— …Вот еще почта. Хотите чашечку кофе? — который час подряд ворковала вокруг шефа Зиночка.

— Нет, спасибо, — просматривая распечатанные конверты с аккуратно подколотыми бумагами, досадливо отмахнулся он. — Ты же знаешь, после четырех я кофе не пью. Не могла все это без меня разобрать?

То же, что и год назад: поздравления, приглашения посетить те или иные бутики с обещанием немыслимых предновогодних скидок. И как только им становится известно, где работает материально обеспеченный потенциальный покупатель?

— Зина, убери это, пожалуйста, — не выдержав, раздраженно отодвинул он кипу цветных флаеров. — И чтобы больше я их не видел! В который раз тебя прошу: фильтруй почту! Делать мне больше нечего, как тратить время на рекламные буклеты! На мой стол должны попадать только деловые бумаги!

— Слушаюсь, Вадим Сергеевич, — надув губки, Зиночка сгребла почту, прижала к груди. — Ой! Для вас еще одно письмо есть, личное. Оно в сейфе, я сейчас, — вдруг спохватилась она и исчезла за дверью.

Сквозь щель в кабинет донеслось бряцанье ключами, металлический скрип.

— Вот! — влетела она обратно и положила перед шефом конверт с яркой новогодней картинкой.

— А почему без обратного адреса? — недоуменно повертел он его в руках.

— Так это не по почте прислали. Екатерина Александровна вчера заезжала. Хотела с вами увидеться, но узнав, что вас нет, настрочила записку, вложила в конверт и попросила передать. Я его машинально в сейф спрятала и едва не позабыла: в сейфе-то в основном трудовые книжки хранятся!

Вадим открыл яркий новогодний конверт, вытащил из него сложенный лист бумаги и еще один конверт поменьше и тут же понял, что в нем находится.

— Зина, спасибо, на сегодня ты свободна, — вежливо пресек он неминуемый вопрос любопытной секретарши, не сводившей взгляд с конверта. — Встретимся завтра утром. До свидания.

— До свидания, — разочарованно протянула Зина.

«…Я благодарна Вам, Вадим Сергеевич, что в сложный жизненный период Вы не прошли мимо и уделили мне столько драгоценного времени. Уж не знаю, что заставило Вас сменить профессию, но вы остались хирургом по сути: пусть больно, пусть без анестезии, но спасти больного. Возможно, в моем случае это был и не самый верный вариант, но все равно спасибо. Вы мне во многом помогли.

Возвращаю Вам долг за ремонт машины. Не будь Вас, не знаю, как скоро мне удалось бы сесть за руль. Но мне будет еще комфортнее, если я буду знать, что ничего Вам не должна. Как и Вы мне.

С Новым годом!

Екатерина Проскурина».

Глянув на сотенные купюры, Вадим, не считая, снова сунул их в конверт, сложил лист по старому сгибу и задумался.

«Вот, значит, как… Неожиданно, даже сказать нечего. „…Что заставило Вас сменить профессию“, — припомнил он строчку из письма. — Жизнь и заставила, без анестезии…»

Спрятав конверт в сумку с документами, он повернулся в кресле и тупо уставился на стеллаж напротив.

— Вадим Сергеевич, я тут еще хотела рассказать… — в наброшенной на плечи дубленке заглянула в кабинет Зиночка.

— Ну, что еще? — устало повернулся он к приоткрытой двери. — Тебе не кажется, что твоя забывчивость начинает переходить все границы. Или тебя пора увольнять из личных секретарей, или…

— Понимаете… — виновато опустила глаза Зина. — Я обещала не рассказывать, но вот места себе не нахожу… Подумала, что вам все-таки лучше знать…

— Что знать? Что ты подумала? Ты вообще в состоянии сегодня думать быстрее? Что и кому ты обещала?

— Нине Георгиевне обещала… А еще Катерине Александровне, — пролепетала секретарша.

— Черт, Зина! Ты можешь рассказать толком? Или из тебя каждое слово надо клещами вытаскивать! — разозлился Ладышев. — Наорать, что ли, помочь выйти из ступора?!

— Не надо орать. Я сейчас… Я… Короче, у Нины Георгиевны вчера гипертонический криз случился. Вот.

— Почему мне не сообщила? Зина, я ведь просил дважды в день звонить маме, и если что не так — сразу передавать мне! — занервничав, вскочил он с кресла, сделал несколько шагов в одну сторону, затем в другую. — Почему я ничего не знал?

— Потому что Нина Георгиевна попросила вам ничего не рассказывать, — хлопая ресницами, Зина испуганно наблюдала за мечущимся по кабинету шефом. — Пока Екатерина Александровна писала вам записку, я позвонила вашей маме, она сказала, что давление высокое. Я тут же вызвала «скорую», и мы помчались к ней домой. Доктор сделал кардиограмму, успокоил, что ничего страшного, но предложил ехать в больницу. А Нина Георгиевна наотрез отказалась! — скороговоркой затараторила Зина. — Вы же ее знаете! Сказала, что только недавно оттуда вернулась. Доктор сделал укол и уехал, но перед этим рекомендовал за ней понаблюдать и не оставлять одну. Я поехала домой, а Катя осталась на Пулихова на ночь. Я ее как нашу новую сотрудницу представила. Ее мама тоже была гипертоником, она умеет ухаживать за больными. Я бы и сама заночевала, да сына не с кем было оставить. Я сегодня утром к ним прилетела, а они уже завтракают, чай пьют, семейные альбомы рассматривают. Катя даже Кельвина успела выгулять. Давление — в норме, в настроении обе. Тут как раз вы маме позвонили, сказали, что вылетаете. Нина Георгиевна еще вчера уговорила меня ничего вам не рассказывать, — едва не плакала Зина. — А Катерина Александровна сегодня попросила не напоминать вам о ней, так как вы и без того на нее злитесь. Вот…

— Хорошо, я могу понять, почему ты не позвонила мне, но Андрея Степановича почему не поставила в известность? Ему ты просто обязана была сообщить!!! — стукнул он ладонью по столу. — Я с ним разговаривал, он бы мне сказал! Почему он ничего не знает?!

— Он знает… — смахнув со щеки слезу, растерянно заморгала Зина. — Пока мы ехали на Пулихова, я несколько раз его набирала, но он не отвечал! И Александра Ивановича набирала, но он был недоступен! А Андрей Степанович мне поздно вечером позвонил, сказал, что на операции был. Позвонил Екатерине Александровне, та его успокоила, что все уже хорошо, что Нина Георгиевна спит. Он сегодня утром раньше меня к ним заезжал: измерил давление и уехал в больницу… Значит, он вам тоже ничего не сказал? Вот видите, — подняла она голову. — Выходит, и в самом деле ничего страшного.

Скрестив руки на груди, Ладышев остановился у окна и уставился в темноту за стеклом.

— Зря я, наверное, вам все рассказала, — неожиданно посетовала Зина. — Теперь не только мне попадет… — дошло до нее.

Вадим молча повернулся, подошел к столу и тяжело опустился в кресло.

— Да вы все меня раньше срока в гроб загоните, — едва слышно произнес он. — Ты свободна, Зина.

Едва за ней закрылась дверь, он оперся локтями о стол, опустил на руки голову, закрыл глаза и принялся медленно потирать большими пальцами виски. Так прошло несколько минут.

«А ведь в детстве я часто видел отца над письменным столом именно в такой позе, — вдруг вспомнилось ему. — Да уж… Гены… — Вадим вздохнул, откинулся к спинке кресла, запрокинул голову и снова закрыл глаза. — О чем же он тогда думал? Неужели и у него были такие ситуации, когда обстоятельства подталкивали к действиям, противоположным принятому решению? Как быть? Не реагировать ни на демарш с деньгами, ни на ее очередной приступ сердобольности? И почему получилось так, что в момент, когда Зина звонила матери, она оказалась в офисе?.. Набрать ее прямо сейчас, поблагодарить? А смысл? — грустно усмехнулся он. — Странная все-таки штука жизнь, все против меня. Надеялся, что переключился, освободился от мыслей о Проскуриной. Так нет же. Сначала случайная встреча в многомиллионном городе, затем поезд, этот ее друг Генрих. Теперь вот конверт с деньгами и в придачу ко всему — мама. Такое чувство, будто мы связаны невидимыми нитями: то тут мелькнет, то там след оставит!»

Зазвонил мобильный.

«Кира, — глянул на дисплей Вадим. — Вот уж кого ни видеть, ни слышать не хочется!» — раздраженно подумал он, но все же ответил, правда, сухо:

— Да… Здравствуй… Нет, снова не получится. Сегодня прилетел, много дел накопилось… Завтра тоже никак, послезавтра корпоратив, так что извини… Где? «Там, где ты меня сняла», — захотелось ему сказать, но, щадя самолюбие девушки, он произнес: — Где мы познакомились… Хорошо, там и увидимся, до встречи.

«Новый год на носу, видимо, подарков хочется, — хмыкнул он. — Вот и будет ей „подарочек“, когда поймет: пора искать другую кандидатуру на роль жениха. Неужели не ясно, что у меня нет желания с ней встречаться?.. Если бы не Проскурина, запросто поверил бы, что женская часть человечества погрязла в меркантильности… Надо что-то с собой делать, хватит заниматься самоедством… Мама-мама… Выглядела хорошо, когда заезжал: бодра, весела. Но зачем же скрывать от меня правду? Ведь в следующий раз могу и не поверить, что все хорошо… Позвонить, спросить, как она, и дать понять, что я все знаю? И что это изменит? И Андрей хорош — ни словом не обмолвился… Видно, и его уговорили молчать… Эх, перезагрузиться бы… Форма в машине, поеду на тренировку», — решил он и стал быстро собираться.

В спортивном центре было на удивление немноголюдно. Обычно к семи вечера яблоку негде упасть, а здесь полупустые залы: то ли начавшиеся корпоративы тому виной, то ли подготовка к предстоящим праздникам, но народ явно отодвинул заботу о собственном здоровом теле на второй план.

Отпахав на тренажерах, Вадим набросил на плечи полотенце и, прислушиваясь к себе, присел на скамейку передохнуть.

«Итак… Сердце стучит, как и положено после нагрузки, дыхание восстанавливается, в голове никаких навязчивых мыслей, — подытожил он. — Кажется, помогло, господин Ладышев. Проверенный способ: мышечная усталость, как пылесос, вычищает засоренные излишней информацией и переживаниями мозговые извилины. Теперь — в душ, домой и спать. Правда, придется подумать, где поужинать. Жаль, что Галина Петровна уехала в Россию».

В двух ближайших заведениях, в которых он считался постоянным клиентом и имел дисконтную карту, мест не оказалось.

«Извините, закрыто на спецмероприятие», — значилось на висевших при входе табличках.

Тогда, свернув во дворы проспекта Победителей, Ладышев решил заглянуть еще в один ресторан. Но и здесь зал был битком набит. Администратор только развела руками: накануне Нового года все расписано до последнего столика.

Как ни странно, он это воспринял спокойно. То ли сил на эмоции не осталось после тренировки, то ли внутренне был готов к тому, что ничего хорошего в этот вечер ждать не стоит. Придется ехать в ближайший супермаркет.

— Вадим Сергеевич?! — неожиданно окликнул его звонкий девичий возглас. — Здравствуйте! Вы меня узнали?

Хорошенькая девушка на высоченных каблуках, точно мотылек, подлетела к Ладышеву и преградила выход своим хрупким телом.

«Где-то я уже видел эту куколку!» — напряг память Вадим.

— Я — Ольга! Стрельникова! Коллега Екатерины Александровны. Несколько недель назад я привозила в ваш офис пакет. Неужели не помните? — немного обиделась она.

— Что-то припоминаю.

— Правда? Вот здорово! — девушка улыбнулась, в глазах мелькнул игривый огонек. — Куда же вы уходите? Все только начинается!

— Что начинается?

— Вечеринка! Здесь вся «ВСЗ»! Вы, как я понимаю, в числе гостей? Вас Проскурина пригласила?

— Нет, я не гость, и меня никто не приглашал. Собирался поужинать, но не предполагал, что все занято.

— Так мы это быстро исправим! Проходите за наш столик, у нас найдется свободное местечко! — уцепилась она за рукав его дубленки. — Пойдемте, не пожалеете!

От такого напора Ладышев даже растерялся. Будь он в другом расположении духа, с учетом зверского голода, возможно, и поддался бы на подобные уговоры. Но веселиться в компании журналистов — это уж слишком! Да еще если в зале находится Проскурина… Только этой встречи ему сегодня и не хватало!

— В другой раз, — хмуро буркнул он, но заметив, как мгновенно опечалилась девушка, решил смягчить отказ: — Только что приятель звонил, дожидается в другом месте.

— Жа-а-а-ль… А если завтра? Ну, если встретимся с вами где-нибудь завтра? — вдруг предложила она и, покраснев, опустила глаза.

— Извини, завтра не могу. Дел много. Послезавтра — корпоративная вечеринка, — почти слово в слово повторил он сказанное ранее Кире.

— И где, если не секрет?

— В одном заведении неподалеку, — и, пожалев смущенную девушку, добавил, где.

— Ой! Вот там и увидимся! Мы с подружками как раз собирались где-нибудь потанцевать! — обрадовалась та.

— Найдемся, — желая побыстрее от нее избавиться, коротко бросил Вадим. — Спасибо за приглашение. До свидания.

— До встречи, — томно улыбнулась Олечка и многозначительно стрельнула глазками.