон. — Он протянул мне цветы.

— Спасибо. — Я уткнулась в их лепестки, ощутив какой-то невероятный аромат.

— Да вы почти слились с ними по цвету! Это фантастика… Ладно, я пойду, а то скоро спектакль. Звоните. — Он слегка наклонился и поцеловал мне руку. Это получилось как-то легко и естественно, само собой. Продавщица книг, забыв про свой лоток, не сводила с него глаз. Потом посмотрела на меня. «Вот счастье-то привалило! Везет кому-то», — читалось в ее взгляде. Похоже, она не верила своим глазам: перед ней сам Морозов! Вот он идет, непобедимый, неотразимый. В два-три шага он оказался у театра, который находился совсем рядом с метро. Его движения, пластика напоминали тигра на охоте. Я смотрела ему вслед, не в силах сдвинуться с места, и спустилась в лабиринты подземки лишь тогда, когда он исчез за дверью служебного входа.

Весь вечер настроение было приподнятое. Такой легкости я не ощущала давно. Наверное, свет, шедший откуда-то изнутри, не остался незамеченным. Мужчины оборачивались мне вслед. В метро кто-то уступил место. А может, это из-за цветов? Мужчины разучились их дарить. Или считают чем-то из прошлого, рудиментом. Сегодня я просто радовалась позднему теплу, закату, цветам, тому, что не разучилась чувствовать. Я не знала, можно ли это назвать любовью. Я боялась ошибиться. Но была уверена, что этот человек надолго останется в моей жизни. Хотелось верить в лучшее. В конце концов, все мы строим планы, зачастую иллюзорные. Но как-то не верилось, что Морозов самоутверждается таким образом, что я — лишь экземпляр в его коллекции. При этом меня не интересовало его прошлое, его бывшие увлечения. Ведь это было до нашей встречи. А главное — все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. Я это знала, даже не знала — чувствовала. Очень отчетливо. Как гласила популярная реклама: с точностью до миллиметра. Но это отнюдь не было самообманом или самоуверенностью. Это было почти ясновидение, яснознание — ощущения совсем другого порядка.

Придя домой, я засела за интервью. Расшифровала и написала практически сразу, на одном дыхании. И осталась вполне довольна результатом. Наверное, тому были причины. Расшифровывая кассету, я опять слышала его голос, заставивший забыть обо всем. Морозов, Морозов, что же ты со мной делаешь?

На следующий день мы встретились. Он отдал фотографии и просмотрел текст.

— Неужели я так говорил? — Он оторвался от текста и посмотрел мне в глаза. Долго и пристально. Было понятно, что весь этот разговор — о другом, лишь предлог, светская беседа. За этими словами стояли совершенно иные мысли и чувства. Много общаясь с людьми, я со временем научилась неплохо читать по лицам и жестам. И главными «маячками» для меня были глаза и руки.

— Что-то не так?

— Нет, все нормально. Как-то гладко все. Даже не верится. Иногда читаешь собственное интервью и думаешь: «Неужели я такой идиот?» Вроде и слова те же, но написано так, что после второго предложения читать не хочется. А тут…

— Я написала то, что вы рассказали, что было на кассете. Рада, что вам понравилось…

Морозову, как любому человеку, была приятна похвала, но он не «велся» на неприкрытую лесть. Он трезво оценивал себя, свои профессиональные качества. Его не «звездило» по поводу и без повода, как многих коллег. Блюдо «понты в сметане» не было в числе его фирменных.

«Официальная» часть встречи закончилась быстро. Через какое-то время мы уже были на ты, болтали ни о чем. Мы играли в «кошки-мышки». Только было непонятно, кто из нас охотник, а кто — жертва. Может, было два охотника? А может, оба были жертвами чувства? Или два хищника, готовых показать свою истинную сущность в любой момент? Флирт на грани. Взгляды. Прикосновения. Интонации… Не существовало ни времени, ни окружающих людей. До поры.

— Андрей, привет! Здравствуйте. — А это уже мне.

— Привет.

— Хорошо, что я тебя встретил. Перед спектаклем заскочи в театр к Наташе. Она тебя разыскивала.

— А что же она не позвонит?

— У тебя же мобильник выключен.

— Ах да… Спасибо, обязательно зайду.

«Пришелец» кинул быстрый взгляд на интервью:

— Пресса? Обратите внимание, талантливый человек!

— Вам я почему-то верю.

— Ладно, я пойду. Увидимся. Пока.

— Пока.

Нашу неспешную беседу нарушила трель моего пейджера. Сообщение от устроителей Дня российского артиста. И новость не из приятных. Уж не знаю, что к моему тексту добавил Белов, но один из видных киномагнатов настаивал на опровержении. А если его не случится, то на суде. В общем, туши электричество. А как все хорошо начиналось! И внутренний голос на этот раз не подал никаких тревожных сигналов. Странно. И неприятно.

— Что-то случилось?

— Пока не знаю, но дело, похоже, пахнет керосином.

— Что так?

— Мой текст изуродовал редактор, а я теперь виновата. Дело, говорят, судом пахнет. Завтра поеду разбираться, что к чему.

— Все обойдется. Не переживай, не бери в голову.

— Будем надеяться.

Я не думала, что ситуация с Беловым будет иметь для меня и для окружающих такие последствия. Никто не был виноват в моих неприятностях, но я отыгрывалась на всех по полной программе. Я увидела, как вошел и сел недалеко от нас Роман Медников. Его последнее время стало «звездить», но лечить это никто не брался. Не хотели рисковать. Один раз из-за него у меня чуть не полетело полполосы. Он отказался от интервью, причем в весьма грубой форме, а замену еле-еле нашли. Отказался, когда все было готово, оставалось только завизировать текст и подобрать фото. Пришлось снимать готовый материал. Его фирменное блюдо «понты в сметане», причем двойная порция, мне надоело по самое не могу. Это вообще на любителя, я бы сказала, на гурмана. Я решила отыграться за все.

Увидев Морозова, он с ним поздоровался.

— Извини, это кто? — спросила я как ни в чем не бывало.

— Роман Медников. Ты что, не узнала?

— Фамилия знакомая, но что-то не припомню.

Морозов, ничего не подозревая, хорошо поставленным голосом популярно объяснил мне, кто такой Роман Медников. Роман все это прекрасно слышал, но виду не подавал. Хотя я видела, как у него напряглась спина. Не ожидал он, что его кто-то еще может не знать. Он привык к толпам восторженных поклонниц, к тому, что за ним бегают журналисты. А тут — такое. Но стервизм в малых дозах, говорят, полезен. Если у человека есть мозги, он все поймет. Если нет — это фатально. Пьяный проспится, дурак — никогда.

Потом, встретив меня на премьере, Медников, наверное, сломал голову: почему с другими актерами я, что называется, «на дружеской ноге», а его не знаю и вообще не замечаю в упор?

Какое-то время мы с Морозовым сидели молча, глядя друг на друга, потом продолжили разговор:

— Завтра закину текст и фото в редакцию. На той неделе выйдет.

— Замечательно. Что ж, нам надо идти.

Мы не спеша дошли до метро и все никак не могли проститься.

— Ты опоздаешь.

— Не переживай, успею.

— Ладно, я пойду. Может, еще заскочу в редакцию.

— Счастливо! Не пропадай…

— Она постарается.

Морозов всячески пытался меня развлекать, но сообщение, пришедшее на пейджер, испортило настроение окончательно. Белов подставлял меня уже не в первый раз, но до этого все как-то обходилось. Надо было объяснить ему популярно, что к чему. Сколько можно, в конце концов!