«Как с цепи сорвалась… Догнать? И что дальше? Ребята вот-вот нагрянут, — тяжело вздохнул он, закрыл замки, прошел к барной стойке, взял чашечку с остывшим кофе, вылил его в раковину и включил воду. — Хотя… с ее точки зрения, было на что обидеться. К примеру, кофе в постель не принес. Полный мерзавец, — усмехнулся он. — Но наверняка дело здесь не только в кофе…»

Поставив ополоснутую чашку в шкафчик, он подошел к окну, по привычке сложил руки на груди и, провожая рассеянным взглядом пробегавшие мимо машины, продолжил размышления.

То, что произошло сегодня ночью, с одной стороны, представлялось вполне закономерным финалом встречи мужчины и женщины. С другой… Наверное, он слишком долго мечтал именно о такой ночи: желание плоти как следствие желания души, а не наоборот. Это было как награда — сладкая, манящая, еще совсем недавно такая нереальная.

Тогда что же он делает? Почему так легко отпустил от себя эту женщину? Более того, всем своим видом дал понять, что не ценит этой награды, воспринимает ее как обыденность. Что это? Защитная реакция? Или он струсил, потому что, согласно дальнейшей логике тайных желаний, придется что-то кардинально менять в своей жизни?

Он многому не находил объяснений. Например, почему его тянет именно к Кате? Почему он все время ловит себя на мысли, что думает о ней, хочет ее видеть, слышать, разговаривать с ней, прикасаться?.. Почему ему постоянно хочется сделать для нее что-то приятное, удивить, помочь, защитить? Почему сейчас, когда вроде бы достигнута некая честолюбивая цель, ему так тяжело с ней расставаться?

Первый звоночек, будто с ним что-то не так, прозвучал после того, как он узнал о ДТП и тут же бросился ее разыскивать. Честно говоря, тогда Вадим не придал своему порыву особого значения, так как это легко объяснялось: он может кому-то посочувствовать. Надо было помочь пострадавшей женщине, поддержать, утешить.

В следующий раз это случилось на даче в Крыжовке, и чувства были уже несколько иными, словно поднялись на ступеньку выше. Он тогда едва с табуретки не свалился, поглядывая то в коробку с электрическими проводами, то на кровать! Нежность, которую вызывала в нем спящая Катя, отвлекала, мешала сосредоточиться, что было совсем неожиданно: ни фигурой, ни возрастом, ни статусом пока еще замужней дамы она не являлась идеальным воплощением объекта его грез.

Тогда в чем дело? В душевной тяге? В естественности, такой трогательной и губительной одновременно? Чем больше он с ней общался, тем сильнее было удивление: Катя не вписывалась ни в один из его годами выверенных стереотипов женского поведения. Смелая, дерзкая, независимая, чувственная, ранимая — она словно обладала некой магической силой, заставлявшей совершать не свойственные ему ранее необдуманные поступки. Почти безумства!

Признаться честно, Вадим давно не встречал женщин, ради которых с такой легкостью менял бы свои планы, носился по городу, караулил у дома, знакомил с друзьями. А уж тем более приглашал в свою квартиру! Это было из категории неприкасаемого — его жилище. И вот, пожалуйста, здесь впервые переночевала женщина! Что же такое с ним творится?

Научившись распознавать скрыто посягающих на него дам и приняв правила их игры, он, как выяснилось, оказался совершенно не способен охотиться сам. Не помня, а вернее, не зная отказа у женщин, он не то чтобы охладел к этому виду «спорта», он элементарно разучился ухаживать! Более того, как только решался на какой-то шаг, на него неожиданно накатывал ничем не мотивированный парализующий страх: а вдруг он ей неинтересен, не нужен и выглядит в ее глазах заурядным навязчивым ухажером? Ведь Катя же его не разыскивает, не ждет под подъездом? Да и вообще не звонит, хотя могла бы легко найти повод.

От таких мыслей Вадим мрачнел, уходил в себя, цепенел. А едва отпускало, начинал злиться — на себя же, на свое безвольное поведение. Пытался бороться с собой, пытался выбросить из головы всю эту дурь, давал слово, что так оно и будет. И если до позавчерашнего вечера ему каким-то образом удавалось контролировать свое поведение, то после изучения папки с материалами он даже не пытался себя остановить. И дело не столько в цифрах, которые ей удалось для него раздобыть. Главное — Катя его не забыла, она работала над его заданием, при ее колоссальной загруженности совершила почти невозможное, он же в последний раз наговорил ей черт знает чего! А тут еще выяснилось, что ей снова нужна его помощь, его поддержка, его защита.

Встреча окончательно расставила все по своим местам: рядом с Катей ему хорошо, а на душе, как это ни банально звучит, тепло и светло. И радостно. Даже петь хотелось!

И все же в субботу с утра его снова стали подтачивать сомнения, которые достигли пиковой точки, когда она не появилась в зале к назначенному времени. Он даже успел растеряться, обидеться в душе. Однако с появлением Кати все переменилось: глупые мысли улетучились, настроение моментально улучшилось, он всей душой стал откликаться на смех, шутки, веселье.

Пожалуй, это был самый счастливый день рождения со времен детства, когда само ожидание праздника доставляло неописуемый восторг. Ни свет ни заря просыпался он с улыбкой и с ребяческим нетерпением ждал часа, когда вечером за праздничным столом соберутся гости и дело дойдет до подарков.

Вчерашние вечер и ночь превзошли его ожидания: красиво, романтично, нежно. Переполнявшие положительные эмоции зашкаливали, не давали уснуть, мысли все смелее устремлялись в будущее. И вдруг ему стало страшно. Так бывает: внезапно тебя охватывает паника, страх в один момент потерять то, к чему стремился, за что боролся, чего наконец-то достиг. Вот оно есть, но в одно мгновение может исчезнуть! Как сон, как наваждение: было — и нет. Растаяло, испарилось. И вернуть невозможно, потому что нельзя вернуть то, чего уже нет. Однажды с ним такое уже случилось, едва выжил…

При этом воспоминании страх достиг кульминационной точки, мыслительный процесс застопорился, словно попал в ловушку, в тупик, из которого нет выхода. Тело обмякло, покрылось липкой испариной… Надо было срочно чем-то себя спасать.

Стараясь не потревожить сон Кати, Вадим покинул спальню и автоматически стал наводить порядок: сначала на кухне, затем в кабинете. С детства терпеть не мог ни грязной посуды, ни лежащих на неположенных местах вещей. Но не так-то просто было отмежеваться от нахлынувших воспоминаний…


В свете главенствующих материальны ценностей современного общества тридцативосьмилетний Вадим Сергеевич Ладышев считался весьма завидной партией для соискательниц безоблачного семейного счастья. Имеет устойчивый бизнес и жилплощадь в элитном доме в центре города, две крутые машины: «Лэнд Ровер» и «БМВ». К тому же внешне — само воплощение женской мечты! И — непорядок — до сих пор ходит в холостяках!

Естественно, недостатка в желающих занять вакантное место супруги Ладышев не испытывал.

А ведь так было не всегда. В подростковом возрасте пухлый, даже толстый в сравнении со сверстниками Вадим постоянно комплексовал по поводу полноты, по поводу одежды, которая никак не прятала недостатки — и налазила с трудом, и трещала по всем швам. В юности боялся насмешек, боялся знакомиться с девушками, да много чего боялся, потому и старался как мог компенсировать внешние недостатки знаниями.

Можно смело сказать, что к сегодняшнему дню он сумел создать себя заново, да и признаний в любви наслушался. Но при этом не причислял себя к сердцеедам и считал, что сам обделен этим чувством: влюблялся лишь дважды в жизни.

Первый раз это случилось в восьмом классе. Только-только начался учебный год, однако прямо с уроков его вызвали к директору и объявили: завтра он отправляется в «Зубренок», с родителями уже согласовано. Путевка была горящая. Ехать в лагерь должен был ученик параллельного класса — сын завуча. Но пару дней назад бедолага подвернул ногу, и накануне ему загипсовали сустав. Замену долго искать не пришлось: Ладышев — отличник, подходит по всем статьям. Да и родители — люди тоже не простые, достойные.

К полудню следующего дня Вадим уже был в лагере. Еще через полчаса его и такую же опоздавшую к началу смены девочку определили в отряд и повели к дальнему корпусу. Девочку звали Наташа Руцкая, и поначалу она не произвела на него никакого впечатления: одета в «дутую» куртку, скрывавшую талию и подчеркивавшую полноту бедер, в джинсы, которые также ее не стройнили. Пусть сам он и был толстяком, но девочки ему нравились худенькие, именно такие, которые не обращали на него внимания.

Зато что впечатлило Вадима, так это чемодан новой знакомой — огромный, на колесиках, с кучей всевозможных наружных отделений, замков, ручек. Как загипнотизированный, шел он следом за его хозяйкой и не мог оторвать взгляд от катившегося впереди чуда. Такой расцветки — небесно-голубой — он с роду не видывал! Подросток так засмотрелся, что когда чемодан застрял в зазоре между плитками, наткнулся на него и едва не грохнулся. Девочка обернулась, с помощью длинной ручки помогла чемодану преодолеть препятствие, отбросила с лица светло-русые волосы, подняла на мальчика глаза, виновато улыбнулась и…

Вадима точно током прошибло! Под густыми пушистыми ресницами новой знакомой прятались необыкновенной красоты глаза — точь-в-точь в цвет чемодана!

Но это было еще не все. Как опоздавших их в тот же день посадили за одну парту — последнюю, в крайнем от двери ряду. И вот этого уже оказалось достаточно, чтобы впервые в жизни Вадим забыл об учебе. Отвлекало все: и округлый почерк соседки, и ее необычные тетрадки, и ручки, и карандаши, и ластик с ароматом ванили, и длинные светлые пряди, которые время от времени прикрывали ее профиль с курносым носиком, а она плавным движением руки снова прятала их за ушко. Маленькое аккуратное ушко с крошечной сережкой в виде капли.

Это было как наваждение: глаза, ресницы, профиль, пряди волос, сережка. И гулкое эхо голосов преподавателей, доносившееся как сквозь ватную преграду…

Последним в первый день занятий был урок физкультуры. Привычно передав классному руководителю справку об освобождении, он присел вместе с такими, как сам, на скамейку и принялся наблюдать за распределением других по спортивным секциям. Наташа оказалась среди самой немногочисленной группы по стрельбе. И тут «инвалидам» предложили записаться именно в эту в секцию. Непонятно почему Вадим быстро вскинул руку, о чем пожалел через час.

Руцкая стреляла просто снайперски, чем вызвала в тире вздохи восхищения и привлекла всеобщее внимание. Он же, получив краткий инструктаж, все до одной пульки выпустил в «молоко». До этого Вадим и понятия не имел о стрельбе! Его с детства учили, что оружие — это зло.

Удрученный, он покинул тир, спрятался в глубине леса на одной из укромных скамеек и едва не заплакал. Что толку от его знаний, от того, что у него, как говорят, семь пядей во лбу. Ни Наташа, ни какая другая девочка никогда не обратит на него внимания. Разве что перекинется словом как соседка по парте или попросит списать. Так стрелять, как она, у него никогда не получится, потому что он — толстый, смешной, неуклюжий!

После ужина, когда весь отряд собрался в холле репетировать номер к открытию смены, Вадим, сославшись на головную боль, улегся в кровать, накрылся с головой одеялом и попытался уснуть. Ничего не получалось: мешали то шум из коридора, то грустные мысли о своей как никогда остро прочувствованной ущербности. Тут же созрело решение уехать домой. Оставалось только придумать вескую причину.

Но придумывать ничего не пришлось.

— Почему ты все время молчишь? — назавтра перед первым уроком обратилась к нему соседка.

— Я не молчу… — с трудом выдавил он и, переведя дыхание, добавил: — Ты ведь тоже молчишь.

— Выходит, боишься помешать мне молчать? — лукаво улыбнулась она. — А в каком месяце ты родился?

— В начале декабря. А ты?

— Я — майская. Телец. Странно: мы с тобой разных стихий, но мне почему-то показалось, что ты, как и я, земной знак, — удивленно пожала она плечами. — С тобой рядом я не чувствую напряжения.

— Каких стихий? — недоуменно уточнил он. — Какое напряжение?

В отличие от соседки, странное и непонятное напряжение он чувствовал второй день подряд. В данный момент оно было просто невыносимым. Поняв, что краснеет, Ладышев опустил глаза и сосредоточенно уставился в раскрытую тетрадку.

— Разных стихий, — повторила девочка и пояснила: — Ты — Стрелец, даже, скорее всего, Змееносец, я — Телец. Моя стихия — Земля, твоя — Огонь.

— Это как понять?

— Это астрология. Ты слышал что-нибудь об этом?

— Что-то слышал, — пробормотал тот.

Но никогда не интересовался. «Лженаука», — вынес когда-то свой вердикт отец. И Вадим с ним согласился.

— Понятно, — разочарованно вздохнула Наташа.