Так что нетерпеливый звонок у ворот был тем более неожиданным. Все здание пансиона было со всех сторон - словно монастырь - обнесено высокой каменной стеной, через которую ни перелезть ни словом перекинуться. Только в маленькой дубовой калитке была оставлена узенькая щель - через нее можно было и вовнутрь заглянуть и переговорить.

Сегодня старый привратник Димитрий заболел и лежал в постели, вместо него службу несла его дражайшая половина - Фракати (фрау Кати). Она-то и явилась, шаркая мужниными тапочками, доложить госпоже Сильваши:

- Какой-то молодой человек хочет с вами, барышня, поговорить:

Молодой человек? Ого! Эта новость, передаваемая из уст в уста, с быстротой молнии распространилась по пансиону, и подобно тому как в минуту опасности каждый солдат первым делом хватается за оружие, все девочки принялись приводить в порядок свои туалеты.

- Это невозможно! Тем более - молодой человек!

Почему вы ему не сказали, что это невозможно? - напустилась на дворничиху мадам Сильваши.

- Я ему говорила, а он настаивает! хочу с госпожой директрисой говорить и все тут.

Мадам задумалась. Бывали и прежде случаи, что либо отец, либо мать какой-то воспитанницы тяжело заболеет, а то и при смерти лежит. Тогда девочку спешно везут домой.

- А он не сказал, что ему угодно?

- Не сказал. Но по всему видать, какой-то важный господин.

- Почему вы так думаете? - с любопытством спросила Сильваши.

- Потому что обещал дать мне две пощечины, если я не впущу его. Одну он обещал дать сам, а другую, говорит, я получу от вас, барыня.

- Ну что касается моей, то я тебе прощаю, фрау Кати, - улыбнувшись сказала хозяйка пансиона, - потому что ты действовала в соответствии с правилами. Что же касается второй, то мы еще посмотрим,

И с достоинство королевы она поднялась из кресла, установленного посредине лужайки словно трон, она была высокая, худощавая, с горделивой осанкой и умным лицом с резкими чертами, которое обрамляли седые волосы, уложенные с простотой, достойной величественной матроны.

Мадам быстрым шагом направилась к воротам и выглянула через смотровое окошечко, однако, как видно, не узнала гостя.

- Кто там?

- Миклош Акли.

- Это вы, сударь? Но может быть вы спутали день? У барышни завтра будет выходной.

- Но мне нужно было бы переговорить с ней сегодня.

- Сегодня нельзя, - перебила его госпожа Сильваши. - Правила запрещают.

- Я пришел сюда по чьему-то поручению Мадам, - снова послышалось из-за двери. - Не хочу называть его по имени, но вы знаете лучше меня, о ком идет речь.

- О, конечно, конечно, - поспешила подтвердить мадам. - Перед Ним я склоняюсь. Однако время, право же, не подходящее. Девочки сейчас в саду, они прогуливаются, играют, туалеты в беспорядке. Вы же знаете, сударь.

- Я зажмурюсь, мадам, пока буду идти через двор и сад.

- А может быть лучше, если вы увезете с собой барышню?

- В самом деле - лучше?

Мадам подозвала к себе воспитательницу - маленькую, в очках, с коклюшками в руке.

- Пришлите, пожалуйста, ко мне Незабудку!

- Незабудка, Незабудка! - понеслись минуту спустя по всему саду голоса: - Незабудка, тебя ищут.

А Незабудка в этот миг раскачивалась на ветке дерева, на которую она взобралась, чтобы взглянуть на птичье гнездышко. Незабудка вообще была ловкой и непоседливой, будто белочка. А тут они заключили пари с Лавандой (Кларой Сепеши), что за одного кузнечика для коллекции (у Клары их было два) она доберется до птичьего гнезда, что примостилось там на ветке, и заглянет в него. И Незабудка взобралась на дерево, подоткнув белую батистовую юбку в цветочках, чтобы та не мешала ей в ее спортивных упражнениях, а туфельки сбросила наземь и так, в чулках, принялась карабкаться вверх по стволу, до самого гнезда, где - представьте себе - нашла пять маленьких яичек. Ой, какие они славненькие! Какие пестренькие! Ну тут под деревом начались визг, беготня. Сбежались подружки - человек шесть - и, заслышав, что Незабудка нашла птичье гнездо с яичками, стали умолять ее:

- Нашла? Покажи. А?

Всем тоже захотелось взглянуть на такое чуда.

- Сбрось нам хоть одно, а, Незабудка!!

- А мадам разрешит?

- Мадам нет. Ее к воротам вызвали.

- А вот разреши ли яичкина мама? Ну, птичка, чье гнездышко...

- Ох, до чего же ты глупенькая! Ее же и нет здесь. Кто знает, где она там порхает. Может быть, где-то в Венгрии. И потом у яичек нет матери. У яичек только хозяйка бывает. Яичко это еще не птенец, да будет тебе известно!

А Незабудка раскраснелась вся от лазания на дерево и от восторга, что ей посчастливилось найти это гнездышко. Личико ее было сейчас розовое как яблоневый цвет, а волосы, зацепившись за какую-то ветку, рассыпались по плечам, засверкали под водопадом солнечных лучей, будто золотой сноп - среди яркой зелени листвы.

- Ладно, сказала она тяжело дыша, - так и быть спущу я вам одно яичко. Только вдруг ему больно будет?

Подружки посмеялись над ее заботой и натянули внизу под деревом вчетвером один большой головной платок, чтобы Незабудка в него сбросила одно птичье яичко из гнезда. Шлеп! Упало яичко, но не разбилось. Тут снова такой визг поднялся, даже легкая перебранка. Смотрите, не разбилось! Мое, мое! Нет - мое! Кто поймал, того и будет. Бросай сюда и остальные тоже!

Но в это время по саду уже начались поиски Незабудки.

- Незабудка! Где ты? Скорей, тебя мадам к себе вызывает. Кто-то в гости пришел к тебе! Спускайся вниз поскорее.

Спуститься - для Незабудки минутное дело. Миг, и она уже на земле. Одернула, расправила юбочку, привела в порядок прическу и вприпрыжку, как разыгравшийся ягненок, помчалась к мадам.

- Душечка моя, Незабудка, - сказала та. - Пойди к себе в комнату, приведи в порядок свой туалет, потому что а тобой приехал господин Акли. У него к тебе какой-то разговор.

- Господин Акли здесь? - обрадовано воскликнула Незабудка. - Где он?

- Ждет за воротами.

Девочка помчалась в свою комнату, но уже со ступенек лестницы в коридоре покричала Миклошу:

- Я мигом иду, Клипи-Липи. Потерпите одну минуточку.

Незабудка быстро переоделась, одежды ее буквально сами собой вспархивали на нее и когда приникали к телу - к плечам, к бедром - казалось, что они всегда были на этих местах, будто оперение птицы. Тогда как раз вошла в моду та сумасбродная юбка, у которой талия начиналась уже под мышками. Но все равно и в ней наша Незабудка была так хороша. Затем она надела на голову шляпку, украшенную бутонами роз и, заглянув в зеркало, спросила у него: Ну как? И зеркало ответило: ты хороша, Незабудка, можно выходить!

Незабудка провела пальчиками еще разок по бровям, набросила на плечи кружевную мантилью и веселыми шажками, словно в менуэте, выпорхнула во двор, где Фраками уже отпирала для нее калитку.

- Ну вот я и здесь, Липи-Клипи! Что вам угодно? - И она игриво сделала глубокий поклон.

Задорный тон и ее естественная, веселая и чуточку шутливая фамильярность обычно до краев переполняла чаровским теплом всю душу Акли. Но не на этот раз. Видно уже коснулся его души суровый холод, потому что он даже не улыбнулся в ответ на ее веселую увертюру.

- У меня к вам, барышня, небольшой серьезный разговор.

- Серьезный разговор? Вы шутите. Да разве можно со мной серьезно говорить? Ой, как интересно. Ну что ж, начинайте!

- Как только доберемся до подходящего места. Здесь, на улице, это невозможно. Так куда же мы направляемся?

- Вы же сами сказали, искать подходящее место.

- Какое место вы считаете подходящим?

- Такое, где есть мороженое.

- А я - где нет людей.

- Одно исключает другое. Там где нет людей там нет и мороженого.

- Вы неисправимое взрослое дитя. Садитесь.

Они уселись в экипаж, и Акли приказал кучеру: Городской парк.

Ослепительно сияло солнце. Прямо обжигало. Но все равно в эту пору оно еще не утомляет, потому что природа еще молода. В те времена этот парк на окраине Вены был очень заброшенным. Кое-где даже квакали лягушки в лужах, образовавшихся после недавно прошедших дождей. И дорожки тогда не были посыпаны гравием и песком, как ныне. Песок наши предки использовали исключительно для того, чтобы промокать чернила на письмах и документах.

Там и сам образовалась небольшая грязь, и стройной девочке пришлось приподнять подол юбочки с двух сторон, чтобы она не запачкалась. А в наиболее опасных местах, где в грязи можно было оставить и туфельки, либо нужно было прыгать, либо - и тогдашний этикет даже требовал этого, - кавалер без долгих разговоров подхватывал свою даму за талию и на руках переносил через лужи. Тогда никто не считал это ни прегрешением против скромности, ни бесстыдным приставанием. Старый честный мир судил о вещах не так, как мир наш, нынешний. Хотя люди тогда ходили совсем рядом с запретным, но не воровали. Тогда видимость была обманчива, а ныне уже и отсутствие видимости подозрительно.

И Акли перенес девочку через две-три лужи, пока, наконец, они не добрались до первой одинокой скамейки под огромным платаном, чья крона заботливо склонялась над скамейкой, на которой было вырезано столько имен и инициалов, что не было им числа. И хотя рунические письмена Амура самые простые на свете, и все видят их и всякий может прочесть на скамейках, на зарубцевавшихся ранах на коре деревьев - все же каждая буква этих надписей- тайна.

- Вот здесь нам никто не помешает поговорить, - сказал Акли. - Люди здесь почти не ходят.

Они рядышком сели на скамейку.

- Смотрите, смотрите! - вдруг восторженно вскричала девушка, увидев белку, карабкавшуюся на дерево напротив. Однако Миклоша в этот момент ни капельки не интересовала проворная белка. Он серьезным, пожалуй, даже печальным взглядом посмотрел в глаза Илоны Ковач.

- Давайте оставим на время эти пустяки, Илушка. Вы стали уже взрослой девушкой, пора вам подумать и о женихе. Вы стоите на пороге очень важного решения, поэтому сделайтесь серьезной и слушайте меня внимательно.

- Уже, слушаю вас внимательно! Вот посмотрите сами на меня!

С этими словами она насупила брови, наморщила лобик, вытаращила глазки и опустила вниз уголки рта, точь-в-точь изображая хозяйку пансиона. Она была так прелестная в этой своей игре, что Акли пришлось поспешно отвести от нее взгляд.

- Я хотел бы от вас, - сказал он, - прежде всего искренности. Пообещайте, что все так и будет!

- Обещаю, - отвечала девушка, в точности подражая голосу мадам Сильваши.

- У вас есть одна тайна, барышня. - Он украдкой, но испытующе посмотрел на нее. Девушка вздрогнула, с лица сбежало все напускное, и оно густо покраснело, а головка стыдливо поникла.

- Откуда вы об этом знаете? - пролепетала она едва слышно.

- Значит - правда? - с болью в голосе вскричал Акли. - Вы любите его?

- Чуточку, - призналась Илонка, - пожала плечами. - А что, это такой великий грех? Упрямо переспросила она. Акли не отвечал, в глазах у него все помутилось, деревья заплясали в странном хороводе, и даже крыши домов, стоявших по-за деревьями парка, пустились в пляс вместе с дымящимися печными трубами, норовя наскочить друг на друга, словно бодающиеся быки. В висках у Акли застучали молоточки, а голова закружилась.

- Это мне как раз и было важно знать, - пролепетал он невнятно, весь бледный. - Только это... Больше ничего!..

Он умолк, глядя перед собой в одну точку, тупо, ничего не выражающим взглядом. Перепугавшись, не выдал ли он того, что кипело у него в груди, он поспешил взять себя в руки и с напускным безразличием спросил:

- И когда это произошло?

- Прошлой зимой.

- При посредничестве мадемуазель Сепеши?

- Да. Она знает об этом. Но виновна во всем только я одна.

Акли подавил готовый вырваться из груди вздох, а затем, словно врач к болезненной операции, приступил к исполнению своего служебного долга.

- Я уполномочен, барышня, известить вас, что предмет нашей с вами беседы был сегодня в Бурге.

- Кто? Какой предмет? Клара Сепеши?

- Нет, не Клара. А он сам, собственной персоной.

- Он? Как это? Как это?

- Да, да - он! Ваш любимец, предмет вашего обожания. Явился и во всем признался. В присутствии его императорского величества.

Тут девушка не выдержала и, звонко рассмеявшись, вскочила.

- Ой, да перестаньте же вы, Клипи-Липи! Так перепугать меня! Вы - злой человек! С вашими дурными шуточками. Только теперь я вижу, что вы меня разыгрываете.

- Клянусь вам, что он действительно был там.

- Но кто мог доставить его туда?

- Сам явился и устроил грандиозный скандал!

- Кто? Бидон с вареньем?

- Какой еще бидон? Какое варенье?

- Варенье? То самое, о котором я вам все время твержу.

- Ничего не понимаю, - снова забормотал Акли смущенно.

- И я тоже. О чем, собственно, мы с вами говорим? Разве не о нем?