После ужина танцы продолжились, и мистер Тимоти исполнил свое намерение еще немного потанцевать с мисс Мэйвуд. Сара не возражала против присутствия этого джентльмена рядом с ней, тем более что он был вполне вежлив и добродушен. Гораздо больше она удивилась, когда пригласить ее на танец подошел мистер Лоренс Маннер.

— Харриет уснула? — спросила Сара, когда они уже танцевали.

— Да, спасибо за заботу, мисс Мэйвуд. Кажется, я не поблагодарил вас как подобает.

— Пустяки, я уже говорила вам, что немного поболтать с малышкой мне не в тягость. Да и кому может быть в тягость такой чудесный ребенок!

— Иногда она так напоминает свою мать… — не к месту сказал вдруг мистер Маннер. — Мне бывает больно смотреть на нее, ведь она стоила своей матери жизни.

Сара бросила на него недоверчивый взгляд.

— Вы ведь не станете из-за этого стечения обстоятельств меньше любить бедняжку? — в голосе ее невольно прозвучало неодобрение.

Доктор Маннер на некоторое время замолчал, и Сара уже подумала, что до окончания танца этот странный человек не произнесет больше ни слова, но он все-таки ответил:

— Бог мой, нет, конечно! Я скорее возненавижу себя за то, что не спас их обеих, но я не могу избавиться от воспоминаний…

«Я тоже», — подумала Сара, против воли отыскивая глазами Артура Уэвертона.

— Вам надлежит быть сильным, кто позаботится о Харриет, если вы испортите свое здоровье тягостными мыслями?

— Вы не знаете, о чем говорите, мисс Мэйвуд! — почти сердито сказал он. — Как я могу забыть о ней…

— Я знаю, о чем говорю! — Сара разозлилась. — И знаю из собственного опыта!

Теперь уже доктор Маннер смотрел на нее с недоумением, и Саре пришлось продолжать. Она не собиралась откровенничать с малознакомым джентльменом, но ей понравилась Харриет, а мысль о том, что девочка может в недалеком будущем остаться без обоих родителей, как некогда осталась она сама, показалась Саре чудовищно несправедливой.

— Моя мать умерла, когда мне было девять. На мою долю выпало несколько лет безмятежного детства, полного любви обоих родителей, чего уже лишена бедняжка Харриет, — Сара старалась успеть сказать как можно больше, пока танец не закончился. — А после мой отец… сперва он не выходил из кабинета, лежал на диване и тосковал по ней, а позже уже не смог покинуть свою спальню…

— Он был болен? — мистер Маннер слушал девушку с подлинным вниманием.

— Его сердечная болезнь могла и не развиться, если б он совладал со своим горем и продолжил вести обычный для его круга образ жизни, двигался, выезжал… Во всяком случае, так говорил наш доктор.

— И ваш отец умер, оставив вас совсем одну, — теперь он, кажется, начал лучше понимать ее.

— Да, — Сара остановилась с последним тактом. — И я осталась совсем одна…

Договорить она все же не успела: к ним приблизилась Люси, чтобы показать брату на кого-то из гостей, кто привлек ее внимание, с другой стороны подошел лорд Уэвертон, чтобы потанцевать со своей второй дочерью, как он шутливо называл Сару, но на лице мистера Маннера Сара успела заметить отсвет не только печали, но и легкой задумчивости. «Может быть, мои слова помогут ему не совершить ошибки, и его дочь не останется сиротой, как осталась я. Если бы кто-нибудь из наших соседей вот так же вразумил моего отца раньше, возможно, он был бы жив до сих пор… — Сара отвечала лорду Уэвертону невпопад, занятая собственными мыслями. — Хотя тетя ведь пыталась, и доктор Стоун… Лишь бы мистер Маннер не оказался так же упрям!»

В конце сентября капризная погода отвернула от Сент-Клементса свой заплаканный лик, и на несколько дней ее солнечная улыбка озарила промокшие луга и леса вокруг городка.

Гости Уэвертонов и их соседи немедленно воспользовались удачей и оживленной толпой устремились на охоту.

После дня рождения леди Уэвертон Сара несколько раз навещала старых друзей. С каждой встречей с Люси и Артуром она чувствовала все меньше сердечной боли, хоть и знала, что вовсе эта боль никогда не исчезнет.

Люси была с ней очень приветлива: очевидно, по сравнению с Робертой, не проявляющей к жене брата особой доброжелательности, спокойная, мягкая Сара казалась Люси вполне подходящей подругой. Артур же явно считал, что его сестрам и жене надлежит стать близкими друг другу, и Саре ничего не оставалось, как выслушивать мнения Люси по любому поводу, будь то новая мебель в их с Артуром спальне или прочитанный роман.

— Зачем ты терзаешь себя, разговаривая с ней больше, чем этого требует обычная вежливость? — недоумевала Бобби.

— Я вовсе не страдаю от того, что приходится общаться с Люси. Ведь это же не она повинна в том, что Артур не полюбил меня так, как мне бы хотелось.

— Но он женился на ней, а должен был взять в жены тебя! — Роберта возмущенно притопнула ножкой.

— Бобби, ну при чем здесь Люси? Артур сказал мне, что не влюблен, еще когда он даже не знал ее. Он мог бы никогда с ней не познакомиться, и все равно не женился бы на мне!

Саре хотелось как-то объяснить подруге, что, чем реже Бобби будет напоминать ей о разочаровании в любви, тем скорее она почувствует себя снова счастливой, но Роберта, похоже, и сама не могла простить брату женитьбы на женщине, которая ей не понравилась. К счастью, в доме Уэвертонов в эту пору редко кому удавалось оказаться в компании меньшей, чем три-четыре человека, и внимание Люси рассеивалось и на других гостей, а маленький Леонард все еще оставался удобным поводом для того, чтобы Сара могла ускользнуть из дома Уэвертонов, как только ее душевное равновесие давало трещину.

Она несколько раз встречалась с Харриет. В плохую погоду нянька, румяная деревенская девушка, часто водила девочку в зимний сад, где малышка бегала и играла между кадками с деревьями. Девочка хорошо запомнила добрую леди, накормившую ее пирожными, и всякий раз, завидев Сару, радостно начинала что-то лепетать и показывать свою великолепную куклу — подарок леди Уэвертон.

Видела Сара и ее отца, мистер Маннер был, по обыкновению, равнодушно-любезен, словно жалел о своей случайной откровенности.

Едва охотничий сезон возобновился, Сара сочла возможным навещать Уэвертонов не чаще, чем раз в три-четыре дня — гости больше не заперты в доме, где каждая хорошенькая девушка делает скуку меньше, а значит, ее отсутствия не заметят. Она выполнила долг перед обществом и рассеяла сомнения относительно истинных причин своего долгого отсутствия, если таковые хоть у кого-то имелись.

Ей хотелось застать последние солнечные дни в полях вокруг Сент-Клементса, собрать букет пряных трав, подышать прохладным, чистым воздухом, отряхивая с лица приносимую порывами ветра паутину. Во время таких прогулок Сара чувствовала свою общность с этим краем, как будто здешние места были ее родиной. И она с меньшим пылом ожидала известия о переезде Эммерсонов и возможности вернуться в родной дом, а ее дядюшка и вовсе не заговаривал об этом, втайне надеясь, что одержал победу над упрямой племянницей.

Сара присела на край старой каменной изгороди и принялась рассматривать стадо черных овец, пасущихся на краю поля. Она устала и запачкала юбки, но не торопилась возвращаться домой. Сегодня Фоскеры должны обедать у викария Прайдуэлла, а малыша Леонарда забрала к себе миссис Принс, и обедать в одиночестве под брюзжание кухарки, миссис Дроуби, у Сары не было никакого желания.

Она продолжала смотреть на такую близкую линию горизонта, как в детстве, представляя себе, что там, за полем, стоит на скале сказочный замок с заточенной в нем принцессой. Надо только перебежать поле, разогнать стерегущих замок чудовищ и освободить ее.

— Раньше я бы знала, кто может это сделать… А теперь принцессе, похоже, придется томиться в замке всю свою жизнь, глядя из высокого окошка на эти поля, — пробормотала она.

— Простите, что помешал вам, мисс, — раздался за ее спиной голос, так неожиданно, что Сара едва удержалась на своем месте. — О, я напугал вас… мисс Мэйвуд?

— Мистер Маннер, — Сара обернулась и посмотрела на человека, нарушившего ее уединение.

— Я не узнал вас, хотя должен был догадаться.

— Почему? — она немного удивилась.

— Вы говорили, что не любите охоту. Сегодня все уехали рано утром, но вас среди охотников не было, — просто объяснил он.

— Как и вас, — чуть улыбнулась Сара — она вспомнила его горячую обличительную речь.

— Я чудом избежал опасности быть увезенным силой, — тоже улыбнулся доктор Маннер. — Ваша подруга иногда очень… убедительна.

— Бобби поехала на охоту? В ее состоянии? — ужаснулась Сара и тут же замолчала, неловко было говорить с джентльменом об особом положении Роберты.

— Миссис Ченсли поехала в карете следом за охотниками, чтобы проследить за подготовкой пикника, — ответил мистер Маннер. — Как врач могу сказать вам, что не стоит резко изменять привычный образ жизни, это может только навредить матери и ребенку. Ваша подруга не привыкла проводить день в покойном кресле, не стоит принуждать ее к этому теперь…

Он осекся и помрачнел.

— Простите, мисс Мэйвуд, мне не стоит давать медицинских советов. Пожалуй, я не стану долее отнимать у вас время.

Он размашистым шагом двинулся было через поле, но Сара вскочила со своего каменного сиденья и громким возгласом постаралась остановить его.

— Не ходите туда, мистер Маннер!

Джентльмен удивленно обернулся и замер, сделав два шага.

— Что такое, мисс Мэйвуд?

— Это поле в низине, мистер Маннер, и весной и осенью вы не перейдете его, если только на вас нет пастушьих сапог.

— Вот как, — он внимательно посмотрел себе под ноги. — Жаль, я хотел узнать, что там, за этим полем…

— Еще одно, точно такое же, — Сара пожала плечами. — С этой стороны Сент-Клементса нет ничего примечательного.

— Тогда почему же вы гуляете в этих местах, мисс Мэйвуд? — доктор Маннер посмотрел на девушку с любопытством. — Я уже был у реки и к роще, а с холма открывается приятный вид на городок…

— Оттуда видно слишком далеко, — ответили Сара и замолчала, но, чувствуя, что собеседник не понял, что она хотела сказать, медленно добавила: — Когда я сижу на этой ограде осенью, я вижу только убранное поле и несколько овец. И ничего не мешает мне вообразить себе что угодно за кромкой поля — горы или море, другие страны или бескрайнюю пустыню…

Сара все же не стала говорить о сказочных замках — это звучало бы слишком по-детски, но мужчина и не думал насмехаться.

— Мне не приходило в голову, что для того, чтобы дать волю своему воображению, нужно какое-то особое место, мисс Мэйвуд, — серьезно сказал он. — Разве не лучше мечтать обо всем этом в тепле и уюте, у зажженного камина? Здесь вы рискуете подхватить простуду, а если промочите ноги, то и кое-что похуже.

— Не думаю, что мне что-то угрожает, — засмеялась Сара. — Я уже пять лет прихожу сюда каждую осень. Конечно, у камина приятно посидеть с книгой, но почему-то именно тут я чувствую себя настоящей странницей, хотя на самом деле очень мало путешествовала…

— Вы так молоды, мисс Мэйвуд, я уверен, вас ожидает еще множество приятных поездок.

То ли он был просто любезен, то ли говорил искренне, Сара не поняла, но не стала рассказывать о жизни в доме своего дяди. Вместо этого она предложила показать ему сухую дорогу в обход поля, ведущую к небольшой живописной деревне со старой церковью.

Деревенька, всегда привлекавшая внимание Сары своими старыми домами и аккуратными садиками, где трудолюбивые хозяйки пытались победить в умении выращивать цветы и овощи как друг друга, так и неблагоприятный северный климат, напомнила мистеру Маннеру деревню, в которой жил он сам. Сара была даже несколько разочарована — ей хотелось показать ему что-то действительно красивое после сырых полей, но мистер Маннер уверил ее, что вполне удовлетворен прогулкой.

На этом они распрощались, чтобы увидеться снова в воскресенье, сперва в церкви, а затем на музыкальном вечере у леди Уэвертон.

Сара возвращалась домой, с трудом переставляя ноги от усталости, да еще намокшие юбки отягощали движение, но настроение вовсе не было унылым. К ее удивлению, ей оказалось интересно беседовать с мистером Маннером. Он много прочел, умел делать наблюдения над явлениями природы и поведением людей, к тому же он оказался уже зрелым мужчиной. Почти все джентльмены, знакомые Саре до сих пор, были либо молодые люди, либо их отцы и дядюшки. Первые то подшучивали над юными леди в манере Артура Уэвертона, то пытались флиртовать с ними, а вторые делились воспоминаниями о своей молодости или одобрительно похваливали хорошенькую девушку.

Мистер Маннер был далек и от того, и от другого. Сама Сара не могла не преисполниться сочувствия к человеку, потерявшему, подобно ей, свою любовь. Правда, в отличие от ее судьбы, мистеру Маннеру было дано три года счастливого брака, а Саре — лишь несколько лет бесплодных надежд. Но и крушение этих надежд у них обоих оказалось несравнимо по тяжести, и Саре становилось стыдно за свои девичьи слезы перед лицом истинного горя.