Рене Карлино - Милая

– Сыграй что-нибудь для меня, – предложил он.

– Мне кажется, я слишком пьяна.

– Самое то.

– Ладно. – Споткнувшись о пианино, я села на край все еще перпендикулярно стоявшей скамьи. У меня все плыло перед глазами, когда я начала неловко шарить по клавишам. Постепенно стала складываться мелодия песни Тори Эймоса «Icicle», и я наклонилась вперед, чтобы сконцентрироваться. Я громко и наугад играла навязчивую мелодию. В полном забытьи я начала бормотать отдельные слова из песни, словно пропуская их через себя. Так и есть – я пропускала их через себя. Я пропускала их через себя, сидя на краешке скамейки, до тех пор, пока не поняла, что Уилл таращит на меня глаза. Казалось, он совершенно остолбенел, а потом широко улыбнулся. Я почувствовала, что у меня пылает лицо и сильно бьется сердце.

Я немедленно прекратила играть и сказала очень твердо:

– Я иду спать. Спокойной ночи, Уилл.

– Спокойной ночи, – затаив дыхание, прошептал он.

Когда я поднялась, мои слабые ноги заплелись друг за друга, и в коридоре я шлепнулась лицом вниз.

– Ой! Мать твою! – Через секунду он оказался рядом со мной. Встав, я заметила, что он смотрит на меня с любопытством. Взяв меня за подбородок указательным и большим пальцами, он приподнял мне голову.

– Ты в порядке, малыш? – пробормотал он с кривой, самонадеянной ухмылкой. Ох уж эта сексапильная ухмылка. Я даже не могла ничего ответить. Я просто уставилась на него. Закрыв глаза, он наклонился и попытался поцеловать меня, но вместо губ ткнулся губами в мою ладонь.

– Господи Иисусе, Миа, я просто хотел поцеловать тебя.

– Нет, Уилл, именно этого и не надо делать. Мы должны остаться друзьями.

А потом случилось это. С моих губ сорвалось то, о чем я пожалела в ту же секунду:

– Кроме того, ты не в моем вкусе!

Казалось, он был уничтожен и ошарашен. Я удалилась в свою комнату, чувствуя тошноту и смятение. Но больше всего я боялась, что без всякой на то причины обидела его.

На следующее утро я проснулась оттого что ко мне на кровать тяжело плюхнулась Дженни. Я натянула на лицо одеяло, защищая глаза от света.

– Миа, здесь воняет алкоголем.

– Да, я немного выпила вчера вечером, – пробормотала я со стоном.

– Это потому что Уилл попытался поцеловать тебя?

– Что? – Я спрыгнула с кровати и тут же повалилась обратно из-за невыносимой головной боли.

– Кто тебе сказал? Как ты здесь оказалась?

– Уилл впустил меня, а потом ушел. Он оставил тебе записку на стойке.

– Куда он ушел? – Я нахмурилась.

– Не знаю, но в костюме он смотрится стильно.

– Уилл надел костюм? – Этот вопрос я задала самой себе. – Я должна увидеть его записку.

Я рванула на кухню. Я поняла, как глупо вела себя вчера вечером. Я испытывала не только физическую боль, я страдала главным образом от морального похмелья. Я не должна была вести себя с Уиллом так грубо, я могла бы сказать ему, что готова была целовать ему руки, когда он играл на гитаре, или о том, как меня манили его губы тогда, в коридоре. Я могла бы сказать ему о том, что чувствовала, а потом объяснить, что не хочу ничего усложнять, и поэтому мы не можем спать вместе. Вместо этого я повела себя как ничтожество.

Записка Уилла лежала на кофейном фильтре и была написана безукоризненными печатными буквами.

ПРИВЕТ, СОСЕДКА!

ПРОСТИ, ЧТО ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ ПОПЫТАЛСЯ ПОЦЕЛОВАТЬ ТЕБЯ, ТЫ БЫЛА ЧЕРТОВКИ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНА. ЭТОГО БОЛЬШЕ НЕ ПОВТОРИТСЯ. ВПРОЧЕМ, Я ПОЛУЧИЛ УДОВОЛЬСТВИЕ. МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ ТВОЕ ШОУ… НЕ ПРИДАВАЙ ЭТОМУ ЗНАЧЕНИЯ.

Я почувствовала облегчение, но, как ни странно, была разочарована, оттого что его практически не задел мой отказ. У меня в голове моментально возник образ Уилла, который таскает в свою комнату женщин – их лиц я не видела. Меня чуть было не вырвало, но я понимала: если мы хотим остаться только друзьями, мне придется согласиться с тем, что он будет водить домой подружек. Мой мозг терялся в догадках: куда же любезный Уилл мог отправиться утром, надев костюм? Дженни, подойдя ко мне, вывела меня из этого состояния.

– Черт побери, что за шоу ты устроила? – спросила она, разглядывая записку через мое плечо.

– Ерунда, просто я сыграла ему несколько песен.

– Почему тебе не нравится Уилл?

– Дженни, мне очень нравится Уилл, но я не хочу встречаться с тридцатилетним нищим музыкантом, снимающим у меня комнату за четыреста долларов в месяц.

– Ах, так вот в чем дело? По-твоему, он недостаточно зарабатывает? Хм, а по тебе не скажешь, что тебя волнуют подобные вещи. Но боюсь, это так. – Она саркастически улыбнулась.

– Дженни, я такая же, как все остальные. Я хочу встретить мужчину, с которым можно играть в команде, а не того, кто поглощен своими эмоциями и искусством. Кроме того, я даже не думаю, что нравлюсь Уиллу, просто он, как и все музыканты, спит с кем попало.

Она пристально всмотрелась в мое лицо, а потом сказала:

– Ты как хочешь, Миа, а я иду в кафе. – Направляясь к двери, она взглянула на фотографию моего отца, осторожно приблизилась к ней и поцеловала. – Пока, папаша.

Я знала, что отец любил Дженни, поскольку он всегда так хорошо отзывался о ней. Мне казалось, что она – прощальный подарок, оставленный мне отцом. Она была отличной подругой, прямым и честным человеком. Не подлизывалась ко мне, потому что я была ее начальницей. В тот момент честность была мне необходима.

Позже я появилась в кафе. Это был еще один скучный день, поэтому я, усевшись, запивала свое похмелье чашкой травяного чая. Всю вторую половину дня я провела, глядя в окно, наблюдая за людьми и подслушивая разговоры Пэдди и Джо.

– Ты принял свои таблетки, Пэдди?

– Принял, Джо.

– И проверил уровень сахара?

– Проверил.

– Боже мой, Пэдди, сколько еще вопросов я должен тебе задать?

– Не волнуйся обо мне. Мне восемьдесят семь лет, и я все еще двигаюсь, как король танцпола, не курю уже двадцать пять лет и отлично себя чувствую.

– Думаю, что тебе нужно разнообразить свои занятия, вот и все. Я тут занимался йогой с Беверли в доме престарелых.

Они надолго замолчали. Я повернулась, чтобы увидеть выражение лица Пэдди. Вид у него был крайне раздосадованный.

– Но мы – католики, Джо.

Стараясь не смеяться, я встала, повернулась к братьям и улыбнулась. Губы Джо растянулись в улыбке до ушей, а потом он сказал Пэдди достаточно громко, чтобы я услышала:

– Ну разве дочь Алана не красавица?

– Красавица, брат.

Я сказала «спасибо» старым папиным друзьям и, прежде чем отправиться домой, помахала рукой Марте и Дженни. Роберт с Джейкобом должны были скоро прийти на урок, поэтому я надела свитер, джинсы и кеды. Убрав квартиру, я присела на кушетку и стала ждать. Уилл, должно быть, заходил домой, так как он положил письма на стойку, и я удивилась, что не видела, как он проходил мимо нашего кафе. Я надеялась, он не станет избегать меня.

Когда раздался звонок домофона, я, не медля, нажала кнопку и открыла дверь. Подбежав к телефону, позвонила Шейл.

– Алло?

– Шейл, ко мне пришли на урок. Я просто хотела, чтобы кто-нибудь знал об этом.

– Все нормально, дорогая. Хочешь, я приду к тебе?

– Нет, но если я не позвоню через час, высылай войска. Люблю тебя.

Повесив трубку, я побежала к двери. Открыла, не дав Роберту возможности постучать.

– Привет, Джейкоб, меня зовут Миа, – сказала я мальчику. – Проходи.

– Приятно познакомиться с вами, Миа. – Для дошкольника Джейкоб вел себя слишком по-взрослому.

– Привет, Миа.

Я подняла глаза на Роберта, он искренне улыбался. – Хорошо, давайте начнем. Иди к пианино, Джейкоб, и садись. Роберт, я могу предложить вам выпить?

Роберт стоял между двумя кушетками. Его взгляд был направлен вниз, он рассматривал книги, лежавшие на кофейном столике. Он не отвечал секунд двадцать, а потом поднял голову, словно только что понял, что я задала ему вопрос.

– О, нет, благодарю вас, не нужно, – ответил он, отодвигая со стола книги. Видимо, его ничего не заинтересовало, потому что он сел и начал просматривать свой телефон.

– «Жизнь фотографа», книга Энни Лейбовиц, очень интересна. Вы знаете ее? Она много работает для журнала Vanity Fair.

Он покачал головой:

– Не стоит, спасибо.

На столе было столько занимательных книг, и я была очень удивлена, что ни одна из них не пробудила у Роберта интерес. Кроме Энни Лейбовиц, там лежали книги под названием «Сесил Битон: годы в Нью-Йорке» и «Дневники Дефа Джема: Первые 25 лет последней великой фирмы звукозаписи». Поверх стопки из трех книг лежали последний номер журнала New Yorker и оставленный Уиллом экземпляр журнала Guitar. Пожав плечами, я развернулась, чтобы встать за спиной Джейкоба у пианино.

– Итак, молодой человек, давайте начнем. – Я показала ему пару забавных упражнений для развития ловкости пальцев. Ему понравилось издавать непрерывные звуки, пусть даже еще не в форме мелодии. Болтая ногами под скамьей, он смеялся, со всей силой нажимая на клавиши. Он рассказал мне, что его мама очень хочет, чтобы он научился играть. Я сказала, что его мама умница и я научу его всему, что знаю. В этот момент Роберт поднялся с места и встал позади меня.

– Почему бы вам не сыграть что-нибудь, Миа? Тогда Джейкоб мог бы познакомиться с готовым продуктом.

Слова «с готовым продуктом» резанули мне слух, показавшись неуместными, но, совладав с собой, я села рядом с Джейкобом, который и не подумал сдвинуться с середины скамьи. Немного поерзав, я попыталась освободить для себя достаточно пространства, чтобы было удобно нажимать на педали. Роберт был явно больше заинтересован в том, чтобы посмотреть, как я играю, чем слушать, что я играю, потому что он стоял прямо у меня за спиной. Сидя рядом с Джейкобом под нависающим надо мной Робертом, я решила сыграть простенькую пьесу, поскольку в любом случае в таком положении не могла ничего сыграть как надо. Только я начала играть Гимнопедию № 1 Эрика Сати, как Роберт заговорил:

– Посмотри, что она делает, Джейкоб.

Казалось, Джейкоб лихорадочно пытался запомнить каждое движение моих пальцев.

Я тихо пробормотала:

– Джейкоб, закрой глаза и просто… слушай.

Джейкоб закрыл глаза, а я старательно продолжила играть протяжную мелодию. Хотя Гимнопедия № 1 – очень легкое, в основном однонотное произведение с очень несложной ритмикой, оно всегда пробуждало во мне сильные эмоции. Я надеялась, что оно окажет такое же воздействие на моих слушателей. Пока я играла, Роберт молчал, лишь только я закончила, они оба захлопали, при этом Джейкоб – с чуть меньшим энтузиазмом, чем Роберт.

Я руководила Джейкобом, пока он тщетно пытался повторить сыгранную мной мелодию.

– Джейкоб, я хочу, чтобы ты потренировал упражнения, которые я тебе показала. Когда твои пальцы достаточно окрепнут, ты сможешь играть так же, как я, договорились?

Он кивнул, а потом, подняв голову, посмотрел на отца.

– Ты научишься, малыш, просто делай то, что тебе говорят.

Я почти физически ощущала ожидания, возложенные на плечи четырехлетнего Джейкоба. Это напомнило мне о том, что я сама чувствовала в его возрасте. В Анн-Арборе меня обучали строго. Радость и временное облегчение приходили, когда я бывала в Нью-Йорке и играла, сидя рядом с отцом. Мне хотелось передать Джейкобу этот опыт, поэтому я начала играть самую бравурную версию «Собачьего вальса», какую умела, и Джейкоб помогал мне до тех пор, пока наши упражнения не превратились в прекрасный, но ужасный грохот. Роберт бросил на меня слегка неодобрительный взгляд.

Мы стучали по клавишам еще минут пять, пока я наконец не остановилась.

– Думаю, на сегодня достаточно.

Встав со скамьи, я направилась к двери. Джейкоб поспешил на лестничную клетку, а Роберт, повернувшись ко мне, улыбнулся.

– Учеба должна приносить удовольствие, иначе ему не захочется продолжать, – мягко сказала я.

Роберт улыбнулся.

– Это было здорово, Миа. Думаю, Джейкобу понравится. Дейна, его мать, будет в восторге.

– Так это была ее идея?

– Ну, я встречаюсь с Джейкобом раз в две недели по выходным, и его мама настаивала, чтобы я занял его чем-нибудь. Я предложил теннис, но она думает, ему больше подойдет фортепиано. Возможно, она права. – В его тоне мне послышался скрытый смысл. – Вы изучали музыку в колледже?

– Нет, я брала уроки музыки в детстве, и все на этом, – ответила я. Он кивнул и любезно улыбнулся. Я знала, что дальнейший рассказ произведет на него впечатление. – Мое образование связано с бизнесом. Я училась в Брауне.

Он оживился.

– Серьезно? И у меня диплом Брауна.

Не сказала бы, что меня это поразило, но такое совпадение порадовало.

Мы говорили о колледже, а потом Роберт позвал Джейкоба обратно в квартиру, и мы поговорили еще немного. Мы выяснили, что учились в Брауне в разное время, потому что Роберт был на восемь лет старше меня. Он развелся два года назад и жил в квартире в Верхнем Вест-Сайде, но его бывшая жена с Джейкобом жили в Гринвич-Виллидж, поэтому в тот день, когда мы встретились в кафе, он оказался в наших краях, где они с сыном гуляли в парке. Он рассказал мне о том, что Джейкобу нравится детская площадка в Томпкинс-Сквер-парке и как пару лет назад он заглянул в кафе «У Келли».