Анастасия Логинова - Милая Шарлотта

Тем временем проповедь закончилась, и наступило время песнопений: прихожане начали подниматься, затягивая «Спаситель наш, приди», встала и Шарлотта… Как вдруг, через три ряда впереди увидела тонкий женский стан, затянутый в зеленый атлас, лицо и волосы закрывал капюшон, но дама была очень похожа на Жоржетту де Мирабо.

Шарлотту даже в жар бросило от этой мысли - хороша же она будет, если выяснится, что Жоржетта всего лишь пригласила ее разделить проповедь, а она вырядилась как на прием у королевы и мечтает непонятно о чем…

Впрочем, не успела Шарлотта и закончить свою мысль, как совсем рядом сквозь нестройный хор прихожан услышала голос, который узнала бы и из тысячи:

- Сударыня…

Шарлотта сбилась на строчке «…под скорбным бременем вины» и резко обернулась на голос. Это все-таки был он, она не ошиблась. В том же потертом сером камзоле, что и на балу - но мсье де Руан казался красивейшим из мужчин.

- Вы меня напугали, мсье… - неожиданно для себя ответила Шарлотта и, отводя глаза к сводчатому потолку, продолжила петь.

- Простите, сударыня, - ответил де Руан, вставая рядом с ней, чтобы не привлекать внимание, - я был уверен, что вы догадаетесь, кто просил вашу подругу Жоржетту написать то письмо.

- Я догадалась. «…От пут греховных огради». Но мне пришлось лгать папеньке, и теперь мне хотелось бы знать, ради чего вы устроили это? Право, ваше послание сбило меня с толку. «…Дитя небес, мольбе внемли».

Внутренним чутьем Шарлотта догадывалась, что не надобно кокетничать с мсье де Руаном, но другого способа общения с мужчинами она просто не знала.

- В таком случае вы должны были догадаться и о том, какое впечатление произвели на меня на том памятном балу.

- Осмелюсь предположить, что впечатление я произвела не только на вас, сударь, однако писать осмелились мне лишь вы.

Сказав очередную обидную для мсье глупость, Шарлотта хотела прикусить собственный язык, но вместо этого стояла с невинным выражением лица и дрожащим голосом вытягивала новую строчку.

- Должно быть, я просто самый смелый из ваших поклонников. Или, скорее, самый наивный. - Шарлотта своим тоном наконец-то добилась желаемого: мсье де Руан помрачнел, голос его сделался холодным и, кажется, он даже чуть отступил: - Словом, простите мне мой порыв, сударыня. Желание увидеть вас снова было так велико, что, верно, разум мой помутился.

Шарлотта все еще смотрела на ангелов, изображенных на потолке, и выводила «…к моленьям верных снизойди», потому не заметила, что де Руан отвесил ей короткий поклон и тут же поспешил к дверям. Запоздало обернувшись, она увидела только его спину и осознала, что это не тот мужчина, с которым можно безнаказанно кокетничать, и что второй раз он ни за что ей не напишет.

«Господи, что же я делаю!…» - хотелось закричать Шарлотте.

Путаясь в собственных юбках, она, не обращая внимания на прихожан, почти бежала следом и нагнала мсье де Руана только во дворе церкви, пустынном во время службы.

- Шарль! - крикнула Шарлотта, и он тотчас обернулся.

Она благодарила Господа, что успела вовремя: де Руан не злился - он, мгновенно просветлев лицом, бросился ей навстречу. Шарлотта сама взяла его за руки и, с мольбою глядя в ласковые, стального цвета глаза, говорила:

- Простите меня, мсье де Руан, это мой разум помутился, а не ваш. Я так рада, что вы мне написали!… Я места себе не находила, пока не получила вашего письма.

Она говорила слишком громко и эмоционально - быть может, даже кучера, дожидавшиеся своих господ, слышали ее слова, но она видела только глаза Шарля, полные любви, и ей не было ни до кого больше дела. Более того, Шарлотта мечтала сейчас, чтобы мсье де Руан заключил ее в объятья и поцеловал. Она даже подалась губами ему навстречу, и Шарль, казалось, подался вперед, но, опомнившись, припал к ее рукам и принялся осыпать поцелуями их.

Комар мерзко жужжал, нарезая круги возле лица Жоржетты, и, наконец, приземлился на ее левую щеку. Девушка сморщилась, пытаясь согнать насекомое, но оно, похоже, устроилось вполне уютно, а через мгновение вогнало острый хоботок под кожу… Жоржетта, смирившись, более на него внимания не обращала, а только поудобнее перехватила рукоять лука и снова замерла.

Она уже тридцать минут лежала в одном положении - на животе и на голой земле, если не считать настил из сухого камыша, сделанного ею же. Жоржетта выслеживала жирного селезня - огромного и при этом необыкновенно проворного. Селезень появлялся здесь, в камышовых зарослях, каждое утро и кормился на мелководье. Жоржетта заприметила его еще в начале весны и сама себе поклялась, что этот экземпляр достанется ей. Она была хорошим стрелком, и обычно для нее не составляло проблем подстрелить до десятка его сородичей, но мерзавец всякий раз умудрялся сбежать… Это стало уже делом принципа!

Накануне вечером Жоржетта уговорила Шарля помочь ей. Конечно, намного приятнее было бы изловить селезня в одиночку, но задача Шарля сводилась лишь к тому, чтобы подманить птицу с помощью свистка, имитирующего голос самки.

И вот сейчас она залегла недалеко от мелководья - не шевелясь и практически не дыша. Шарль точно так же устроился в трех туазах [3] от нее и должен бы начать «крякать». Почему молчит, интересно?

Жирный селезень уже приземлился на поверхность озера, но осторожничал - держался вдалеке от Жоржетты. Как кстати был бы сейчас свисток Шарля! Почему он медлит?

Селезень, между тем, не собирался делать Жоржетте одолжение и подплывать ближе - он, пригревшись на солнышке, расправлял перья и деловито их чистил. Самый подходящий момент, чтобы выстрелить - не близко, но попробовать стоит! Не став больше медлить, Жоржетта натянула тетиву, прищурилась, высунув кусочек языка, и… лесную тишину пронзил треск сухого камыша в трех туазах от Жоржетты.

Селезень тотчас насторожился, уставился на кусты, где прятался Шарль, и - счел лучшим убраться от греха подальше.

- Нет, нет, нет! - уже не опасаясь, закричала Жоржетта, мигом поднимаясь на ноги и через камыш и по мелководью пытаясь нагнать утку.

Первая стрела просвистела в паре дюймов от птицы, вторая и третья, выпущенные следом, не достигли цели даже и близко. Тут же полетел град стрел, выпущенных Шарлем, видимо осознавшим свою вину, но селезень был уже высокого в небе и звонко крякал, как будто насмехаясь над Жоржеттой.

- Тысяча чертей! - стоя по колено в мутной воде, Жоржетта не сдержала ярости и швырнула лук в сторону, впившись теперь гневным взглядом в де Руана: - Шарль, как вы могли?! От вас всего-то требовалось приманить его!

Тот стоял тоже в полный рост и смотрел на Жоржетту виновато:

- Простите меня, - выдавил он и пожал плечами, - я задумался, даже не заметил этого чертова селезня.

- Господи, о чем еще думать на охоте!

Уже не злясь, но еще сокрушаясь, она наклонилась, поднимая лук, и, не оглядываясь, отправилась на солнечное место.

Ноги сами привели к любимому дубу - здесь было и солнечно и уютно. Шарль притащил откуда-то скамейку, чтобы не сидеть на земле, а Жоржетта сама еще в начале весны высадила неподалеку несколько кустов алых роз. Здесь девушке сразу стало спокойнее. Хотя, по-прежнему было обидно, что и вымокла до нитки и устала, но так никого и не подстрелила…

Жоржетта сегодня была одета в мужское платье - белая сорочка, заправлена в укороченные брюки, облегченный жюстокор и шляпа, под которой она прятала волосы, чтобы не лезли в лицо. Девушка всегда охотилась в подобной одежде, ибо была уверена, что в дамских амазонках только мужчин сподручно прельщать, а для настоящей охоты такие наряды не годятся. С прельщением же у Жоржетты не ладилось в любом платье, так что она давно решила для себя, что будет одеваться так, как ей удобно.

- Ну как же вы так, Шарль? - все еще мучилась Жоржетта. - Ей-Богу, если б я не видела, как вы охотились в Версале, я бы подумала, что вы из тех мужчин, которым даются только танцы.

- Сам не знаю, Жоржетта. Мне жаль, что я подвел вас.

Шарль плелся следом, и вид у него был еще более уставший, чем у девушки.

- Быть может, вы больны? - обеспокоилась вдруг Жоржетта. - Или… - она увидела, что в руке Шарль комкает писчую бумагу, - что это у вас? Письмо? Уж не хотите ли вы сказать, что читали письмо от вашей мадемуазель д’Эффель? Во время охоты? Немыслимо!

Она резко отвернулась, обратившись лицом к солнцу, и на мгновение даже засомневалась - так ли уж великолепен Шарль? Разве может ее идеальный мужчина с воодушевлением заниматься такими глупостями, как написание и чтение любовных писем? Да еще и вместо такого интересного занятия, как охота?

Но уже через мгновение повернулась к Шарлю и сочла, что это, пожалуй, романтично.

Шарль опустился на скамью напротив розового куста и еще раз посмотрел на бумаги в своих руках. Жоржетта отметила, что посмотрел он на них с какой-то непонятной для нее тоской. Она опустилась рядом.

- И что же пишет вам ваша мадемуазель? - собравшись духом, поинтересовалась она как будто невзначай.

Шарль пожал плечами, раздумывая, сказать ли - а потом вздохнул:

- Пишет, что отец дает ей в приданое три тысячи ливров.

Жоржетта онемела, ее брови поползли вверх: приданое?! Быть не может, что у них все так далеко зашло, он ведь знаком с Шарлоттой всего неделю!

- Она не понимает, что творит, - ответила нервно Жоржетта. - И вы не понимаете, если собираетесь потакать ей. Вы не можете сейчас жениться, Шарль, вы же сами говорили, что хотите продать поместье, путешествовать… Неужели вы решили отказаться от затеи?

Он усмехнулся:

- Неделю назад вы ужаснулись это моей затее.

Жоржетта тоже улыбнулась, покачав головой:

- Вы правы, я говорю глупости. Конечно же, я считаю необдуманным поступком продавать поместье, обитель ваших предков и единственный дом… Наверное, я просто не хочу терять друга в вашем лице. Может быть, даже ревную. Ведь если вы женитесь, заведете семью, детей, - она сморщилась, - отрастите брюшко… Ваша жена не будет в восторге от наших с вами вольных прогулок - их придется прекратить.

Шарль удивленно на нее посмотрел, словно раньше эта мысль не приходила ему в голову:

- Что вы, Жоржетта, для меня смерти подобно остаться без вашего общества! - У Жоржетты потеплело на душе от этих слов, и снова занозой засела мысль, что Шарль еще не потерян для нее. Впрочем, он тут же в задумчивости отвел взгляд: - Я уверен, Шарлотта поняла бы меня, и не стала препятствовать нашим встречам. Да и вы бы с ней стали хорошими друзьями.

Жоржетта улыбнулась: иногда Шарль выглядел наивным словно ребенок. Она и Шарлотта - подруги! Нелепо…

- Я же говорила, что вы совершенно не знаете мадемуазель д’Эффель! Я не могу представить вас в роли провинциального буржуа, а уж ее тем более… Ну какая из нее хозяйка замка! - Жоржетта рассмеялась. - Видите эту розу?

Привстав, она отломила головку самого красивого и свежего цветка и, крутя ее в пальцах, подала Шарлю.

- Будь я поэтом, я бы сравнила вашу возлюбленную Шарлотту с оранжерейной розой - она такая же яркая и капризная. А главное, смотрится здесь, в диком лесу, совершенно чужеродной. Ей место в граненом хрустале, Шарль, среди роскоши и блеска, а не в нашей провинции. Даже не знаю, право, кто первый из вас соскучится в обществе другого - вы или она.

- Да, вы правы, она похожа на розу, - принимая цветок, ответил Шарль. И улыбнулся: - а с каким цветком вы сравнили бы себя, Жоржетта? Будь вы поэтом, разумеется.

Жоржетта рассмеялась:

- Мой учитель географии рассказывал, что на Черном континенте [4] растет дивное растение - зеленое, сухое и с колючками! Верно, на него я и похожа!

Она была поражена, что даже о собственной непривлекательности может говорить с Шарлем совершенно легко. Де Руан тоже улыбнулся и добавил:

- Это растение называется кактус. И, должен вам заметить, иногда он распускается цветами невиданной красоты. Никакая роза не сравнится с тем цветком.

Жоржетта почувствовала, что сердце ее застучало сильнее, а щеки вспыхнули красным. Чтобы скрыть неловкость, она не нашла ничего лучше, чем снова рассмеяться:

- Шарль, вы заставляете меня краснеть!

Жоржетта резко встала со скамьи и снова отвернулась к солнцу. Признаться, ей было несколько обидно за эти его слова «иногда распускается». То есть сейчас, по его мнению, Жоржетта еще не распустилась, сейчас она действительно всего лишь колючий кактус!

- Так значит, три тысячи ливров? - громко спросила она и добавила не без ехидства: - Да ваша мадемуазель д’Эффель завидная невеста, я посмотрю.

Однако про себя она даже посочувствовала бедняжке. На прошлой неделе отец прислал Жоржетте платье из Парижа, стоимостью чуть больше трех тысяч, причем она сочла платье отвратительным и уже подарила его своей горничной на именины.

Впрочем, для Шарля, кажется, эта сумма не так уж мала. Посерьезнев, Жоржетта присела рядом и снова заговорила: