Она очень боялась потерять Николя, и ей казалось, что лишний вес превратит ее в старую, одутловатую тетку, безобразное жирное чудовище, которое нельзя любить. Хоть Николя и говорил, что ему все равно, как она выглядит, Серафима была уверена – тот лукавит. Испытывает ее.

Поэтому она не даст ему повода для ухода. Пока она стройна – она молода, она ровесница ему…

Надо было ложиться спать – поскольку завтра следовало закончить ремонт, который так раздражал Николя. Но Серафима медлила.

Она достала большой альбом, разложила его на кухонном столе. Там были портреты Николя, которые Серафима делала карандашом. В черно-белых, невесомых линиях был запечатлен ее возлюбленный.


Злой и печальный. Надменный и нежный. Высокомерный и беззащитный. Ее поверженный бог…

Серафима любовалась его лицом, рельефом юношеских мышц, его волосами. В своих рисунках она не стремилась сделать его лучше, чем он был на самом деле, – потому что он, Николя, был лучше всякой выдумки.

Она прижала бумажный лист к губам и едва не заплакала от счастья. Конечно, можно было пойти в другую комнату и поцеловать живого, настоящего Николя – но тот очень не любил, когда его будили.

* * *

– Вот и все… – пробормотал Алеша, выйдя на крыльцо казенного домика, где регистрировались смерти, рождения, свадьбы и разводы. – Как странно!

– О чем ты? – рассеянно спросила Алена, застегивая пальто.

– Теперь мы с тобой чужие! – усмехнулся он. – Всего-то штамп на бумажке, но как все изменилось! Словно кто-то провел между нами незримую черту, и ты стала сама по себе, и я тоже – сам по себе. Давай пройдемся?

– Зачем?

– Ну как… Не можем же мы просто так взять и разбежаться!

– Давай пройдемся… – пожала она плечами.

Они побрели по бульвару в сторону метро. Холода прошли, и в сыром февральском воздухе уже чувствовалась близкая весна.

– Я так надеялся, что это не произойдет… – сказал Алеша. – Что случится чудо и ты передумаешь!

– Передумаю разводиться с тобой? Ну уж нет! – засмеялась она. – Я, между прочим, обещала Любке!

– Я не люблю иронии твоей… – пробормотал он мрачно. – При чем тут Люба?

– Ну как же, она столько лет мечтала о том, чтобы ты принадлежал только ей!

– Человек не может никому принадлежать, – возразил Алеша. – И вообще, глупо надеяться, что мы владеем хоть чем-то… Возлюбленные, дети, родители, деньги, свобода – нам только кажется, что это нам принадлежит. Возлюбленные могут бросить, дети, как только вырастут, – уйдут, родителей заберет у нас смерть, деньги уничтожит какой-нибудь дефолт, а свобода превратится в наказание…

– Ты стал пессимистом, Голубев! – заметила Алена.

– Нет, я просто к тридцати трем годам стал немного понимать жизнь, – покачал он головой. – Знаковый возраст!

– Чего же ты хочешь?

– Тебя, – улыбнувшись, просто ответил он. – Я сначала не собирался разводиться, а потом понял – чем хуже, тем лучше. Может быть, став свободной, ты поймешь, что ты потеряла…

Алена ничего не ответила. Искоса взглянула на Алешу – тот шел рядом с каким-то бесшабашным, отчаянным лицом, пепельного цвета волосы торчали в разные стороны. Когда-то она умирала от любви к нему… Почему же все прошло? Он говорит такие вещи, от которых раньше у нее сердце разорвалось бы, а теперь – нет, оно даже не дрогнуло…

По серому снегу прыгали вороны, за оградой с шорохом проезжали машины. Солнце блеснуло из-за белых плотных облаков… «Зачем Вика решила уйти из этого мира? Ведь быть в нем, даже вот так просто идти – уже хорошо!»

– О чем ты думаешь? – тронул Алеша ее за руку. – У тебя такое лицо, как будто ты далеко-далеко отсюда!

– Так, ни о чем… – пожала она плечами.

– Я тут недавно грипповал, целую неделю валялся дома. Смотрел телевизор. Пересмотрел кучу сериалов! – Алеша вдруг засмеялся. – Нет, это невозможно… Бедные домохозяйки, я теперь не удивляюсь, почему у них крыши сносит!

– Почему? – не выдержала, тоже засмеялась Алена.

– Потому что это совершенно особый, какой-то невероятный мир! Очень похожий на настоящий и в то же время – фантастика в чистом виде. Убийства и прочие преступления… – торжественно произнес он. – Например, одной бедной женщине хочешь не хочешь, а приходится в частном порядке расследовать их. Пошла она ведро с мусором выносить, а на лестнице – труп. Ну, естественно, разобралась, что к чему, – на милицию-то надежды нет! Пошла к подруге в гости, а подруга уже холодная, в квартире запах миндаля… Выяснила, хотя и с большим трудом, кто подругу отравил! Потом какого-то дальнего родственника асфальтоукладочной машиной переехало – ну, тут сам бог велел разобраться, ведь просто так под такую машину не попадешь…

– Алеша, но ведь это кино!

– Ну и что – кино! Искусство должно хоть в какой-то мере отражать реальную жизнь… Вот ты, лично, была когда-нибудь свидетельницей преступления?

– Я? – растерялась Алена и почему-то опять подумала о Вике. – Нет!

– А бедная женщина каждый день на трупы натыкается! И вообще… – с досадой продолжил бывший муж. – Сочиняют истории про то, как кто-то кому-то не дает быть счастливым! Двое мечтают пожениться, а родители против. Или – бывший муж какую-нибудь каверзу готовит, мечтает разлучить влюбленных!

– А что, вполне реальный сюжет… – снова засмеялась Алена.

– На Бориса намекаешь? Ерунда… – сбился Алеша. – Я совсем о другом хотел сказать! В жизни все по-другому – ничего не мешает этим двоим быть вместе, а они, вот поди ж ты, незадача, все равно разбегаются!

– Ты о нас с тобой?

– Да, о нас! – сердито, печально произнес Алеша. – Ну почему тебе со мной не жилось?.. Давай начнем все сначала, а?.. Развелись – ну и ладно! Я тебе готов сделать предложение. Давай опять поженимся, Аленка?

Она сначала оторопела, а потом принялась безудержно хохотать.

– По… поженимся? – сквозь смех повторила она. – Ты серьезно?.. А что Любка скажет?..

– К чертовой бабушке эту Любку! – в отчаянии закричал Алеша. – Не думай о ней! Будем снова жить у меня… Зачем тебе все по чужим углам мыкаться? Рояль твой перевезем…

– Алешка, а ты что, до сих пор от нее так и не ушел? – с любопытством спросила она.

Бывший муж помрачнел.

– Нет. Но я сегодня же…

– Алешенька, не стоит! Я не собираюсь к тебе свой рояль перетаскивать! Я не собираюсь за тебя второй раз замуж выходить – уж прости меня, глупую, своего счастья не понимающую…

Алеша повернулся к ней, посмотрел с горечью.

– А, ты же за этого Селетина замуж собралась – я и забыл!

– Дело не в нем! – рассердилась Алена. – И даже не в том, что ты меня предал, а я до сих пор не могу тебе этого простить!

– А в чем же? – тихо спросил он.

– Я не люблю тебя. Я совсем-совсем тебя не люблю… Ну просто ни капельки! Все прошло… – и она, разбежавшись, заскользила по раскатанной ледяной дорожке. – Всё!

* * *

Алеша вернулся домой в возбужденно-трагическом настроении.

Люба отсутствовала – она, разумеется, была на работе. Правда, еще накануне вечером заявила, что готова взять отгул и сопровождать Алешу, но он категорически отказался. И правильно сделал…

– Мужик я или не мужик? – пробормотал он, стоя посреди пустой квартиры. – Сейчас или никогда!.. Быть или не быть, в конце-то концов?!

Несколько секунд он, впрочем, еще колебался, а потом решительно достал с антресолей свой чемодан. «Слава богу, что год назад не Люба ко мне переехала, а я – к ней! Если бы мы жили сейчас у меня, то как бы я ее выгнал?.. Выгонять даму – очень невежливо. А так…»

Он принялся складывать в чемодан свои вещи. Вытащил из шифоньера все рубашки, брюки, пиджаки… Притащил охапку носков, сушившихся в ванной, и еще немного влажных (ничего, дома досохнут!). Схватился за электробритву, но потом вспомнил, что ее подарила Люба полгода назад, на день рождения, и решил оставить. «Или взять? Вроде как неудобно оставлять о себе напоминание… И потом – зачем ей бритва?»

Алеша метался по квартире, то и дело поглядывая на часы, висевшие на стене. Было почти пять, до прихода Любы оставалось где-то полтора часа…

«Вот именно – часы! – вспомнил он. – Мои наручные часы, швейцарские! Которые отец подарил на восемнадцать лет…» Пока он искал их, прошло еще полчаса.

А потом вдруг хлопнула входная дверь. Алеша замер, прислушиваясь.

– Лёшик, ты дома? – закричала Люба из прихожей. – Ну как, вас развели? Проблем не было?

Алеша схватил чемодан и скользнул в соседнюю комнату. А оттуда, осторожно, на цыпочках, – в коридор.

– Лёшик, ты где? – нетерпеливо закричала Люба уже из первой комнаты. Алеша услышал, как хлопнула дверца шифоньера. Значит, Люба обнаружила отсутствие его вещей. – Лёшик, что это значит?!

Быстро-быстро он втиснул ноги в ботинки, схватил с вешалки свое пальто… и в этот момент нос к носу столкнулся с Любой.

– Алеша, что это значит? – с тоской спросила она, напирая на него. – Ты куда? Почему ты не отзывался? Ты что, уходишь? Совсем уходишь?..

– Люба, я так не могу больше… – пробормотал он, отступая назад, к двери.

– Ты мне не сказал – вас развели?

– Развели. Никаких проблем не было…

– Тогда в чем дело? Куда ты?..

– Люба, ты очень хорошая, я с большой нежностью к тебе отношусь, но… Я так не могу больше! Отпусти меня, пожалуйста.

– Господи, Лёша… Нет! – Она потянула на себя его пальто.

– Люба, я все равно уйду, – тихо сказал он. – Я уйду без пальто.

– Ты замерзнешь… – На ее больших глазах выступили слезы. Захватив пальто, она потянулась за чемоданом.


– Люба, если надо, я могу уйти босиком. Без всего.

– Нет… – Она медленно оттеснила его от двери. Тогда Алеша бросился назад и заперся в ванной. Он проклинал себя за медлительность и чувствовал себя совершенно беззащитным – теперь, когда официально вступил в ранг холостяка…

– Открой! – прошептала Люба в дверную щель. – Лёшик, милый…

– Я не открою! – упрямо сказал он. – Сколько можно… В конце концов, это смешно!

– Что смешно? – спросила она.

Алеша сел на пол возле двери, обхватил колени руками.

– Ты пытаешься удержать меня силой… Так нельзя!

– А как – можно? – Он услышал, что она там, за дверью, тоже села на пол. Ее голос звучал теперь на уровне его лица. Осада, как можно было предположить, предстояла долгая…

– Никак! Я все равно уйду от тебя, Люба. Мы разные люди, мы друг друга не понимаем…

– Я тебя прекрасно понимаю! – жалобно произнесла она. Всхлипнула. – Ты про Алену тоже говорил, что вы с ней разные люди… А теперь снова возвращаешься к ней!

– Да не к ней я возвращаюсь! – вспылил он.

– Но ты же уходишь от меня…

– Если я ухожу от тебя, это еще не значит, что я возвращаюсь к ней! Прости, Люба, но ты никогда не была сильна в логике… Я просто не понимаю, как можно существовать одними эмоциями!

– Я люблю тебя, – прошептала она в дверную щель. – Ты слышишь? Я люблю тебя…

Алеша откинулся назад и стукнулся затылком о стену.

– Боже мой… – застонал он. – Люба, ты меня убиваешь!

Она там, за дверью, помолчала, а потом сказала:

– Завтра у Кати Вышегородцевой день рождения, и я обещала ей, что приду к ней. С тобой.

– У какой Кати?

– Ну той, из бухгалтерии! Она к нам еще перед ноябрьскими заходила – такая брюнетка… ты еще удивился тогда, какие у нее длинные ногти!

– А-а.

– Я не представляю, что ей подарить, – печально призналась Люба. – Она помешана на всем экологическом. В позапозапрошлом году я дарила ей увлажнитель воздуха. В позапрошлом – ионизатор. В прошлом – фильтр для воды. А в этом – что?

– Я не знаю… – пробормотал Алеша.

– Я специально сегодня отпросилась на час раньше, чтобы сходить с тобой в магазин бытовой техники. Думала – пойдем, будем советоваться… – Она снова всхлипнула.

– Люба, не надо! – с мрачным отчаянием произнес он.

– Может быть, ей подарить картину с подсветкой – с каким-нибудь экологическим сюжетом? Знаешь, сейчас есть такие, с эффектом движения – если изображен водопад, то кажется, что вода струится, если вечернее небо – то звезды мерцают…

– Это пошло.

– Почему? – удивилась Люба. – Разве водопад или звезды могут быть пошлыми?.. Это же явления природы!

Алеша снова стукнулся затылком о стену – на этот раз вполне сознательно.

– Люба… – застонал он.

– Мы могли бы зайти в магазин, а потом посидели бы в каком-нибудь кафе! – оживилась она. – Вино, свечи, тихая музыка… Или могли бы организовать все это дома!

– Люба, это пошло! Меня тошнит от вина, свечей и тихой музыки!