Мэри МакКомас - Милое дитя

— И достаточно взрослая для того, чтобы пить спиртное в нашем штате? — Он все еще был полон подозрений.

— Почти. Ведь нет большого вреда, если я выпила немного ликера!

— Таг зашибет тебя, если тебе нет еще двадцати, — предупредил ее Брис. — Он очень дорожит своей лицензией.

— Мы же можем не говорить ему об этом, правда? — спросила девушка, глядя в темноту через окно и не имея сил честно посмотреть ему в глаза.

По закону подавать пиво в таверне она могла с восемнадцати лет. Более крепкие напитки можно было разносить, если тебе исполнилось двадцать. Покупать и потреблять спиртное в Кентукки разрешалось с двадцати одного года. «Жаль, — подумала Эллис, — что закон не принимает в расчет необходимость для человека найти хоть какую-нибудь работу независимо от возраста».

Молчание Бриса опять становилось для нее тягостным. Она бросила быстрый взгляд в его сторону и заметила, что он снова смотрит на нее.

— У меня есть утром кое-какие дела, так что… если бы ты не совал свой нос, — Эллис чувствовала страшную неловкость, говоря все это.

Он рассмеялся.

— Ты просишь меня выметаться, я так понимаю.

— Да.

— Пожалуй, пора, — согласился мужчина, продолжая улыбаться, и в его глазах продолжали прыгать озорные огоньки. Уже положив руку на дверную ручку, он снова повернулся к ней.

— Почему бы тебе не взять у меня денег на комнату? Никаких условий, отдашь, когда сможешь.

— Это что, милостыня? Она отшатнулась к окну, будто он плюнул в нее.

Брис вскинул руки.

— Прости, просто я подумал… я не должен был.

— Я не нуждаюсь в подаянии.

— Знаю. Извини. — Брис отчаянно тряхнул головой. Он сделал глупость и сам понимал это. У нее слишком много гордости, чтобы принять даже малейшую помощь от него, но он просто не мог заставить себя бросить ее здесь одну, такую замерзшую, одинокую и беззащитную. — Эта шутка насчет пистолета была хороша. У меня даже поджилки затряслись вместе с ботинками, — сказал мужчина, задержавшись еще на секунду.

— Правда?

Эллис вспомнила матушку Йигер и зарделась от удовольствия, услышав эту бесхитростную лесть. Не очень-то она привыкла к похвале.

— Правда. Вот с ножом, конечно, у тебя вышел перебор.

«Ну, это оставим без комментариев», — подумала она.

Бросив на нее последний внимательный взгляд, он сказал:

— Спокойной ночи, Эллис.

И вылез из машины.

Девушка уткнулась лбом в переднее стекло кабины, слушая, как снаружи в морозном воздухе разносится удаляющееся «скрип, скрип, скрип» шагов Бриса. Она улыбалась. Брис Ласалль нравился ей больше, чем любой из тех мужчин, которых она знала раньше. Он такой большой, сильный и красивый, но особенно в нем восхищало то, как он смеется, слушает и сдерживает себя, если злится или раздражается.

Еще ей очень нравилось то, что она чувствовала в его присутствии — безопасность и уверенность. Совершенно новые чувства, которым хотелось отдаться и страшно было это сделать по причине их новизны.

— Осторожно, Эллис, — сказала она себе громко, возвращаясь к прежним мыслям и стараясь загнать пустые мечтания о Брисе поглубже. У нее нет времени забивать себе голову блестящими химерами и прекрасными сказками. У нее есть обязанности, есть обещания, которые надо выполнять, есть, в конце концов, планы на будущее. И в них нет места Брису Ласаллю.

Девушка пересела обратно за руль, прислушиваясь к тихой песенке, которую напевал мотор, опять нагревая кабину. Эллис приоткрыла боковое окно и удовлетворенно улыбнулась, чувствуя, как ее обволакивает успокоительное тепло.

«Все-таки он удивительно действует на меня», — подумала девушка, опять непроизвольно возвращаясь к мыслям о Брисе. Она даже стукнула себя в отчаянии кулачком, когда вспомнила волнующую пульсацию и легкую дрожь, которые вызывало у нее его присутствие. И дыхание перехватывает… Опять взволнованно забилось сердце. А что, если эти ощущения и есть то самое, о чем время от времени говорили знающие жизнь женщины?

Эффи Уотсон как-то рассказывала, что иногда у женщины в теле бывают такие ощущения, из-за которых ей хочется знать только определенного мужчину. И если такое случается, то женщина может лишиться разума. Не раз Эффи возлагала вину за рождение Эллис как раз на такое вот помутнение рассудка. Может и у нее теперь к Брису такое же чувство, как говорила Эффи?

Эта мысль изрядно обеспокоила девушку. Она хорошо знала, что выходит от знакомства с мужчинами, — дети. А на данный момент ребенок — совсем не то, что она назвала бы ценным приобретением.

— Эллис?

— Ай! — вскрикнула она, подскочив от громкого стука в дверное стекло. Снова рядом с грузовиком стоял черный, как тьма забвения, силуэт мужчины.

— Слушай, ты действуешь мне на нервы, — резко произнесла девушка и немного опустила стекло.

— Испугалась? — в голосе Бриса звучала еле заметная усмешка.

— Нет… Я задумалась. Что тебе теперь надо?

— Я тут подождал, хотел посмотреть заведется у тебя мотор или нет, но потом подумал…

Эллис отчаянно застонала и ткнулась лбом в стекло.

— Слушай, — говорил мужчина, — думаю, я могу помочь тебе. Она застонала опять.

— О'кей, забудь…

Сквозь гул мотора девушка услышала, как он пошел прочь. В этот момент ее любопытство победило.

— Подожди! — крикнула она, открыв дверь, но не вылезая наружу. — У меня ужасное подозрение, что я зря спрашиваю, но о чем ты думал?

Скрип, скрип, скрип…

— О тебе! — Брис оказался ближе к ней, чем она предполагала. — Я думал о тебе.

— А! Не надо было.

О Боже, это все, что ей нужно. Она, точно, сходит с ума.

— Забудь, что мы вообще встречались, ладно? Я не хочу, чтобы ты думал обо мне.

— Ничего не могу поделать. Заело… Эллис хотелось заорать от отчаяния. Хоть убей, он будет гнуть свое!

— Говори скорее, что собирался. А то я все тепло выпущу.

— Я тут подумал, вдруг ты захочешь подыскать себе вторую работу? У меня есть одна на примете. Правда, временная, на пару месяцев. Платят немного, но зато с комнатой и едой.

— А что это такое? Что я должна буду делать? — спросила она, не совсем еще веря ему.

— Готовить, убирать. Не особенно много. Моя золовка ждет скоро ребенка. Она работает весь день на фабрике и очень устает. Они с моим братом как-то говорили, что неплохо бы кого-нибудь нанять ей в помощь.

Брис говорил спокойно, но это было деланное спокойствие. Он чувствовал непередаваемое желание забрать этого маленького ангела, неизвестно откуда слетевшего в их убогий городишко, оградить его от холода. Ему и самому не удалось бы объяснить, почему для него это так важно. Просто важно и все.

— Им что, нужен помощник, который бы жил с ними? — поинтересовалась Эллис. — Они богаты?

— Ну, не совсем. Нет. — Он помолчал, а потом с готовностью добавил:

— Если ты согласишься, оплата будет маленькая, зато питаться сможешь у них. Дом большой… И ты видела моего брата. Он хороший парень, а Энн, его жена, еще лучше, — Брис помолчал еще немного. — Она бы была благодарна тебе за помощь.

Беременна? Хм. Ни одна из тех женщин, которых Эллис знала, не искала себе помощниц раньше рождения ребенка.

— Если она больна, как же тогда она ходит на фабрику?

Эллис задала этот вопрос, чувствуя в словах Бриса какой-то скрытый подвох.

— Кто? Энн больна?! Да она здорова, как лошадь! Просто устает все время.

— Ну, раз она ходит, зачем звать…

— Как ты не понимаешь, Бак очень за нее беспокоится.

Брис стоял, пытаясь согреть руки.

Ей было слышно, как он похлопывает руками, словно цыпленок. Бедолага пытался хоть как-то разогнать свою кровь, продолжая говорить:

— Он немного волнуется… из-за ребенка.

По-моему, ему вообще не хотелось бы уходить из дома, если бы не надо было платить доктору.

Какое странное желание! Эллис подумала, что могла бы принять это предложение, хотя бы ради того, чтобы иногда видеть Бриса.

Однако вместе с этими мыслями не должна забываться и практическая сторона дела. Природа не обещает в течение нескольких месяцев тепла, хотя зима еще даже и не начиналась. Конечно, жить в доме безопаснее и лучше во многих отношениях. Она не сможет сдержать свои обещания и вернуть то, что ей принадлежало, если заболеет или попадет в какую-нибудь передрягу. Кроме того, много ли уборки будет в доме, хозяева которого целыми днями пропадают на работе?

— Ладно, — согласилась Эллис. — Я сделаю все, что в моих силах, для этой твоей золовки, только что-то не верится мне во все это.

— Ты сможешь обо всем с ней договориться утром.

Брис говорил, а сам прикидывал, успеет ли переговорить с Баком и Энн по этому поводу. Зубы его отбивали дробь, до того он замерз. Девушке в этом смысле было легче — печка гнала горячий воздух ей под одеяло.

— Пойдем со мной. Тут недалеко.

— Я никуда с тобой не пойду ночью, — отвергла она предложение.

— Почему?

А, черт побери! Неужели эта девчонка не может быть красивой, удивительно независимой и гордой без этого идиотского упрямства?

— Ты что, не соображаешь, сколько времени? Они же скоро лягут спать.

— Д-да, ладно. Я могу п-п-показать т-тебе т-т-твою комнату, а ут-тром ты с-с ними п-п-поговоришь.

Проклятый холод!

— А если я им не понравлюсь? Что, если она уже нашла кого-нибудь на это место?

— Нет еще. И ты им понравишься. Черт! Как холодно. Он уже не чувствовал своих ног.

— Этого ты не знаешь. И хороша же я буду, если без разрешения ввалюсь в дом, а наутро попрошу у хозяев работу! Даже «хиллбилли» знают, что так дела не делаются.

— Да ничего они не скажут! Они знают, какой сегодня мороз, даже если ты этого не понимаешь. Ну, и потом, это еще и мой дом. Так что я могу пригласить тебя.

— Ты тоже там живешь? Ого! Она не думала о том, чтобы жить с ним под одной крышей. Страх и радость захлестнули Эллис.

— Я могу там и не жить, — торопливо сказал Брис, видя ее колебание. Тысяча чертей, да он в другой штат съедет, если ему, наконец, удастся вместе с ней добраться до теплого дома прежде, чем они превратятся в сосульки.

— Что?

— Ну, есть другой дом. Я могу переехать туда. Только на зиму мне все равно придется поселиться в большом доме.

— Я даже не знаю, — уклонилась она от прямого ответа. С одной стороны, не хотелось выставлять его из собственного дома, с другой, — ей не улыбалось все время бороться с собственными чувствами.

— Короче, ты решила ночью никуда не двигаться, да?

— Да.

— Тогда приходи утром. Поговоришь с Энн. Осмотришь дом и все решишь, о'кей? Брис замерз, как собака, дрожал и хотел услышать хоть какой-нибудь доброжелательный ответ. Да скажи она просто «да», и он умрет счастливым человеком!

— О'кей…

— Отлично, — пробормотал он что-то по адресу погоды, а потом добавил вслух. — Я себе отморозил… Я замерз до смерти. Закрывай двери. Завтра утром я первым делом приду за тобой. — Сказав это, Брис ушел.

Эллис проснулась с первыми лучами солнца, замерзшая, с затекшими ногами и такая утомленная, как будто не спала совсем. В кабине грузовика негде было и коту повернуться, так что, конечно, о полноценном отдыхе говорить не стоило. И все же девушка чувствовала себя превосходно, и мысли постоянно вертелись вокруг ночного разговора. Как приятно было сознавать, что о ней кто-то беспокоится! Она с нетерпением ждала прихода Бриса.

К тому времени, когда мотор достаточно прогрел кабину, Эллис набрала в пластиковое ведро снега, подождала, пока он растает, и быстро умылась. Она переоделась в чистую одежду и принялась расчесывать свои густые светлые волосы, прямым потоком ниспадавшие ей на плечи.

Спать ночью в теплой безопасной постели — это все-таки очень хорошая перспектива. Ей страшно хотелось понравиться Ласаллям. Ну, по крайней мере, именно так она себе объясняла свое особое внимание к собственной прическе и румянец волнения на обычно бледных щеках.

То, что Эллис, сколько себя помнила, была одинока и жаждала хоть малейшего внимания к себе и хоть крупицы участия со стороны людей, в этом она ни за что бы не призналась никому, даже себе самой. «Люди подлы, бесчестны, и мне они не нужны», — подумала она. И тогда пришло решение — она покинет дом Ласаллей в ту самую минуту, как только сможет.

«Нет уж, ни в ком мне нет нужды», — говорила себе Эллис. Минуты опасности, страха, одиночества — просто другая часть ее жизни. Пища и кровать, вот все, что ей надо от Ласаллей, и она сможет это заработать. Беспокойство и холодок в груди — это просто оттого, что очень хочется покоя.

Девушка сунула кисти рук себе между колен и посидела спокойно, глядя, как просыпается лес, и вспоминая события прошедшей ночи. Было это или не было? Может, все это один глупый сон?

Вид пробуждающегося леса, следы на снегу — все это действовало умиротворяюще. Но это и напоминало о той маленькой девочке, которая была полна надежды, любви и веры в людей, составлявших ее мир. Тогда она заставила себя вспомнить, как ее веру задушили, пренебрегли ее любовью, и та завяла, иссохла и развеялась суровыми ветрами жизни. Надежда жила еще несколько лет, испытывая жестокие удары, пока не стало ясно, что единственной надеждой, единственной ее опорой в этом мире было ее собственное желание выжить.