Размытые пейзажи октябрьских улиц напоминали картины Вильдау. Было в них что-то воздушное, неуловимое, недосказанное. И в то же время наводило тоску. Осень выдалась на удивление сухой и теплой, не было изнуряющих затяжных дождей, пронизывающего ветра. И будь у меня время, я с удовольствием бы плутала в лабиринтах столичных переулков.

Карамельное солнце время от времени пряталось в подпаленных им же облаках и, выглянув, разбивалось на множество разноцветных кусочков о витрины магазинов и окна многочисленных офисов.

Воздух был по-осеннему пряным и прозрачным. Уже исчезло буйство красок, все степенно, неброско. Звезды кленовых листьев окрасили город в разные оттенки желтого, красного и оранжевого. Цвета в одежде прохожих тоже стали поспокойнее, в основном приглушенные, пастельные. Все вокруг воздушное и невесомое, как зефир.

Домой я пришла в приподнятом настроении. Скинув обувь и куртку, пошла на кухню. Кот, видимо, не ждал меня так рано (было около восьми), тщательно стал изучать меня и обнюхивать. Понял, что свои, и успокоился, устроившись рядом. «Застрелился», закипев, чайник.

— Ну что, перекусим?

— Мбр-я-а-оу, — ответил кот.

— Да, мой хороший, совсем ты без меня одичал.

— Бр-ау.

— Иди ешь, пока дают.

Дважды его просить не пришлось. Я сварила себе кофе. Зазвонил телефон.

— Привет. Как дела?

— Спасибо, Андрюш, менее-более.

— Мы увидимся сегодня?

— Сегодня? В принципе можно.

— Тогда жду в десять в «La Forte».

— Хорошо. Договорились.

Морозов обладал удивительной способностью появляться именно в тот момент, когда этого меньше всего ждешь. Ну откуда он знал, что я буду дома в такую рань, а не в два часа ночи, что не уйду через десять минут, как это частенько бывало, что все совпадет именно так, как он это задумал? А может, я сама этого хотела? Вот ведь появился человек, который может просчитать твои поступки, почувствовать твое настроение, угадать желания… Человек, способный взять тебя за руку и повести за собой, прежде чем ты сумеешь что-то сообразить. Человек, перед обаянием, умом, силой которого ты не можешь устоять. Ты иногда ощущаешь себя рядом с ним девчонкой, которой неведомы сложные жизненные коллизии. Рядом с ним можно быть слабой, чего-то не знать, чего-то не уметь. Можно забыть раз и навсегда это нелепое словосочетание «бизнес-вумен», забыть про ежедневник, пейджер и часы. Это все из другого измерения.

И вот я стою перед зеркалом, разглядывая себя с головы до ног. Пора.

На этот раз я позволила себе некоторые вольности. Времени на раздумья и выбор нарядов особо не было. Погода ясная и теплая, так что можно забыть о любимых кожаных брюках и теплом свитере. Да и не к месту они сегодня. На первое, тем более такое ответственное, свидание следовало бы принарядиться. Перебрав вешалки, остановила свой выбор на маленьком черном платье и любимом бархатном бордовом шазюбле — пиджаке, больше напоминающем сюртук. Черные полусапожки на шпильке завершали картину. Не замерзну. Да и вечер, похоже, обещает быть жарким.

Морозов в отличие от меня, как всегда, пришел вовремя. Выглядел немного усталым, но глаза… Он смотрел на меня в упор, не отрываясь. Если еще минуту назад его взгляд был направлен в себя, то теперь появились задор, уверенность, лукавая искорка и еще бог знает что.

На Морозове были черные джинсы и джемпер серо-болотного цвета. Я подобный колор называю «цвет грязной паутины», но Морозову он на удивление шел. Вроде обычная повседневная одежда, но на нем она смотрелась, словно он сошел с картинки. Просто удивительно. Забегая вперед, скажу, что я видела его в костюмах два раза, и то лишь потому, что ситуация обязывала. Иначе пришел бы в свитере. Казалось, он сроднился с джинсами и джемперами, словно они были его второй кожей. Я как-то аккуратно завела об этом разговор.

— Так ведь удобно же. — Морозов недоуменно повел плечами.

Мы сидели друг против друга. Звучала приятная, ненавязчивая музыка. О чем-то ворчал контрабас, перебиваемый мелким дождиком клавиш. И в самый разгар их отчаянного спора вклинивался саксофон. Каждый из нас думал о своем. А может, друг о друге. В течение получаса мы практически ни о чем не говорили. Каждый думал, с чего начать. Эта недосказанность витала вокруг нас, она ощущалась в полумраке зала, смешавшись с сигаретным дымом и джазовыми мелодиями.

— Я тебя сегодня не узнаю. Что-то случилось? — Он первым решил нарушить «заговор молчания».

— Нет, все по-прежнему. А что?

— Я ни разу не видел тебя такой спокойной и молчаливой.

— Разве?..

Так мы и болтали ни о чем. Но было ясно, что главное не сказано. Главное — в глазах, в полуулыбке… Да и не нужно было об этом говорить.

Пламя свечи изредка вздрагивало, пытаясь выбраться из-за стеклянного колпака и все-таки разузнать, что происходит. Что задумали эти двое?

— Я, наверное, на той неделе уеду.

— Куда?

— На съемки.

— Надолго?

— Дня на три.

— Что за фильм? Кто режиссер?

— Тебе хочется об этом знать?

— Да.

— Давай мы этому посвятим другую встречу. Как-нибудь потом. А сейчас предлагаю выпить. За нас.

— За нас.

В «La Forte» мы просидели два часа, беспечно болтая обо всем, как всегда, потеряв счет времени. Мимо проходила компания, и кто-то из ребят сказал: «Ого, уже полночь!» Мы не сговариваясь посмотрели на часы, потом друг на друга.

Через полчаса мы сидели на кухне, довольно уютной и ухоженной для холостяцкого жилища, — в светло-коралловых тонах, плитка под мрамор. Соломенное бра над столом. На столе — радиотелефон. Темно-бежевый кухонный «уголок», мебель светлого дерева. На широком подоконнике — бумаги, журналы, на холодильнике на магнитах — записки-напоминания.

— Ты что-нибудь будешь?

— Нет, спасибо.

— Как-то неудобно морить гостью голодом.

— Голодом? Ты издеваешься?

— Ну, как знаешь. А то у меня есть еще вино, сыр…

— Признайся, ты долго изучал мои пристрастия?

— Значит, будешь.

Но на кухне мы задержались недолго. Даже не знаю, как так получилось. Я была впервые в этой квартире, но почему-то точно знала, куда идти. Хотя расположение комнат, а это была двухкомнатная квартира, я увидела лишь утром. Все происходило быстро, спонтанно. Очевидно, каждый почувствовал желание другого. Через считанные секунды мы оказались в спальне, торопливо раздеваясь и все так же не сводя друг с друга глаз.


Утром я проснулась от непривычно громкого тиканья часов. Морозова рядом не было. Оглядевшись, я не увидела вещей, которые сопровождали его постоянно: пейджера, мобильника и ежедневника. Обошла квартиру.

Она была пуста. По всей квартире были развешаны черно-белые фотографии актрис — Грета Гарбо, Вивьен Ли, Марлен Дитрих и другие кинодивы прошлого века. В гостиной — удобная невычурная мебель, домашний кинотеатр. Шкаф в углу у окна после некоторых манипуляций превращался в компьютерный стол. На полу — широкий ковер сливочного цвета, похожий на шкуру неизвестного зверя. Вся комната была выдержана в одной цветовой гамме — кофе с молоком и чуть темнее.

В спальне почти все свободное пространство занимала кровать, противоположную от окна стену — шкаф-купе. С обеих сторон «сексодрома» стояли прикроватные тумбочки. Рядом с дверью чудом уместился комод коньячного цвета, на нем — маленький музыкальный центр и оригинальная подставка для компакт-дисков — деревянная кошка. Изящные бра и оригинальная люстра со вставками-витражами дополняли картину. В прихожей висели две афиши: дипломного спектакля в училище и дебютного в театре. Больше ничего не говорило о том, что это жилище принадлежит актеру. Некоторые служители Мельпомены развешивали афиши со своими портретами по всей квартире, чтобы любой человек, попадавший в нее, трепетал и восхищался.

На зеркале в прихожей краской-граффити был изображен неведомый зверь грушевидной формы с лапками-ниточками и длинным хвостом, оканчивающимся кисточкой. На мой недоуменный вопрос: «Кто это?» — Морозов позже ответил: «Это друг моего детства Кукунчик». Да он не лишен фантазии!

Побродив по квартире, я зашла на кухню. На столе обнаружила записку и ключи от квартиры. Оказывается, он уехал в «Останкино» и уже оттуда должен был поехать в театр. Ключи, как выяснилось, были запасные, но с этого момента принадлежали мне.

В раковине грустили чашка и джезва. Глядя на них, решила перекусить и ехать в Агентство. С недавних пор я писала туда новости. Три раза в неделю я переживала там сдачу материалов и раз в неделю — у себя в редакции. График получался довольно насыщенным.

До часа мне надо было быть в Агентстве. Часы показывали одиннадцать.

В Агентстве была очень запутанная система коридоров и переходов. Запомнить дорогу от лифта до нашей комнаты с первого раза мало кому удавалось. Каждый раз я вспоминала знаменитого киношного персонажа, который, блуждая в похожих закоулках, восклицал: «Кто так строит?!» Мы с Ритой даже как-то поспорили, где сложнее ориентироваться — в Агентстве или в «Останкине». Каждый остался при своем мнении.

В нашем коридоре делали ремонт, поэтому сняли с потолка декоративные панели и были видны провода. Я ориентировалась именно по ним и боялась представить, что будет, когда ремонт закончится. А когда мне в первый раз показали дорогу в бухгалтерию, поняла, что посторонний человек просто так туда не попадет. Хоть ленточки по дороге привязывай. Но уже через месяц я неплохо ориентировалась в пространстве.

С новостями я «отстрелялась» быстро.

— Зайди ко мне. Разговор есть. — Редактор светской хроники явно что-то недоговаривала. В отличие от Алины Лариса не была такой «колючей». Наоборот, слишком мила, тактична и обходительна для начальницы. Ее никто не видел всклокоченной или ненакрашенной. Всегда со стильной стрижкой, аккуратным макияжем и доброжелательной улыбкой. Ей удавалось всегда хорошо выглядеть: и после авралов, и даже тогда, когда, по ее словам, она чувствовала себя отвратительно. Никто не слышал, чтобы Лариса повышала голос и уж тем более непристойно выражалась. Этого нельзя было даже представить. Этакая дама, светская львица.

Тем не менее вся работа выполнялась в срок. Умение ладить с подчиненными тоже было одним из ее достоинств. Новичков она терпеливо учила ремеслу, даже когда ситуация требовала всыпать по первое число. При этом Лариса не была кисейной барышней, витающей в облаках. Постоять за себя она могла, отстоять интересы подчиненных и свои — тем более. Просто она не кричала и не хлопала дверью, а использовала факты, логику и здравый смысл. Я помню ее округлившиеся глаза, когда я вспылила и чересчур резко заговорила с начальством. Такое нарушение субординации было не в ее правилах.

По ходу разговора выяснилось, что было решено поделить наш сборник светской хроники на тематические блоки: музыка, кино, театр, мода…

— Вот ты и займись театром. Это же твоя публика. Потерпи еще какое-то время, я попробую пробить для тебя ставку. Деньги небольшие, но стабильные. Зато будет возможность обзавестись нужными контактами. А это потом вдвойне окупится. — Она посмотрела на меня в упор и улыбнулась. Я понимала, что она говорит искренне и по-настоящему хочет, чтобы я работала в ее отделе.

Я была немного ошарашена таким предложением. Но согласилась почти сразу. Возможности действительно открывались потрясающие.

— Если у тебя ко мне больше пожеланий нет, я побегу.

— Ладно, иди.

— Пока.

— Удачи. — Я схватила сумку, накинула куртку и вышла из комнаты, еще какое-то время попетляла по лабиринтам коридоров и оказалась на улице.

Город словно встрепенулся — все вокруг происходило стремительнее и резче, чем раньше. Машины то и дело визжали тормозами, прохожие, подняв воротники, шли быстрее, подгоняемые ветром. А хмурые, смурные тучи наблюдали за жизнью мегаполиса свысока, словно знали что-то, но до времени не говорили. Дескать, побегайте, а мы посмотрим, на что вы способны. Их лохматые бока висели совсем низко, задевая многоэтажные шедевры современного зодчества. Дождь немного попугал, но так и не хлынул неистовым потоком. Казалось, даже каменные львы у ворот бывшего Английского клуба съежились от ветра. Хотелось забежать куда-нибудь в тепло, забыть про пронизывающий ветер и взять негнущимися пальцами горячую чашку с обжигающим чаем, боясь ее уронить. Мечты…

Мне предстояло заехать еще в две редакции, на пресс-конференцию и на встречу с ребятами, попросившими помочь с текстами для их сайта. Надо было посмотреть материалы и обговорить условия работы. В общем, все как всегда. Однажды я определила это для себя как синдром акулы. Ну не могу я без движения! Правда, в отличие от морской хищницы здоровье мое не пострадает. Хотя… Итак, вперед, в темпе! Времени как раз хватало на то, чтобы доехать от одного пункта до другого, задержавшись там максимум на полчаса. На родную редакцию времени уже не оставалось. Завтра. Все равно сегодня ехать не с чем. А за это время я материалов на полполосы как раз наберу. И будет мне счастье.