Бобби кивнула то ли словам Сары, то ли своим мыслям, модистка помогла мисс Мэйвуд переодеться и отправилась доделывать незаконченное платье. В ожидании девушки некоторое время бродили по главной улице Сент-Клементса, разглядывая витрины и здороваясь со знакомыми.

Сара чувствовала себя уставшей. Иногда она даже жалела, что ее день рождения пришелся на двадцать восьмое августа вместо того, чтобы пройти в июне. Слишком уж стремительным и беспокойным выдалось прошедшее лето.

Бесконечные пикники, катания на лодках, танцы и поездки на ярмарки сменяли друг друга, и везде Саре приходилось не отставать от неугомонной Бобби и ее брата, придумывавшего все новые и новые затеи, как будто он внезапно захотел вернуться в детство и перещеголять свою сестру по части всяческих проказ.

Джеффри Ченсли и еще несколько молодых леди и джентльменов образовали подле молодых Уэвертонов кружок неунывающих юных натур с горячими сердцами и прекрасно проводили время. Кое-кто, вроде мисс Хиллсток, следовал за веселой компанией не из стремления повеселиться, а преследуя собственные цели, но Бобби безжалостно высмеивала любое проявление кокетства, корысти или просто лени.

Сара почти не появлялась в доме дяди, к большому удовольствию миссис Фоскер. Когда мисс Ирине выходила замуж за мистера Фоскера, он преподнес знакомство своей племянницы с семьей Уэвертонов как дополнительный плюс к своим достоинствам, и некоторое время до замужества и после него миссис Фоскер была уверена, что ее вот-вот начнут приглашать Уэвертоны и другие видные семейства. Когда же этого не произошло, она разочаровалась и потеряла всякий интерес к Саре и ее друзьям, по крайней мере, она так утверждала, что не мешало ей регулярно обмениваться светскими сплетнями со своей матушкой и супругой викария.

Когда Сара сообщила дяде и тете, что лорд Уэвертон желает устроить праздник по случаю ее восемьнадцатилетия и приглашает Фоскеров приехать вместе с ней, миссис Фоскер сочла это приглашение всего лишь справедливым. Кому, как не ей и ее супругу, надлежит находиться рядом с опекаемой ими девушкой, не заслужившей, в сущности, подобного признания со стороны родовитых соседей, в то время как она сама находится в забвении. Дядя же Эндрю явно почувствовал укол совести из-за того, что кто-то другой берет на себя его заботу, даже скорее обязанность, и предложил сшить племяннице нарядное платье. Своей супруге, разумеется, тоже.

Сара упросила лорда и леди Уэвертон пригласить на обед лишь нескольких соседей из тех, с кем она состояла в дружеских отношениях, и кто относился к ней с искренним участием. Разумеется, мисс Хиллсток среди них не оказалось, зато был добродушный Генри Коул, этим летом особенно часто оказывавший Саре знаки внимания.

Роберта называла его рыцарем Сары, так же как она считала своим рыцарем верного Джеффа Ченсли, и Артур иногда шутливо говорил, что ревнует девушек к своим приятелям. Бобби однажды заметила, что лучше бы ему ревновать Бет Хиллсток, принимающую ухаживания некоего джентльмена, очевидно, отчаявшись дождаться от Артура признания в любовной страсти.

— Я могу не опасаться, что мисс Хиллсток выйдет замуж, — уверенно ответил Артур.

— По-твоему, это она пытается добиться твоей ревности? — понимающе усмехнулась Роберта.

— Вовсе нет. Я уверен, ты сама расстроишь ее помолвку с кем бы то ни было, лишь бы мисс Бет не вышла замуж, а ты не лишилась вечного объекта своих колкостей.

На это Бобби не сразу нашлась, что ответить, ведь в чем-то Артур оказался прав. Сейчас в их компании только мисс Хиллсток была ровесницей Артура, всех остальных девушек Роберта знала с самого детства и относилась к ним вполне по-дружески, ведь никто из них не пытался привлечь внимание ее брата.

Артур торжествующе улыбнулся, немного подумал и добавил:

— Пожалуй, ты бы обрадовалась, если бы я и в самом деле женился на мисс Хиллсток. Ведь тогда бы в любую минуту могла бы упражняться в остроумии.

Сара вздохнула — иногда она боялась, что шутливая защита от выпадов сестры, которую оказывал Артур мисс Хиллсток, на самом деле скрывает более серьезное чувство. Но Бобби неожиданно смутила ее своим ответом.

— Чепуха, чем скорее она выйдет замуж и уедет отсюда, подобно Диане Рейнбридж или Элси Лейнс, тем лучше. Иногда я начинаю терять терпение, так она мне надоела. К тому же ты обещал жениться на Саре, разве ты забыл?

Артур улыбнулся и миролюбиво кивнул сестре.

— Никто не сказал бы про тебя, что ты обладаешь таким достоинством, как терпение, дорогая сестрица. Разумеется, я помню, что обещал взять в жены мисс Мэйвуд, и за прошедшие три года она ни разу не заставила меня раскаяться в своих словах. В то время как ты, Бобби, довольно часто заставляешь жалеть, что ты моя сестра.

Конечно, Роберта принялась спорить и выяснять, за какие грехи неблагодарный брат отрекается от любящей сестры, а Саре оставалось только гадать, что именно хотел сказать Артур на самом деле.

Этот разговор состоялся в начале июля, и с тех пор Артур ни разу не шутил относительно своего будущего брака, а Бобби находила и другие поводы для насмешек. Подобные перепалки брат и сестра позволяли себе только в присутствии Сары, а в это лето им почти не удавалось побыть втроем, все время рядом находилось двое, трое, а то и пятеро друзей. Но Сара не забыла ни слова, как не забывала она ничего, что хоть как-то связано с Артуром Уэвертоном.

Утром двадцать восьмого августа дядюшка Эндрю преподнес племяннице неожиданный сюрприз. Сара едва успела надеть новое платье, и горничная заканчивала делать ей прическу, как мистер Фоскер вошел в комнату со свертком в руках.

— Мое дорогое дитя — ведь ты позволишь своему старому дяде называть тебя так, несмотря на то что ты выросла в прелестную леди, — я хотел бы порадовать тебя в этот день чем-то особенным.

Сара с удивлением воззрилась на дядю, хотя и должна была привыкнуть уже к его высокопарным фразам. Мистер Фоскер осторожно развернул сверток, и девушка увидела небольшую темно-синюю бархатную шкатулку.

— Я попросил Эммерсонов найти и прислать к твоему дню рождения украшения, принадлежавшие твоей матушке. Теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы носить их, моя дорогая!

Сара со слезами приняла из рук дяди шкатулку и долго сидела перед зеркалом, перебирая немногочисленные браслеты и колье. Что-то она смутно помнила из детства, что-то видела в первый раз, но все эти вещицы были дороги ей не своей ценностью, а тем, что являлись еще одной ниточкой, связавшей ее с покойной матерью. Дядюшка, весьма довольный своей благородной заботой о племяннице, тихонько удалился, горничная некоторое время наблюдала за девушкой, потом предложила ей выбрать из шкатулки что-нибудь, подходящее случаю, и закончить туалет. Ведь еще нужно было одеть миссис Фоскер.

Сара опомнилась и тут же выбрала скромный жемчужный гарнитур, как раз подходивший к ее платью. Правда, посреди колье висел в оправе из мелких жемчужин довольно крупный сапфир, но Сара недостаточно хорошо разбиралась в драгоценностях, чтобы оценить роскошь камня, и сочла его подходящим, так как он оттенял ее голубые глаза. К колье прилагались серьги и браслет из нескольких жемчужных нитей.

— Вы выглядите очень элегантной леди, — одобрила горничная и направилась помогать своей хозяйке приготовиться к долгожданному визиту в дом Уэвертонов.

Как и обещал лорд Уэвертон, за столом присутствовало не более двадцати гостей. Сара всем без исключения показалась необыкновенно красивой сегодня, совсем взрослой изящной молодой леди. Пожелания благополучия и восхищенные возгласы сменяли друг друга, но дороже всего для именинницы был одобрительный взгляд Артура. Лорд Уэвертон сам повел мисс Мэйвуд к столу, но Артур успел шепнуть ей пару искренних комплиментов.

Мистер Фоскер словно бы оробел в изысканном обществе, во всяком случае, его словоохотливость почти никак себя не проявляла, а его супруга, напротив, вела себя так, словно имеет полное право находиться здесь. В другой день Саре было бы неприятно поведение тетки, свидетельствующее о недостатке ума, но сегодня она настроилась видеть вокруг только хорошее. Ей казалось, что материнский жемчуг согревает ее, а искренние и доброжелательные улыбки гостей говорили о том, что она заслуживает того, чтобы почувствовать себя счастливой.

Бобби подарила подруге модную шляпку, выписанную из самого Лондона, настоящую взрослую шляпку, шедевр искусства и результат многодневного труда модистки! Сара едва ли не с благоговением приняла дорогую вещь, хотя на секунду ей захотелось отдернуть руку — шляпка показалась еще одним знаком прощания с детством.

Артур Уэвертон пообещал вручить свой подарок позже, а лорд и леди Уэвертон вообще сперва ничего не говорили о подарках. Сара восприняла это как само собой разумеющееся, ведь они устроили для нее праздничный обед, и с радостью получала подарки других гостей — несколько изящно переплетенных томиков Шекспира от Генри Коула, расписной итальянский веер от его матушки, приятные любой девушке мелочи и безделушки…

Обед уже подходил к концу, когда лорд Уэвертон неожиданно сделал заявление, глубоко поразившее и смутившее Сару.

— Моя дорогая девочка, я рад сообщить, что на этом празднование такого важного для тебя дня не закончится. Твои друзья хотят вволю повеселиться по случаю твоего восемьнадцатилетия, а для молодежи обед — не самое лучшее развлечение. Поэтому вечером состоится бал, где все смогут танцевать хоть до самого утра! Этот сюрприз — мой тебе подарок, а моя супруга приготовила еще один, ты найдешь его в своей комнате.

Сара покраснела и смущенно залепетала слова благодарности. Судя по радостным, но неудивленным лицам гостей, все, кроме нее и четы Фоскеров, были осведомлены о грядущем сюрпризе.

После обеда Бобби и Сара поднялись в комнату, отведенную для мисс Мэйвуд в доме Уэвертонов. Роберте явно не терпелось показать подруге сюрприз от леди Уэвертон, она едва ли не тащила Сару за собой и, наконец, с торжествующим видом распахнула дверь и отступила в сторону, предлагая имениннице войти первой.

Сара послушалась, она тоже сгорала от нетерпения, и ее любопытство было тотчас вознаграждено. На кровати лежало самое красивое бальное платье, какое она только могла себе представить. Молочного цвета, почти белое, украшенное атласными ленточками и замысловатой вышивкой по подолу и вдоль довольно глубокого, «взрослого» декольте, оно показалось девушке подарком фей.

— Это так прекрасно, — прошептала она, не в силах оторвать глаз от сокровища.

— Прекрасна будешь ты, когда его наденешь, — возразила Бобби. — А теперь пошли в сад, посмотришь, как будут зажигать фонарики, у нас есть еще два часа до того, как начнут съезжаться гости. Ну, что ты стоишь?

— Я чувствую себя очень неловко, — внезапно поникла головой Сара. — Лорд и леди Уэвертон…

— Если ты снова начнешь говорить о том, как много тебе следует благодарить отца и матушку за все это, я попрошу экономку выдать тебе достаточно ведер воды и тряпок, чтобы вымыть всю бальную залу! — пригрозила Роберта. — Тогда ты будешь чувствовать себя спокойно?

Бобби всегда умела рассмешить ее, и Саре пришлось признать, что она готова поработать на благо дома Уэвертонов, но только после бала.

Обе девушки спустились в сад. Последние летние дни не радовали солнцем, но сегодня погода благоприятствовала затее лорда Уэвертона — дождь прекратился под утро, дорожки успели высохнуть, и он решился все же устроить танцы на террасе перед домом. На деревья слуги уже повесили разноцветные фонарики, в наспех сооруженных павильонах расставили столы и стулья для тех из гостей, кто захочет отдохнуть от танцев и перекусить немного. На небольшом балконе слева от террасы разместились кресла и маленькие столики в окружении нескольких жаровен с углями — в угоду старшему поколению, забота о тетушках и матушках, опасающихся ночных холодов.

Сара и Бобби обежали весь сад, смеясь и болтая, и вернулись как раз в тот момент, когда леди Уэвертон уже послала горничных искать девушек, чтобы начать приготовления к балу.

Через час Сара любовалась собой в огромном зеркале, умелая горничная закончила прическу и ушла помогать другим леди. Девушка боялась присесть, чтобы не измять платье, и просто смотрела на свое отражение, узнавая и не узнавая в нем маленькую Сару Мэйвуд, когда раздался осторожный стук в дверь. Сара попросила стучавшего войти, и в дверях показался Артур Уэвертон. Одну руку он держал за спиной, и Сара поняла, что ее ждет еще один подарок.

На мгновение ее старый друг замер на пороге, потом улыбнулся и совсем по-мальчишески присвистнул — привычка, позаимствованная немалым количеством молодых джентльменов у своих конюхов.

— Я не перестаю удивляться, до чего же ты сегодня хорошенькая, — заявил он. — Как будто этот день, день твоего восемьнадцатилетия, внезапно изменил тебя.