Александр Вольф - Мгла

— Дотрагиваешься. Прикосновения — вот что сводит меня с ума, — ответил он тоже шепотом.

— Прикосновения где, там?

Он почувствовал ее мягкую руку, шевеление заботливых пальцев, они сильно, но не до боли сжали его. Кровь прихлынула вниз живота. Он повернулся и нашел губами ее рот. Она ласкала его сильными требовательными движениями.

В воскресенье в полдень он позвонил Ольге.

— Алло, — ее нежный голос прозвучал, как ему показалось, настороженно.

— Привет Оль, это Роман.

— Здравствуй… — в сети застряло не договоренное «те».

— Как дела, чем занимаешься? Дробишь гранит науки? — спросил он весело.

— В общем, да.

Ее слова звучали приветливо.

— Знаешь, голове тоже надо давать отдых. Если мозги перенапрячь, они будут плохо соображать и подведут на экзамене.

— Это правило всех лентяев и тех, кто плохо учился в школе.

— Я тоже придерживаюсь этого правила, хоть в школе учился хорошо.

— Можно превратиться в лентяя и после школы.

— Мой преуспевающий бизнес поспорил бы с тобой.

— А мой папа говорит, что залог успеха в труде и прилежании.

Он чуть не расхохотался в трубку.

— Твой папа говорит правильно. Я лишь сделал маленькое дополнение, что отдыхать тоже надо. В общем-то, я веду к тому, что можно было бы посидеть в кафе, выпить по глотку коктейля. Сегодня воскресенье и пару часиков, наверное, можно выкроить.

— Нет, — отрезала она. — Даже ни полчасика. У меня курсовая.

— Ладно, ладно. В другой раз. Буду надеяться, что когда-нибудь я все же заслужу эти полчасика.

— И я не пью коктейль.

— Есть и другие напитки.

— Я вообще не пью спиртное.

— Дело твое, но советую как-нибудь попробовать, — ему нравилось поддерживать игривый тон, она не участвовала в нем, но принимала с его стороны.

— Мне нравятся другие напитки.

— Прекрасно, на этом и сойдемся. Обещаю угостить тебя напитком, который тебе понравится.

— Ты угадываешь желания?

— Не всегда. Я хотел сказать, что просто постараюсь, чтобы тебе было хорошо, когда мы встретимся. Чтобы ты действительно отдохнула, получила удовольствие и набралась сил.

Он почувствовал, что ей понравилось, что он сказал.

— Хорошо, Ольга. Желаю тебе успеха в таком унылом занятии, как учеба.

— Спасибо.

— Я позвоню как-нибудь на днях.

4

Начало недели выдалось напряженным. В понедельник стало известно, что собственники склада, который арендовала «Greenwind» — фирма Зудина, в срочном порядке расторгли договор. Внушительная неустойка утешала, но не могла помочь в главном — найти новые площади. Помещение требовалось большое — не меньше тысячи квадратных метров. Вызывало досаду то, что старый склад располагался в черте города, и плата была умеренная. Найти помещение на таких условиях было очень трудно. Был всего месяц, чтобы заключить новый договор и перевезти оборудование.

Понедельник и вторник он работал допоздна. В среду поначалу тоже было не легче. Однако вторая половина дня прошла спокойнее и в начале седьмого он освободился. Он позвонил Ольге. Она не взяла трубку. Он поехал домой, принял душ, сварил кофе. Усевшись в старое кожаное кресло, которое он очень любил, он поставил на столик кружку с кофе и снова набрал ее номер. Она взяла трубку.

— Алло.

— Привет.

— Привет.

— Что-то у тебя голос утомленный, — сказал он.

— Ага.

— Выдался нелегкий денек?

— Просто сумасшедший, — вздохнула она. — Три зачета. Из одного института сразу в другой.

— Сейчас уже все? Домой?

— Издеваешься? Еще один зачет надо сдать!

— Когда же ты освободишься?

— Через час, может быть.

— Не институт, а концлагерь какой-то.

— Ага.

— Что ж, терпи. Все имеет свой конец в этом мире, и сегодняшний день не исключение.

— Да, но надо зачет получить… А потом еще домой ехать. Ненавижу это метро.

— А где твой институт находится?

— На ВДНХ.

— О! А я сейчас на Ярославке. Давай, подвезу?

— Не надо, — пролепетала она.

Он почувствовал, что ее усталость на его стороне.

— Я как раз через полчаса собирался домой ехать.

— Не люблю жертвы.

— Да какие жертвы, нам по пути.

Она сопела как ребенок.

— Тебя, наверное, дома ждут, — сказала она, наконец.

— Я уже взрослый мальчик, живу один.

— Ну, если тебе не трудно…

— Мне не трудно. Куда подъехать?

Он припарковался на улице Кибальчича недалеко от Финансового университета, плотно приткнув чью-то «шестерку» с погнутым бампером.

Было уже темно. Он ждал. Эти минуты были куда более томительными, чем те, когда он ждал других, которые давали ему сразу все, а сейчас он не ждал ничего. Вряд ли это можно было назвать свиданием. Просто встреча — возможность услышать голос, заглянуть в глаза, почувствовать запах.

Он издалека увидел ее стройную фигуру и вышел из машины. С ней были две девушки. Девушки пошли дальше, а она осталась на тротуаре. Он направился к ней. На ней было темное демисезонное пальто с поясом, а волосы, как и в первую встречу, были собраны на затылке в хвостик. Ее глаза смотрели на него сквозь очки очень серьезно, ему показалось, что с недоверием.

Ему хотелось, чтобы она взяла его под руку, и они пошли бы бродить по этой уютной улице, стали бы о чем-то болтать, улыбаться, и он чувствовал бы ее руку на своей руке.

— Тебе идут очки, — сказал он.

— Неправда.

— Нет, правда.

Она промолчала.

— Пойдем? — он повернулся в сторону машины.

Они пошли в некотором отдалении друг от друга. Она перевесила сумку на плечо с его стороны, словно чтобы отгородиться от него. Она смотрела перед собой, а он — на нее, на ее руку, спокойно лежавшую на сумке.

— Поздравляю с зачетом.

— Разве я сказала, что сдала?

— Это и так понятно.

— Как?.. Половина группы не сдала.

— Ты ведь отличница.

— Я разве говорила?

— Это и так видно.

— Звучит как насмешка.

— Наоборот, это комплимент.

Он подошел к шестерке и стал у двери водителя. Она стояла и ждала, когда он откроет ей дверь.

— Знаешь, Оль, это очень сексуально — иметь такую внешность и быть отличницей.

— Смеешься?

Они стояли, разделенные Жигулями и смотрели друг на друга, он — улыбаясь, она — не понимая.

— Оль, тебя ничего не удивляет? — спросил он.

— А что меня должно удивлять?

— Эта машина.

— А что с ней?

— Я как бы собираюсь везти тебя на ней…

— Так открой дверь… Ну?.. Что, вообще происходит?

Он смотрел на нее несколько секунд и вдруг расхохотался.

— Это не моя машина.

Он подошел к Рейндж Роверу, отключил сигнализацию и открыл пассажирскую дверь. Ольга не двигалась. Он подошел и взял ее за локоть.

— Пойдем.

Она высвободила руку.

— Я не понимаю тебя.

— Ольга, это просто шутка. Я думал, когда ты увидишь, что я предлагаю тебе сесть в раздолбанные Жигули, ты удивишься.

— Меня удивляют такие шутки, а не раздолбанные Жигули.

— Тебе все равно, на какой машине я бы тебя повез?

— Абсолютно.

— Тебе это не важно?

— Мне важно, чтобы по дороге она не развалилась, а какая это будет машина, эта или эта, мне по барабану.

— Ладно, извини. Будем считать, что это была неудачная шутка.

Когда они сели в Рейндж Ровер, она спросила:

— Ты всегда так шутишь?

— Бывает.

— Все-таки, не могу понять, какой смысл был в твоей шутке?

— Повторяю, это была просто шутка.

Он вырулил из ряда припаркованных машин и дал газ.

— У вас в семье есть машина? — спросил он.

— Да.

— Какая?

— Меган. А что?

— Я понял, для тебя не имеет значения, на чем ездит парень, с которым ты познакомилась.

— Никакого. Я знакомлюсь с парнем, а не с машиной.

Она сидела в кресле довольно вальяжно, чуть раздвинув колени, и смотрела на него, все еще с недоумением.

— Я просто хотел похвастаться машиной, — сказал он, изобразив на лице что-то среднее между усмешкой и виноватой улыбкой.

— Похвастаться? Ты же уже взрослый!

Он засмеялся.

— Это ты — взрослая. А я просто веселый.

— Можно задать тебе нескромный вопрос? Сколько тебе лет?

— Тридцать два. А тебе?

— Девушку не спрашивают, сколько ей лет.

— А можно, я все-таки спрошу?

— Зачем?

— Я хочу знать, есть ли тебе восемнадцать.

— Мне уже девятнадцать!

Он засмеялся, она улыбнулась, взгляды их встретились.

— Про восемнадцать — ты серьезно? — спросила она.

— Конечно. Думаешь, тебе нельзя дать семнадцать? Мне казалось — между семнадцатью и двадцатью.

— Мне — двадцать лет?

— А что такого?

— Я выгляжу такой старой?

— Да, двадцать лет — уже рухлядь.

— А тридцать два?

— Труп! Ты говоришь с трупом!..

Они расхохотались.

Когда они вышли из машины, она попросила, чтобы он ее не провожал.

— Я должен подняться с тобой на этаж, — сказал он.

— Зачем?

— Девушку надо провожать до квартиры. Это элементарная вежливость.

— А если девушка не хочет, чтобы ее провожали до квартиры?

— Я настаиваю.

Она одновременно радовалась и сердилась. Он видел это. Видел, что в глубине души ей хочется побыть с ним еще какое-то время.

Он взялся за дверь.

— Что же ты? Набирай номер.

— Не понимаю, что толкает молодого человека идти в подъезд.

— А вдруг там маньяк? Не хочу, чтобы твой труп был на моей совести.

— Что ты говоришь! — она топнула ножкой. — Стоит парню оказаться в подъезде, как он сам превращается в маньяка!

— Я взрослый парень, свои гормоны держу в узде.

Она набрала код, и они вошли в подъезд. Она шла впереди, оставляя ему легкое облачко приятных духов.

В лифте она стала к боковой стенке, прижалась к ней, отвела глаза в сторону вниз. На ее лице, на этом майском лугу с кипой пушистых, не тронутых ветром одуванчиков, полыхнул румянец. Хотелось обхватить ее за талию, притянуть к себе, почувствовать губами это свежее смущенное лицо…

Когда они подошли к двери квартиры, она вставила ключ в замок и повернулась к нему.

— Спасибо, — сказала она тихо. — До свидания.

— До свидания.

Ее глаза на секунду вспорхнули к его глазам, и она скрылась за дверью.

5

Он сел в машину. На душе у него все пело. Не было ни прикосновений, ни поцелуев, но это не вызывало ни капли досады или сожаления. Это даже нравилось ему, потому что обещало быть потом, и в десять раз лучше. Ему нравилось это новое желание, оно было чистым, как утренний бриз, свободным от нетерпеливой чесотки между ног. Он знал, что выпьет ее медленно, по глотку. А может, и впрямь жениться на ней?

На Зеленом проспекте перед метро Новогиреево была пробка. Слева, словно корабль в доке тянулась черная громада строящегося торгового центра, в котором монтажники Зудина делали вентиляцию. На обочине, как белые угловатые тюлени на берегу, жались друг к другу маршрутки.

Он увидел женщину в темном приталенном пальто с широкими отворотами, она показалась ему знакомой. У ее ног лежали коробки и пакеты.

Он видел ее раньше. Она была немолода, но притягивала внимание. На вид ей было около пятидесяти, это была еще красивая, немного располневшая женщина. Каждый раз, когда он встречал ее, она была в длинной, темной, закрытой до запястий и щиколоток одежде. Закрытая и облегающая, она в то же время выпячивала ее породистую фактуру. При любом движении, женственном и непринужденном, оно как дрожжевое тесто ползло наружу в распоротый шов. В ее красивом, смягченном увяданием лице была загадка, точнее даже противоречие.

Каждый раз, когда он ее видел, подойти ему мешало выражение неотложной заботы, которое присутствовало в ее лице. Ему очень хотелось сблизиться с ней, такой земной и плодородной, собрать ее перезрелый урожай, оставленный кем-то, как полоса тяжелой пшеницы, несжатая в свое время.

Он прижался к бровке и включил аварийку.

— Добрый вечер! — сказал он, выйдя из машины. — Мы незнакомы, но я видел вас. Неоднократно…

Она направила на него прищуренный взгляд. Он стал перед ней, демонстрируя своим видом открытость и добрые намерения.