Только господин Бори не одобрил стрельбу. Он с нетерпением прижался ухо к смотровому окошечку в воротах. - Не надо было палить, потому что теперь бабоньки перепугаются, никто не посмеет и нос высунуть. Не надо было еще и потому, что выстрел породил и в мозгу Акли дурные мысли, а именно - напомнил ему, что ведь и у него тоже есть карабин. Что если сейчас взять, да пристрелить Сепеши, и таким путем спасти от него маленькую Незабудку?! И незримый демон уже принялся подталкивать его под локоть: а ну доставай карабин, руку на курок. Негодяй вполне заслуживает пули. Чего боишься? Чего колеблешься? И демон все подстрекал его, подбивал, подталкивал! Лишал здравого разума! Но доброго человека всегда сопровождает наряду со злым духом еще и дух добрый. Поэтому добрый человек никогда не может сделать ничего дурного, если не поторопится, если даст и доброму духу время сказать слово.

"Ах ты глупый Акли! - сказал добрый дух. - Ну спасешь ты Незабудку. А сам-то погибнешь. И палач отрубит твою глупую голову. А что станется потом, без тебя, с Незабудкой?"

Ну конечно же. Прав добрый дух: что станется с Незабудкой, если я, Акли, перестану существовать? Страшно подумать! Незабудка конечно уцелеет, будет жить дальше. Только принадлежать она будет уже другому. Уцелеют ее красивые глазки, роскошные волосы и веселый милый смех. Все останется, что было...

А чего же не будет? Не будет Акли, ее Акли! И Акли стало жалко девушки, именно потому, что он отберет у нее таким образом себя, потому что Акли был человеком, готовым на самопожертвование. Вот и выходило, что он не должен был убивать Сепеши.

Но не стоит философствовать на эту тему: зачем убивать красивейшую из неправд? Зачем намекать, что и любовь зиждется только на корысти, подобно тому, как и золотой замок и избушка вертятся одинаково - на курьих ножка. Возвышенность, великодушие и самопожертвование - это всего лишь блестящая мишура на одеждах любви, как роса на цветке: ведь и она родится из цветка, но не имеет к нему никакого отношения - ни к его листьям, ни к цветкам, ни к аромату, просто так откуда-то сверху капает на него, чтобы иногда смыть прилипшую к нему грязь. Вот и выходит, что даже и роса - корыстолюбие в чистом виде, но корыстолюбие, пропитанное божественными соками.

В мозгу Акли быстро прорастали семена возможных аргументов, логических рассуждений, успокаивающих мыслей и надежд. О, изобретательная голова, великий дар. "Qui habet tempus, habet vitam"33 - думал он вначале. - Еще каждую минуту может прибыть полиция.

Но когда "темпус", то есть "время" истекло, он быстро перелицевал классическую латинскую поговорку наизнанку и она в его мозгу зазвучал так: "Qui habet vitam, habet auxilum"34. Для чего ему совершать необдуманное покушение? Для чего ставить все на одну карту, когда могут прийти еще и другие карты? Вдруг в последний миг появится возможность, когда и девушка не гибнет и он сам уцелевает. Более того, кто знает, возможно уже сейчас лишние все эти его тревоги? Почему не может так быть, что император уже получил его письмо и переправил Илону из пансиона в другое место? И по мере того, как испарялись все другие надежды, эта, самая маленькая, постепенно завоевывала все его мысли. А когда все остальные упали до нуля, эта обрела силу вероятности. Ведь по сути: логика тоже только красивая игра ума, с помощью которой умный человек обманывает менее умных, а иногда и самого себя. Император узнает о готовящемся похищении девушки и велит увезти ее в другое место. Что может естественнее такого высочайшего распоряжения? И как он сам не додумался до этого? Это же ясно, как божий день. Поэтому и не прибыла полиция: некого охранять! "Незабудка" уже в безопасности.

И Акли облегченно, полной грудью вздохнул, а сжимавшееся от тревоги сердце принялось вновь спокойно биться. И вдруг послышался строгий, не терпящий возражений голос командира отряда старого Денеша Томпы, которому его всего минуту назад представил раскуривавший свою трубку господин Мальнаши: "А ну-ка, сынок, сбегай за моей фляжкой. Я забыл ее на телеге. Спроси там у возниц, какая из них моя. Обоз наш отсюда по правую руку стоит".

Акли не хотелось бы удаляться отсюда в такой интересный момент, но командир приказывает, а здесь действуют военные порядки. Не повиноваться нельзя: только обратишь на себя внимание Сепеши, а Миклошу совсем ни к чему, чтобы его сейчас узнал Сепеши.

И он побежал. Чтобы поскорее возвратиться. Господин же Мальнаши, которому было поручено присматривать за ним, был как раз в том невменяемом состоянии, когда его занимал больше всего на свете горячий трут, с помощью которого он раскуривал свою трубку: захлопнув крышку на трубке, он принялся яростно сосать чубук, раздувая теплящуюся искру и втягивая щеки, словно Нептун, которым у нас любят украшать фонтаны. О, в такие минуты для господина Мальнаши ничего иного не существовало, потому что он был слишком ленив, чтобы высекать новую искру из кремня и потому всегда высоко ценил огонек и не мог позволить ему погаснуть. И только уже когда из трубки весело, клубами повалил дым, он испуганно огляделся вокруг.

- Смотрите-ка, а куда ж этот Фаркаш подевался?

- Да я его услал в обоз, за моей фляжкой, - пояснил Денеш Томпа.

- И зря! - беспокойно посетовал Мальнаши.

- Цель оправдывает средства.

- Цель, шурин, хорошая штука, но говорят, что парень этот не очень надежен. И мне поручили присматривать за ним.

- Ой, не пугай меня, Мальнаши! Думаешь, что он фляжку мою сопрет?

- Ну что там еще? - нетерпеливо спрашивал Дёрдь Палойтаи, который думал совсем о другом.

- Может быть дворник оглох? - высказал догадку Пал Марон.

- Надо бы по окошкам стрельнуть, - подал совет господин Йожеф Хорти.

- Да чего мы топчемся на месте? Взломаем ворота и все, если никто не хочет их отворять! - все больше распалялся Болдижар Вереш.

- А что за вино там внутри? - полюбопытствовал Мальнаши, садясь на своего любимого конька.

- С горы Шомьо, - отвечал Томпа.

- Старое?

- Такое старое, что может быть еще ваш предок Ной заливал его в бочонки.

- Черт его знает, сбежит от с моей фляжкой или нет? - возвращаясь к так и не получившему ответа вопросу (относительно Акли), сказал Томпа. - А верить, выходит, никому нельзя. На днях вон наш священник сказывал, что вычитал он в каких-то старых летописях, будто все это неправда, что Ной изобрел вино. Что мол вино открыли много позже. Уже во время правления короля Мирири.

- Я тоже слышал про этого Мирири, - подхватил Альнаши. - Король Мирири был большим любителем винограда, и тогда один его министра стал ломать себе голову, как бы так сделать, чтобы король его и на следующее лето все еще мог бы лакомиться прошлогодним виноградом. И тут ему пришла в голову мысль выжать из виноградных ягод сок да залить его в корчаги. Чтобы он там хоть целый год хранился. А там уж бери да попивай этот самый сок будто молочко. Словом, надавил он соку виноградного. Но король попробовал его, да и выплюнул. Яд, говорит. У королей это бывает, что они поспешны в своих суждениях. Вино-то как раз еще только бродило в сосудах, а в прогреб, где стоял сок, случайно слуга один с собакой заглянул, ну туда, где вино бродило. И надо было случиться, что потом находят и собаку и слугу обоих мертвыми. И тогда-то сказали окончательно, что виноградный сок - это мол яд смертельный. Сказали. Как припечатали: яд и все тут! И держали этот яд в бочонках до случая, когда понадобиться. Потому что в королевских кладовых и яд - такой же нужный, ходовой товар, как у нас - жир свиной.

- Ну знаешь, нашел же ты время сказки рассказывать, - упрекнул рассказчика Болдижар Вереш. - Для сказок нужна теплая печка, да хотя бы немножко винца.

- Винца мы сейчас добудем, - пообещал господин Томпа. - Давай, рассказывай, что там было дальше?

- Так никто бы и не добрался до сути, - продолжал повествовать шурин, если бы год спустя на заболела неизлечимой болезнью королева. Врачи так определили болезнь: меланхолия. Тоска значит. И тогда королева решила извести себя. Обманула как-то фрейлин своих придворных, пробралась тайком в погреб, где стояли эти корчаги с виноградным соком, выпила из одной корчаги кружечку и сидит ждет, когда смерть наступит. Однако через некоторое время она такая веселая стала, что ей сразу танцевать захотелось. И конечно никакой смерти. На другой день она уже двумя кружками зачерпнула и тоже выпила, подумав, что может для смерти одной кружки мало? И опять у нее настроение еще лучше стало. Словом, каждый день она пила все больше и больше и в конце- концов вылечилась от своей болезни и решилась открыть великую тайну королю тоже.

- Ну а потом?

- Ну а потом. Как во всякой сказке: король стал жить поживать, добра наживать и жил, пока не помер.

- Говорят, что он своему изобретательному министру послал тамошний Большой крест ордена Железной короны, - со смехом добавил господин Томпа.

- Как бы не так. Говорят, что король его еще до того обезглавил. Сразу как попробовал мусту виноградного да и выплюнул. Так ведь всегда бывает, когда кто-то большое открытие сделает, ему обязательно голову отрубят.

- Тсс! Идут! - послышалось со всех сторон. - Что-то начинается.

По толпе пронесся легкий ветерок волнения, как если по ржаному полю пробежит перепелка. Скрипнул ключ в двери дома. Это услышали и доложили те, кто на верху стены сидел.

- Открывают!

- Папаша Дмитрий, - пробормотал Сепеши повеселев. - Ну наконец-то!

К тому времени и Акли возвратился с фляжкой. Но уже не тем успокоенным, каким был, когда отправился за ней. Хотя и повозку он нашел и фляжку. Но на повозке он нашел и еще кого-то с тонким, как ниточка, и очень знакомым голоском.

- Ради Иисуса Христа, помогите, сударь! Спасите!

- Да восславится Христос, аминь! Кто ты таков?

Пояснение дал флегматичный возница.

- Военнопленный один.

- Может военнопленная? - улыбнулся Акли. - Нет? Отчего ж тогда голосок-то у этого пленного такой тоненький?

- Аль вы меня не узнаете, сударь? - жалобно простонал военнопленный. - Это же я - Рябина!

Даже молния, пади она с неба, не поразила бы так Миклоша Акли, как эти слова. Значит, все потеряно?! И гонец и письмо в руках Сепеши? Только теперь происшедшее предстало перед ним во всем своем устрашающем виде.

- Связанный я, - пожаловался Рябина, - и сильно замерз.

- Ничем не могу тебе помочь, дружок. Вот выпей глоточек, согрейся чуть-чуть.

Он приставил к его губам фляжку, которую ополченцы за ее булькающий звук прозвали "клип-клапом". Рябина потянул из нее сколько сумел, а в горле у него в самом деле захлюпало, словно он хотел шепнуть: Клипи.

...Как странно все! Ведь так звала своего Миклоша Акли Незабудка.

Глава XI

Игрок в отчаянии тащит козыря, откуда может

Акли во весь опор мчался назад. Отчаяние не обессилело его, а наоборот - придало ему сил. В голове один план сменял другой. Он уже не чувствовал холода. Пар, поднимавшийся над землей в морозной ночи, обретал в его фантазии какие-то причудливые формы: то это были плывущие гробы, то отрубленные голову, или сани, в которые были впряжены четыре женщины с телом птиц.

Еще не добравшись до места, он уже слышал угрожающий голос старого Дмитрия, доносившийся со двора пансиона.

- Кто там, эй? Чего вам? Что за спектакль вы тут затеяли?

- Это я, папаша Димитрий! - отозвался по-немецки Сепеши. - Я, Иштван Сепеши.

- Неправда! - возмутился голос во дворе. - Иштван Сепеши - благородный человек, он не будет бродить по ночам и беспокоить честных людей. Так что вы никак не можете быть Иштваном Сепеши. И вообще, кто бы вы ни были. Приходите утром, если по делу, а сейчас убирайтесь отсюда! И потому, что вы пьяны, и потому, что я вас все равно сюда не пущу!

Сказав так, старик повернулся и собрался уходить, что можно было угадать по шарканью его валенок, но споткнулся обо что-то, забормотал и даже выругался. Наверное наткнулся на труп убитой собаки.

- Топи убили! - с болью в голосе вскричал он. - Кто мог это сделать? Это вы - убийцы? Ах вы разбойники!

- Послушайте, Димитрий! Будьте благоразумным! - снова заговорил барон. - Да, это я приказал пристрелить Тори. За него я заплачу, сколько он стоит. А вы погодите уходить, если вам дорога судьба всего пансиона! Вы же знаете, что это я, ну чего вы притворяетесь? Чего хитрите?

- Ну и что, что я знаю? Все равно я не пущу вас, господин барон. Отправляйтесь-ка, господин барон, восвояси, домой спать.

- Погодите, Димитрий, есть кое-что такое, чего вы еще не знаете. Именно это я сейчас вам и скажу.

- Ничего я сейчас не хочу знать. Потому что сейчас я спать хочу.

- Ну это у вас едва ли получится, папаша Димитрий. Потому что я перед вашим домом стою с вооруженным войском. Взгляните-ка получше на стены!

Димитрий из-под ночного колпака бросил взгляд на стены и увидел лежащих на них мрачных типов. Со сверкающим оружием в руках. Увидел и испуганно вскричал: