Стелла Камерон - Милые развлечения

– И что произошло? – спросил он, хотя любовные приключения Перис Делайт мало интересовали его.

– Он приобрел большую популярность. Переехал в Нью-Йорк. А потом сообщил Перис, что для нее нет места в его счастливой жизни.

– Ублюдок.

Синтия выгнула брови:

– Мне кажется, что под конец она больше скучала по ребенку, чем по нему.

– По ребенку? – не мог не спросить Тобиас.

– Майкл до того был женат. И с ним жил маленький сын. Перис очень к нему привязалась. Мне кажется, что она и впрямь думала о себе как о его маме, или еще какую-нибудь глупость.

– Это только тебе подобные вещи кажутся глупостью.

Синтия набросила жакет на плечи.

– Не начинай опять. Все в прошлом. – И поднесла руку к своему плоскому животу, который, она дала ясно понять, никогда не будет испорчен беременностью. Правда, прежде чем сделать подобное заявление, она дождалась, пока они поженятся. – Как бы там ни было, почти все для нее теперь в прошлом. Майкл уж точно.

Тобиасу хотелось, чтобы Синтия побыстрей ушла.

– Зачем ты мне все это рассказала?

– Теперь не знаю, зачем. Вчера вечером я что-то такое услышала в голосе Перис… Наверное, поэтому и пришла. И зря, пожалуй. – Она повернулась к нему спиной. – Все. Ухожу.

Тобиас вскочил.

– Что ты услышала в ее голосе?

– Тебе, скорее всего, это неинтересно.

– Интересно.

Синтия обернулась и посмотрела на него через плечо:

– Перис по-прежнему влюблена в тебя.

– Вот ты где, Плакса, – сказал Тобиас.

Перис резко повернула к нему голову и выронила пакет с апельсинами, которые только что купила. Пакет порвался.

– Черт, – Тобиас удержал Перис, готовую броситься под ноги забившим рынок на Пайк-плейс покупателям, чтобы собрать раскатившиеся апельсины. – Стой там. Я сейчас, – крикнул он, стараясь перекрыть шум.

Кричали продавцы рыбы и совали в руки смеющимся покупателям огромных лососей, а мужчина, перед которым стоял раскрытый футляр от скрипки, пытался выжать концерт Паганини из своего усталого инструмента.

– Сколько там было? – спросил Тобиас кинувшегося им на помощь продавца. – Дайте еще столько же.

– И с теми ничего не случилось, – сказала Перис. Тобиас закинул апельсин в ближайшую урну.

– Они испорчены, – он вытащил бумажник. – И я виноват, что испугал тебя.

– Ты меня не испугал. Ты меня удивил. А немного помятый апельсин еще никому не повредил.

Тобиас положил руку ей на плечо.

– Я подумал, что тебе повредили, мисс Гранола.

Черт, она дрожала.

– Я никогда раньше не видела тебя на рынке.

– Я ведь сюда не хожу, – ответил он, уступая дорогу женщине со связкой воздушных шариков. – Я попал на рынок только потому, что заставил одного из твоих телохранителей признаться, где именно тебя можно встретить.

Сегодня ее черные волосы не были заколоты – они представляли собой блестящее черное облако. Тобиас уже и забыл, что в дождливые или сырые, как сегодня, дни, ее волосы маленькими пружинками трепетали вокруг лица. Она поправила пальцем очки на переносице:

– Не знаю, зачем ты меня ищешь. Ты ничего не сказал… А с кем ты разговаривал?

– Только господин в коричневом в твоей квартире, кажется, не считал меня Джеком Потрошителем. Бармен из «Голубой двери», Конрад? – он велел мне убираться. А твоя приятельница Саманта пообещала сделать со мной что-то ужасное, если я не скроюсь с глаз.

Щеки Перис порозовели.

– Сэм очень обо мне заботится.

– А почему он решил, что я тебе угрожаю? – Теперь Тобиасу стало неловко. – Мне кажется, у него нет причин думать, что я для тебя опасен. Или есть?

– Нет.

– Мадам из первой квартиры – такая, с розовыми волосами, в соломенной шляпе, конечно, хотела поговорить, но исключительно о том, что мне может понадобиться к следующему костюмированному балу.

– Мэри восемьдесят пять лет, а она все еще содержит магазинчик вещей для вечеринок, – нельзя было ошибиться – Перис совсем не хотела с ним разговаривать. – Костюмы. Украшения, декорации. Фокусы. Сувениры. Уже тридцать лет. Извини, пожалуйста.

– Что ты, – он вручил продавцу деньги и взамен принял пакет с апельсинами, который тот протягивал над горой своих фруктов. – Давай свою сумку.

– Спасибо, я справлюсь.

Тобиас снял сумку с ее тонкого запястья.

– От нее рубцы остаются, – он дотронулся до красной полосы на ее руке и тут же пожалел об этом. Перис чуть не отпрыгнула от него. – Ну, ты-то не виновата.

Его взгляду представилась ее макушка.

– Мне надо еще кое-чего купить, – сказала Перис.

– Я с тобой прогуляюсь?

Она прикусила нижнюю губу.

– Видишь, я работаю вон там, – он махнул рукой в сторону холма, возвышавшегося перед его домом. – Но мне и в голову никогда не приходило выйти сюда и купить что-нибудь из свежих продуктов. Питаюсь теми блюдами, которые можно разогреть в микроволновке. Открой мне тайны рынка. Может, этим ты сделаешь доброе дело и спасешь мои артерии, – его мальчишеская улыбка обычно согревала самые холодные женские сердца. Но Перис не улыбалась.

– Куда? – Он ждал, придерживая ее за локоть. От нерешительности Перис покраснела еще больше, а потом вдруг отвернулась и пошла дальше. Тобиас догнал ее.

У следующего лотка Перис вытащила из кармана широкой темно-зеленой юбки потертый коричневый бумажник. Она купила желтых и зеленых перцев, лук-порей и пригоршню гороховых стручков.

Потом повернулась к нему, держа покупки в руках; Тобиас раскрыл сумку, чтобы Перис все туда высыпала.

– Ты поужинаешь со мной сегодня?

Вместо ответа Перис выхватила сумку у него из рук и кинулась прочь.

Тобиас настиг ее на пороге лавки, где воздух был тяжелым от запаха множества пряностей.

– Поужинаешь? – еще раз спросил он.

– Нет.

– Нам надо поговорить.

Перис взяла с полки банку томатного порошка и попыталась обойти Тобиаса.

– Нам надо с тобой поговорить.

– Не уверена.

Перис попыталась ускользнуть другим путем, но Тобиас опять ее остановил.

– Плакса, дай мне шанс. Ну пожалуйста.

– Почему ты меня так называешь?

Она пристально смотрела в его лицо. Тобиас ответил на ее взгляд и почувствовал, как у него все замирает внутри.

– Разве ты не знаешь? – Ему не хотелось сейчас, да и здесь, об этом говорить. – Чем это может повредить? Ужин со мной, я хотел сказать.

Глаза Перис за круглыми очками, которые так ей подходили, ясно сказали ему, чему или, точнее, кому может повредить появляться вместе с ним на людях.

– Перис…

– Я зря потратила время и не работала, и теперь надо много чего сделать, чтобы наверстать упущенное, – с этими словами она гордо обошла его и проследовала к кассе платить за свой томатный порошок, черт бы его взял.

Внимание Тобиаса привлекли цветы, стоявшие в ведрах на улице у магазина. Он подошел к сияющим белым лилиям с красными серединками и купил два букета. Цветочница обернула целлофановые конверты еще и в розовую бумагу и все это перевязала красной ленточкой.

Тобиас вовремя обернулся – Перис быстрым шагом уходила от магазина. Он опять бросился за ней. Он прямо на ходу сунул цветы ей в руки. А сам встал перед ней, расставив ноги и уперев руки в бока. Ему стало жарко.

Вокруг них шумел рынок.

– «Почтовый Агент Сиэтла», – доносились крики от газетной стойки под названием «Узнайте все!» – «Нью-Йорк Таймс»! «Сиэтл Таймс»! И «Таймс» у нас тоже есть!

– Я подумал, тебе понравятся лилии, – сказал Тобиас, засовывая руки в карманы. Перис переводила взгляд с него на цветы и обратно.

– Они напоминают мне о твоих духах, – сказал он и посмотрел на небо. Может быть, рассказать ей, что он говорил и делал прошлой ночью, навсегда похоронив тем самым любую возможность сделать то, что он пытается.

– Уже пять часов, а так жарко, – сказал Тобиас.

– Я заметила.

– Почему бы нам не зайти куда-нибудь и не выпить…

– Нет.

– Хоть для разнообразия скажи что-нибудь другое. Тогда, может быть, кофе? Ты выпьешь со мной кофе? Ну, пожалуйста…

– Кажется, мы слишком много говорим друг другу «пожалуйста»…

Что это – брешь в защите?

– Да… У тебя-то нет причины говорить мне «пожалуйста». А у меня есть. Так как? Насчет кофе?

Перис отвернулась, ее юбка развевалась по ветру. И тут же опять повернулась к нему.

– Кофе?

– Да. Кофе.

– Где?

– «Лучший в Сиэтле»? В Почтовой аллее?

Она опустила голову, но кивнула.

– Хорошо, но только недолго. Тобиас опять взял у нее сумку.

– Недолго, обещаю. – Так долго, как ему удастся уговорить ее. – Ты выглядишь усталой… – Он оборвал себя и повел ее через мощеную улицу, забитую перегревшимися продавцами, едва ползущими машинами и орущими газетчиками. Тобиас не стал говорить, что ей надо было бы поспать больше, чем этой ночью.

Когда они шли вверх по улице Пайн, Тобиас с трудом удерживался от желания взять Перис за руку.

– Даже ветер горячий, – сказал он, увидев кашпо с розовыми вьющимися геранями и папоротником, качавшееся на ветру.

Они одновременно повернули в Почтовую аллею, где хлопали под порывами ветра красные и белые навесы у кафе.

– Снаружи? – спросил Тобиас.

Перис кивнула и села за столик в тени кирпичной стены фасада.

– Мне просто черный кофе, – сказала она, не дожидаясь, пока Тобиас спросит.

Когда он вернулся, (стоя в очереди, он несколько раз смотрел, не ушла ли она), Перис молча обняла ладонями картонную красную чашку, которую он поставил перед ней.

– Ну, – сказал он, придвигая стул для себя, – как у тебя день прошел?

– Прекрасно, – прищурилась Перис.

– Хорошо, – Тобиас отхлебнул кофе. – Хорошо.

У нее были тонкие, но сильные руки с короткими, без маникюра, ногтями. Совсем непохоже на Синтию. Тобиас отпил еще кофе.

– Иногда… Когда-нибудь… – Он повертел рукой. – У тебя часто валится все из рук?

Дунул ветер, и волосы упали ей на лицо. Тобиас не расслышал, что она ответила, – она обеими руками убирала волосы за спину.

– Что, Перис?

– Я говорю, иногда у всех нас все валится из рук.

У нее была бледная кожа. Ее льняная блузка была, как и юбка, зеленой, но посветлее.

– Ты изящная женщина.

– Что тебе от меня нужно?

– Ничего, – задумчиво ответил он. – Просто… Тебе не нравится слышать, что ты изящная женщина?

Перис поджала губы; Тобиас почти ощущал на своей щеке ее дыхание. А она положила левую руку на стол и, казалось, не замечала, что если Тобиас шевельнет мизинцем на правой руке – одним суставом, – их руки соприкоснутся.

Перис по-прежнему в тебя влюблена.

Он пытался понять, с чего Синтия сделала такое странное предположение. Ясно было одно: если он расскажет Перис о визите Синтии, ему же будет хуже.

Каково это – быть любимым Перис Делайт?

Изгиб ее шеи и плеча показался ему странно беззащитным.

Любить, быть любимым – он оставил все это далеко позади – не как невозможное, но как нечто невероятное в этой жизни. И если он и влюбится когда-нибудь еще раз, то уж никак не в женщину с фамилией Делайт, черт возьми.

– У меня вчера был мрачный день, – сказал он ей. – С некоторых пор все усложнилось в жизни.

– Мне это знакомо.

– Когда вчера вечером я вернулся к заливу Юнион…

– Нет.

– Нет? – Он наклонился к ней.

– Нет. Я не хочу об этом говорить.

– «Анаис-Анаис», – пробормотал он. – Вот как это называется.

Перис снова обхватила чашку руками.

– Ну послушай. Вчера вечером…

– Не надо было мне идти с тобой.

– Я обедал в «Вестин», – словно ее интересовало, где он обедал. – Весь день я смотрел, как люди стоят, вместо того, чтобы работать. Потом я был в «Вестин», слушая, как вокруг меня все перешептываются, с чего бы это я в последние дни стал проводить время подобным образом.

Перис сняла очки и положила их на стол.

– Как они узнали? – спросила она, потирая лоб.

– Им сказали. У тебя голова болит?

– Ты хочешь сказать, что твои работники сплетничают о тебе?

– Может быть… нет. Я хотел сказать, Попс… А, ладно, не будем об этом. У тебя болит голова?

– Кажется, да. Женщины.

– Так не бывает. Или болит, или не болит.

– Мы закончили?

– Я как раз пытаюсь тебе объяснить, почему я… Я не такой, каким был вчера.

– Хорошо.

Тобиас снял пиджак и повесил его на спинку стула.

– Ничего хорошего. Совсем ничего.

– Не кричи.

Тобиас ослабил узел галстука, стянул его с шеи и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Никогда не кричу, – сквозь зубы сказал он.

– На нас смотрят.

– На нас стоит посмотреть.

– Я хочу уйти, – сказала Перис совершенно несчастным голосом. – Неужели ты не понимаешь, как мне тяжело?

– Потому что я вел себя, как скот?