– Можно подумать, раньше я хлестала тебя кожаным ремешком и держала на хлебе и воде! Ты что, не веришь, что я люблю тебя? – Голос у нее дрогнул.

– Верю. Но не в этом дело… – покачал он головой. – Иногда бывает какая-то беспредельная, невероятная нежность, от которой горло перехватывает! Ты сегодня меня не ревновала к Вике. А раньше я чувствовал, что ты все время думаешь о ней, о том, как мы жили с ней, отчего она решила покончить с собой и не права ли Лариса Викторовна, обвиняя меня во всех смертных грехах… Но сегодня мы были только вдвоем – ты и я.

Алена снова прижалась щекой к его плечу, чувствуя, как щиплет от слез глаза.

– Я тебя люблю, – сказал он. – Я тебя люблю… Мне для тебя ничего не жалко – вот что хочешь со мной делай! И никогда не ревнуй меня к Вике.

– Ты тоже меня не ревнуй! – с трудом произнесла она. – Я взрослый человек, и я уже поняла, чего хочу от жизни… Я никогда не причиню тебе боль!

– Никогда не говори «никогда», – засмеялся он и крепче обнял ее за плечи. – Какое счастье, что я нашел тебя, что теперь у меня есть ты…

– А у меня – ты!

* * *

Селетин уехал – сказал, что ему рано утром надо быть в центре, и Алена осталась одна.

Была уже поздняя ночь, но ей не спалось.

Она прошлась по комнатам. Ее переполняли чувства – любовь к Роману и гнев по отношению к Вике и Ратманову.

Ей надо было с кем-то поделиться этим… Но с кем? Не звонить же, в самом деле, Серафиме среди ночи – для того, чтобы поведать ей о новых обстоятельствах, так неожиданно открывшихся сегодня! Алена сняла трубку с телефона, но потом одумалась и снова положила ее на рычаг. У Серафимы Николя наверняка…

Но собеседник у Алены был. Вернее – собеседница… Та, о которой она думала все время.

«Как ты могла! – не выдержала и мысленно обратилась к Вике Алена. – Это же святой человек! Золотой! Зачем ты так с ним поступила? Зачем тебе понадобилось ему изменять?!»

В квартире стояла тишина – гулкая, мягкая. Только если очень сильно прислушаться, можно было различить шорохи, скрипы, гудение, дребезжание и прочие едва различимые звуки, которые постоянно наполняют многоквартирный дом.

«Это подло… Ты сумасшедшая! – дрожа, снова обратилась Алена к прежней обитательнице этой квартиры. – Ты мучила его при жизни, а твоя смерть вообще чуть не свела его с ума! Зачем тебе понадобилось его наказывать, за что?.. Он же и мухи не обидит! Он предоставил тебе полную свободу, он никогда тебя ни в чем не упрекал! Он любил тебя – так, как каждая женщина хотела, чтобы ее любили, – преданно и бескорыстно… А теперь благодаря тебе его чуть ли не убийцей считают!»

Алена сама не понимала, почему она вдруг так ополчилась против Вики, – может быть, потому, что ее саму не раз предавали…

«Чего тебе не хватало? И почему – Ратманов? – ведь он был другом Ромы!.. Ты просто чудовище, Вика, ты чудовищная эгоистка!»

Алену не смущало то, что сейчас она упрекает мертвую, она была вне себя. Перед глазами стояло милое личико Вики – голубые глаза, светлые волосы – как на эмалевом медальоне возле старинного склепа… Сколь обманчива бывает внешность!

Еще много чего обидного успела подумать Алена в адрес Вики, слушая текучую ночную тишину. А потом опомнилась, потерла ладонями лицо.

«Надо отсюда съехать, – решила она. – Я здесь сама с ума сойду! Как говорили раньше – проклятое место…» Но куда она съедет и когда, Алена не успела подумать.

Шорохи и скрипы неожиданно сложились в чей-то тихий, едва слышный шепот. Алена в ужасе вскочила, включила везде свет. У нее было почти физическое ощущение того, что Вика здесь, где-то рядом.

«Если бы Вика могла, то что бы она мне ответила? Она сказала бы – почему ты меня упрекаешь, ведь именно благодаря мне ты нашла себе возлюбленного?.. Ты ругаешь меня почем зря, а ведь то счастье, которое ты получила, не пришло бы к тебе без моей смерти!»

Еще она сказала бы: «А ты уверена в том, что мне хорошо жилось с Романом? То, что жили мы с ним действительно спокойно, – еще не значит, что хорошо! И ты уверена в том, что Кашин сказал тебе правду, что старик ни в чем не ошибся?.. Для чего тебе понадобилось судить меня?..»

Еще Вика сказала бы Алене: «А ты уверена в том, что никогда не предашь Романа? Ох, не зарекайся! И он, и он ведь тоже может тебя предать – как и те, другие, что были раньше! Ты не можешь знать будущего, равно как не знаешь ты и прошлого…»

Алена снова заметалась по квартире. Ее упорно не покидало ощущение того, что Вика здесь, где-то рядом.

Алена наизусть знала все в этой квартире – каждый уголок, каждую щелочку. Она тут все проверила! Не было тут ничего, что могло остаться от Вики, – ни шпилек, ни расчесок, ни носовых платков, ни губной помады – ничего!

Или она не там искала?..

«Я схожу с ума, – сказала себе Алена. – Я определенно спятила!»

Она достала стремянку и полезла изучать плафон в коридоре. Плафон был сложной конструкции, массивный, с какими-то дополнительными деталями… Балансируя на верхней ступени стремянки, Алена разобрала его, но ничего не нашла, кроме густой пыли, покрывавшей верхний обод. И еще разбила одну из подвесок.

Ругая себя последними словами за маниакальное бессмысленное упрямство, она потащила стремянку на кухню. Там, кажется, была необследованной верхняя часть полок.

«Если я сейчас сломаю себе шею, то буду сама в этом виновата!» Высоты стремянки явно не хватало. Алена снова балансировала на верхней ступени, обмирая от страха. Но ничего не было видно. Тогда она отпустила перекладину и руками принялась шарить поверх навесных полок. Жирная, липкая, противная кухонная пыль… Комки пыли упали на стопку чистых тарелок, стоявших возле мойки. А потом… а потом пальцы Алены наткнулась на что-то, потянули – и с высоты на пол звучно шлепнулась то ли тетрадь, то ли книжка. Наверное, очередной детектив?..

Алена слезла вниз, взяла упавший предмет в руки. Это была не книга. Чихая, она перелистнула несколько страниц и поняла, что перед ней обычная школьная тетрадь, довольно толстая. Страницы были исписаны быстрым небрежным почерком…

Ей снова стало страшно – она даже не сразу осмелилась открыть тетрадь снова. «Чего я боюсь? Наверное, Вика записывала здесь кулинарные рецепты – как-никак кухня… Или это вовсе принадлежало не ей!»

Алена села за стол и все-таки открыла тетрадь на первой странице.

«Шоколадный мусс. Поломайте четыреста грамм горького шоколада на кусочки, положите их в кастрюлю. Приготовьте очень крепкий кофе в половине стакана воды и вылейте его в кастрюлю. Добавьте полстакана рома. Расплавьте шоколад на водяной бане, помешивая его. Возьмите восемь яиц и отделите белки от желтков. Взбейте белки в густую пену, добавив щепотку соли. В теплый шоколад, быстро помешивая, добавьте желтки. Затем осторожно влейте взбитые белки, аккуратно перемешивая до получения однородного мусса. Охлаждайте в холодильнике не менее пяти часов. Совет : для аромата можно добавить апельсиновую цедру».

Алена открыла тетрадь на середине. «Для маринада из баклажанов понадобится не менее четырех зубчиков чеснока и оливковое масло…»

То, что испытала Алена, было больше, чем разочарование, хотя она и не понимала, что именно ищет.

Но, справившись с волнением, она принялась уже обстоятельно изучать тетрадь. Помимо рецептов, в ней было много рисунков – быстрые, неразборчивые штрихи, закорючки, узоры – словно Вике было скучно просто так переписывать эти кулинарные изыски. В том, что это именно Викина тетрадь, Алена не сомневалась ни секунды.

Чей-то профиль. Балерина в вихре танца. Ушастый зайчик. Дерево. Тщательно прорисованная модель платья – длинное, с большим вырезом, корсаж, кажется, оформлен вышивкой… «Мне бы такое не пошло – слишком занижена талия, и вырез какой-то несимметричный!» – машинально отметила Алена.

Стихи. Ага, это уже что-то! «Февраль. Достать чернил и плакать…» Да это Пастернак! И как удачно – сейчас тоже февраль… «На протяженье многих зим я помню дни солнцеворота, и каждый был неповторим, и повторялся вновь без счета…» Опять Пастернак. Судя по всему, Вика действительно была женщиной очень романтичной!

Были еще какие-то записи, с именами и датами – Вика использовала эту тетрадь вместо ежедневника. Вот, например: «12 птн. позв. Ек. Петр. поздр. с юб.». Расшифровалось на удивление легко – двенадцатого, в пятницу, позвонить Екатерине Петровне и поздравить с юбилеем. Или вот это: «В ср. к 13-00 – Нина, не заб. попр. не тр. чел. Важно!» Это было посложнее – в среду, двенадцатого, у Вики была встреча с какой-то Ниной, которую надо было не забыть попросить о чем-то важном – «не тр. чел.». Может быть – не трогать челку? Если так, то Нина скорее всего – это Викина парикмахерша.

Алена так увлеклась, что совершенно забыла о времени. Перед ней на столе лежала история женщины – молодой, красивой и сентиментальной (будь иначе, не стала бы Вика записывать стихи). Что заставило ее уйти из жизни? Разгадка здесь, в этих строчках, написанных быстрым небрежным почерком…

Список книг, которые, судя по всему, Вика намеревалась прочитать, – имена все модные, известные, несколько классиков – Джойс, Кафка, Гессе… Рекламный проспект лежал между страниц – некая психологическая студия обещала научить влиять на других людей. Адрес магического салона с телефоном некой госпожи Мирабель, потомственной колдуньи. Напоминание о лекциях по мировой культуре. Снова череда рисунков. Пронзенное стрелой сердце. Рецепт омолаживающей маски. Напоминание о лекциях по истории искусств. Подробнейшим образом расписанная диета на неделю. Лекции о восточной философии. Череда пронзенных сердец. Что-то зачеркнуто. Как правильно приготовить борщ. Расписание кинофестиваля…

Чем дальше Алена углублялась в эту тетрадь, тем большее недоумение она испытывала. Это были очень странные записи – Кафка вперемежку с борщом. Стихи и одновременно – госпожа Мирабель, потомственная колдунья… Лекции, фестивали и семинары – самые разные, порой несопоставимые, словно Вика изо всех сил стремилась быть в курсе всего, что должен знать культурный человек!

А эти сердечки? Если Вика хотела быть эрудированным человеком, то к чему ей эти девчоночьи, школьные символы?..

Алена была в растерянности. В конце тетради была снова изображена балерина в вихре танца. Художница из Вики была не ахти какая, но тем не менее Алена вдруг в чертах балерины увидела что-то знакомое. Так это же Ивлева! Ирма Ивлева! Оно и немудрено – ведь Ивлева была ее подругой…

«А что я хотела здесь найти, какую разгадку? – уныло подумала Алена. – Это обычный ежедневник вперемешку с кулинарными рецептами! Единственное, что намекает на какие-то чувства, – эти сердечки. Конечно, можно толковать их как намек на любовь к Ратманову, а можно – как обычный орнамент…»

Алена снова пролистала тетрадь, остановилась на странице с зачеркнутой записью. Сама запись была сделана шариковой ручкой, а зачеркнута черным карандашом. Кажется, какие-то цифры… Похоже на чей-то телефон.

В этом ничего удивительного не было – Алена в своей записной книжке тоже всегда зачеркивала телефоны, которые уже не могли ей понадобиться. От них только путаница…

Тем не менее она нашла ластик и принялась осторожно стирать верхний, карандашный слой. Проступили цифры. Да, это был телефон, рядом – буковка «Н». Некто, у кого имя или фамилия начинались на эту букву… Или какая-то фирма. Организация. Невропатолог! Да мало ли что…

Никита Ратманов, Никита – стучало у Алены в подсознании, но она почему-то не хотела в это верить. Слишком просто!

Она сидела и смотрела на этот номер с буковкой «Н» словно зачарованная, и ей до смерти хотелось позвонить по нему. «Не сейчас… Сейчас поздно. Завтра. Да, завтра! Я просто наберу эти цифры и послушаю, кто мне ответит. А потом положу трубку. Я просто хочу убедиться в том, что моя догадка правильна…»

* * *

Алена сняла трубку и набрала этот номер из тетради Вики.

Она не владела собой – и это пугало ее, пугало гораздо больше, чем долгие гудки в телефонной трубке…

– Алло! – Внезапно гудки прекратились, и отозвался напряженный, злой голос. Алена даже не поняла, принадлежит ли он Ратманову…

– Алло! – яростно закричал голос. – Говорите, черт возьми!

«Мамочки, что же я делаю!» – еще больше испугалась Алена.

– Алло!!! – совсем взбесился голос.

Она бросила трубку на рычаг, чувствуя, как суматошно бьется в груди сердце. Ратманов или не Ратманов? Голос низкий, отрывистый, принадлежащий мужчине средних лет, – возможно, что и он… Алена слышала известного журналиста только по телевизору, а вот как тот говорит в реальной жизни?

«Допустим, это он. Ну и что с того? Что я ему скажу, как объясню – кто я? И главное – что мне от него надо?.. «Скажите, Никита, у вас действительно был роман с Викторией Селетиной, женой вашего друга?» И вообще, какое теперь имеет значение, что произошло больше года назад, – ведь главная героиня этой истории умерла. Умерла! Лежит на старом кладбище, в Векшине, в семейном склепе, и никакая сила не воскресит ее!»