Барбара Картленд - Мгновения любви

Симонетта вдруг быстро проговорила:

— Может, ты… женат… как и граф?

— Нет, я не женат, — отрицательно покачал головой Пьер.

Симонетта затихла. Ее будто озарило: больше всего на свете ей хотелось бы стать женой Пьера.

Она полюбила Пьера настоящей любовью. Нашла в нем человека, с которым хотела бы прожить всю жизнь. Отец всегда хотел, чтобы именно такой человек стал ее мужем.

Но никогда, ни при каких обстоятельствах ей, дочери герцога, не позволят выйти замуж за нищего художника.

Те чувства, которые увлекли ее в волшебную страну грез, владели ею все это время. Даже сегодня утром она еще жила, не осознавая реальности. До этой минуты она не связывала то ощущение счастья и любви, которое пробудил в ней Пьер, с мыслями о замужестве и вообще о своем будущем.

Теперь она поняла, что без Пьера ей не стать счастливой, не испытать всей полноты жизни.

Но стать его женой?

Подобная идея была настолько чужда всему ее воспитанию, всему, что составляло ее жизнь до приезда в Ле-Бо, что даже на мгновение допустить ее показалось девушке странным.

Она молчала. Молчал и Пьер. Он смотрел на Храм любви, словно там искал решение. Словно тень надежды еще не покидала его.

Держа руку Пьера, как путеводную нить в бушующем море страстей, Симонетта заговорила, потому что молчание стало невыносимым:

— Разве необходимо… все решить… прямо… сейчас? Я была так счастлива вчера вечером. Без всех этих… проблем и… трудностей.

— Проблема только в тебе, — ответил Пьер. — Я убеждал себя, что сумею сдержаться и не признаюсь тебе в своих чувствах. Убеждал себя, что… не прикоснусь к тебе. Но то, что случилось вчера, вывело меня из равновесия, и теперь я стыжусь своей слабости.

Симонетта взглянула на него широко раскрытыми глазами и тихо спросила:

— Ты… ты не можешь простить себе, что… поцеловал меня?

В ее глазах вспыхнула боль, словно эта простая мысль была для нее невыносима.

— Конечно, нет! Тот поцелуй был для меня не менее восхитительным, чем для тебя.

— Это было так хорошо… так… удивительно… Мне казалось, мы с тобой парим в небе над Ле-Бо, и мы больше не люди, а боги…

— И я чувствовал то же!

— Это правда? Или ты говоришь так, чтобы утешить меня?

— Невозможно описать, что я чувствовал, да мне и не следует этого делать.

— Отчего? Я хотела бы услышать.

— Нас затянет зыбучий песок наших чувств. Опасный и грозящий бедой. Я обязан спасти тебя, спасти даже от себя самого.

Что-то в его голосе заставило Симонетту насторожиться, словно она услышала звуки музыки, музыки, которая звучала и в ее душе.

— Как можешь ты… не… желать говорить об этом, — прошептала она.

Пьер посмотрел на нее и вздохнул.

— О, моя драгоценная Венера, ты так мила, так бесхитростна и непорочна! Неужели мне в этой жизни выпала доля встретить ту, о которой я грезил! Встретить только для того, чтобы сразу распрощаться!

Эти слова словно ударили Симонетту.

Как она могла подумать пойти к отцу и признаться, что они с Пьером полюбили друг друга! При первой же подобной попытке ее отец превратится во всевластного герцога!

И ведь она обманывала не только отца, но и Пьера. Она могла представить себе гнев их обоих.

Девушка лихорадочно искала выход, но ей не удавалось сосредоточиться ни на одной мысли. Все происходило так стремительно!

Симонетта сделала судорожную попытку удержать свое счастье.

— Пожалуйста… прошу тебя, Пьер, — взмолилась она, — разве мы не можем быть счастливы сегодня, не строя никаких планов? Я хочу быть с тобой. Пожалуйста… скажи, что и ты… хочешь быть… со мной.

— Ты это знаешь, — резко перебил ее Пьер, — но я пытаюсь думать о тебе.

— Я тоже думаю о себе, и я хочу видеть тебя. Я должна видеть тебя… Пожалуйста… ну хоть чуточку… подольше.

— Разве от этого расставание покажется тебе легче?

Вопрос: «А почему мы должны расстаться?» — уже готов был сорваться с губ Симонетты, но она удержала его.

«О да! Нам предстоит расстаться, — призналась она себе, — и будет лучше, если я не открою ему, кто я на самом деле, а просто вернусь с отцом в Англию и забуду обо всем».

Но Симонетта знала: именно забыть Пьера ей несуждено. Этого не будет никогда.

Она полюбила его и не сомневалась, что, хотя люди сказали бы: первая любовь проходит, для нее все будет иначе.

Что-то подсказывало ей: такая встреча и такая любовь случаются в жизни лишь однажды. И как бы ни сложились их судьбы, она до самой смерти будет принадлежать лишь ему, даже если Пьер никогда об этом не узнает.

То, что она чувствовала, было так огромно, что ей не удавалось справиться с этим.

Сейчас Пьер был здесь, рядом. Она могла прикоснуться к нему. А завтра, возможно, никогда не наступит.

— Прошу тебя… Пьер… пожалуйста, — заклинала она его, — позволь нам побыть… счастливыми.

Молодой человек отвел взгляд от храма и взглянул на нее.

— Ты же знаешь, я думаю о тебе.

— Тогда… пожалуйста… сделай, как я прошу… Ведь я люблю тебя! — тихо-тихо произнесла она.

— И эти ласковые слова сломили его сопротивление. Он обнял ее и опрокинул на траву.

Теперь он целовал ее властно, требовательно, пламенея от страсти. Мужчина желал эту женщину и предъявлял на нее права.

Для Симонетты его новое состояние таило в себе ту же магию, вызывало такой же экстатический восторг.

Горячие страстные губы Пьера зажгли и в ней искорку неведомого доселе возбуждения.

Пьер целовал ее, пока оба они не задохнулись. Тогда он поднял голову и взглянул на девушку. Глаза ее блестели, губы приоткрылись, дыхание участилось, словно ей не хватало воздуха. Он понял, что в ней пробуждалась женщина, и это он вызвал к жизни ее особую, новую красоту.

Пьер снова потянулся поцеловать ее, но Симонетту смутил огонь страсти в его глазах и те новые ощущения, которые проснулись в ней самой. Она подняла руку, стараясь удержать его.

Он тут же отодвинулся.

— Я не должен был пугать тебя.

— Нет, нет, ты и не… пугаешь меня, — проговорила Симонетта, но ее голос, казалось, прозвучал откуда-то издалека. — Но когда ты так целуешь меня… мне становится не по себе…

— Не по себе?.. — переспросил он.

— Я не могу объяснить… Это замечательно… Но я чувствую, будто огонь охватывает все мое тело.

Пьер улыбнулся и вздохнул.

— Ты очень молода, и я не должен забывать об этом.

— Ты хочешь сказать, если бы я была старше, я не почувствовала бы ничего похожего?

Продолжая улыбаться, Пьер произнес:

— Тебе еще предстоит испытать подобные ощущения, и даже более сильные. Мне не следует объяснять это тебе, и тем более я не должен был пробуждать в тебе это.

Симонетта посмотрела на него удивленно.

— Но почему? Все так прекрасно… И, я уверена, это тоже часть той любви, которая принадлежит… храму.

Она поймала его взгляд и спросила — Разве нет? Или это плохо… чувствовать так, как я?

— Нет, моя любимая, в этом нет ничего плохого, — ответил Пьер. Все это время он полулежал на траве подле нее, но теперь сел.

— Куда ты собиралась пойти сегодня?

Симонетта усилием воли вернула себя к действительности.

— Я же говорила тебе. Когда спадет жара, мой учитель будет ждать, что я присоединюсь к нему. Но пока я не тороплюсь.

— Можно я поцелую тебя еще раз? — спросил Пьер.

Лицо Симонетты просветлело, глаза засветились.

— О да!

— О, моя прелесть, ты ставишь трудные задачи для меня.

И он целовал ее снова, но на сей раз ласково и нежно, словно она была цветком, а он боялся повредить его хрупкие лепестки.

Потом Пьер, не разжимая объятий, откинулся на траву подле нее и прижался щекой к ее щеке.

— Взгляни, как светятся скалы, — попросил он, — и запомни. Этот свет мы ищем, и этот свет дарим друг другу, каждый по-своему.

Его слова глубоко тронули Симонетту:

— Разве способен кто бы то ни было заставить этот свет застыть на холсте? Если мы находим его… он продолжает жить в нас самих.

По тому, как Пьер крепче прижал ее к себе, Симонетта догадалась, что он ее понял. Вряд ли ей еще раз посчастливиться встретить человека, похожего на Пьера. Вместе с ним она потеряет и частицу себя и будет брести в темноте, не проницаемой для солнечных лучей.

— И тебя одолели горестные мысли, — неожиданно прозвучал голос Пьера.

— Как… ты догадался?

— Мне порой кажется, я знаю все о тебе. Слышу твои мысли, понимаю твои чувства. От тебя ко мне словно идут таинственные колебания. Я их ощущаю, как свет.

Он почувствовал, что Симонетта вздрогнула, и спросил:

— Почему ты дрожишь?

— Ты понимаешь, когда я впервые дотронулась до твоей руки, мне показалось, будто я ощущаю невидимую вибрацию, которая исходила от твоих пальцев. Мне кажется, я уже тогда поняла, какой ты… необыкновенный. Никто… никогда… не сможет… быть таким, как ты.

Симонетте хотелось добавить: «И почему вместо тебя должен быть кто-то еще?!» Хотелось объяснить ему, как сильно она хотела быть с ним, и только с ним.

Неожиданно ее поразила мысль, что она страдает, понимая невозможность стать женой Пьера. Но он сам ни разу не заговорил о женитьбе. Объяснение, впрочем, показалось ей очень простым.

Пьер — художник, он слишком беден, чтобы обеспечить жену. Любя ее, он не может предлагать ей жизнь жены безвестного художника, жизнь, полную лишений.

Отец рассказывал ей о той нищете, в которой прозябают импрессионисты. Она могла бы догадаться, что благородство Пьера не позволяет ему просить ее разделить с ним такую участь.

Но если Пьер считает ее начинающей художницей, почему он предполагает, будто ее сегодняшняя жизнь столь отлична от той, которую он в состоянии ей предложить?

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Симонетты, но ей казалось невозможным спросить у него ответа. Если у Пьера были свои тайны, то ведь и у нее тоже.

Но чувствовать его объятия — это было удивительное блаженство. Синее небо, мягкая трава и вершины голых скал, словно раскаленные добела полуденным солнцем.

Этот мир принадлежал только им двоим; мир, защищенный от страха и от вторжения посторонних. Только Пьер и любовь.

— Теперь ты думаешь обо мне, — сказал он мягко.

— Я счастлива, что я рядом с тобой. О чем же мне еще думать? Но, знаешь, меня пугает… твоя способность читать мои мысли.

— Не столько мысли, сколько чувства. Видимо, от тебя некие волны двигаются мне навстречу, и, когда они сливаются с моими, мы с тобой словно становимся единым целым. О, мое сокровище, как я могу позволить тебе уйти?

Это был крик боли! Симонетта придвинулась к нему и, обняв, сказала:

— Я люблю тебя… Слышишь, я люблю тебя… Что бы ни случилось, я всегда буду знать: ты подарил мне нечто бесценное, священное. Я на коленях буду всегда благодарить Бога за то, что он позволил мне встретить тебя.

Пьер не шевельнулся и не ответил. Симонетта приподнялась на локте, чтобы взглянуть на него.

Молодой художник лежал с закрытыми глазами, с застывшим лицом, обращенным к небу. Боль и отчаяние, казалось, исказили его черты.

В этот момент Симонетта поняла: она так любила его, что отдала бы жизнь, только бы избавить его от страданий.

Он не двигался и, казалось, не слышал, что говорила девушка.

Симонетта испугалась.

— Пьер! — позвала она настойчиво. — Пьер!

Он открыл глаза и некоторое время лежал, глядя на нее.

Потом сел, протянул к ней руки и прижал к себе.

Посмотрев в сторону Храма любви, Пьер тихо произнес:

— Выслушай меня, любовь моя. Сейчас я попрощаюсь с тобой, а затем покину Ле-Бо.

— Попрощаешься?.. Покинешь Ле-Бо? Я что-то… сделала не так?

— Нет, милая, нет. Но так больше продолжаться не может.

— Я не вынесу… расставания.

— Пройдет время, ты поймешь и простишь меня, но я вынужден так поступить.

— Я хочу понять сейчас… Зачем ты лишаешь нас этих… бесценных мгновений… проведенных вместе? — Ее голос дрогнул на слове «бесценных», и Симонетта почувствовала, как руки Пьера крепче обняли ее.

Но он продолжал все так же серьезно:

— В жизни есть прекрасные, совершенные мгновения, как ты сказала, — бесценные. Никогда я не забуду нашу первую встречу. Тебя в дверях храма. Мне тогда показалось, что ты явилась из прошлого.

Симонетта подумала, что и она никогда не забудет их первую встречу и ту легкую дрожь, которую ощутила при прикосновении к его руке. Но она молчала, и Пьер продолжал:

— И наш разговор, когда мы сидели в лунном свете у подножия замка и нас словно окружали тени его прежних обитателей.

— Я… тоже об этом… подумала, — пробормотала Симонетта. — Мне даже виделся замок таким, каким он был в средние века. И я слышала песнь трубадуров… Их песнь о любви.

— А потом, — продолжал Пьер, словно не слыша ее, — хотя я запрещал себе прикасаться к тебе, я все же не удержался и поцеловал тебя. И почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.