Он добрался до квартала полуразрушенных серых домов неподалеку от собора. За его спиной на Первой авеню грохотал транспорт.

Рев двигателей вгрызался в его мозг. Рев.

На тротуаре он налетел на женщину, которая что-то закричала ему, но слов он не расслышал.

Если бы только он не был слаб настолько, чтобы рассказывать о себе кому бы то ни было – даже кому-то искренне сочувствующему. Он открылся и разделил свою радость всего с одним человеком. И это доверие было повернуто против него и использовано, как дубина.

Эх, знаток человеческой натуры! Он доверился шантажисту.

Если бы он не встретил этого мальчика… Если бы их тогда не увидели вместе… Если бы он отказал шантажисту… Если, если, если…

В квартале от Первой авеню грохотали два товарных поезда. Сцепка звенела, катящиеся стальные колеса набирали скорость.

Он побежал, каждые несколько шагов натыкаясь на стены.

– Осторожно, голубчик! – Рот на проходившем мимо лице широко растянулся.

Неудачник. Ты неудачник, сынок.

Сколько лет прошло с тех пор, как его отец заглянул ему в глаза и сказал: «Ты неудачник, сынок. Слабак». Бейсбольная кепка старика была вздернута на потный лоб. На губах блестело пиво из жестянки. «Кто бы мог подумать, что я произведу на свет засранца-гомика?»

Тогда он снял мальчишку и отправился с ним в какую-то комнату. Но той ночью он только смотрел, как парень раздевается. Паренек прихорашивался и принимал соблазнительные позы… и искушал. Невинность и иллюзии. Невинность давно была потеряна этими смазливыми глазками.

– Ты в порядке? – Перед ним возник рабочий в желтом шлеме. – Помощь не нужна?

– Нет. Нет!

Ему нужно было прощение. Нужен покой. Ему нужно то, чего никогда не будет, – повернуть часы назад и уйти прочь от мальчишки на Второй авеню.

Наконец он увидел свою цель. Над его головой по широкому виадуку с ураганной скоростью в несколько рядов неслись утренние автомобили. Казалось, глухой звук покрышек монотонно пульсирует в голове.

Солнце не согрело его, хотя спина промокла от пота; пот стекал по лицу холодными ручьями. Каждый вдох, как кислота, обжигал его горло. Сердце билось о легкие. Ноги и руки ослабели. Слабые ноги толкали его вперед и вперед.

Заревел автомобильный сигнал.

Знак над пандусом, ведущим на виадук, предупреждал: «Пешеходное движение запрещено!»

Вперед и вверх.

– Ты что, читать не умеешь? – Лицо в открытом окне пикапа. – Козел!

«Козел».

Кто бы мог подумать, что я произведу на свет засранца-гомика?

Он стоял на пандусе, наполняя память полосками солнца на заливе Элиотт, парящими верхушками Олимпийских гор вдали.

Солнце вспыхивало на лобовых стеклах – на нескончаемом потоке лобовых стекол, несущихся из-за его левого плеча.

Вормвуд повернулся лицом к лобовым стеклам и шагнул с узкого поребрика.

Слепящие вспышки манили – как красивый мальчик.

Он считал шаги. Один, два, три, четыре…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Перис вышла из душа в свободной спальне плавучего дома Тобиаса и вытиралась огромным сухим полотенцем.

– Первое августа, – сказала она в насыщенный парами воздух. – А я и не заметила, как кончился июль.

Через парные световые люки виднелось сумеречное небо. Прошедший день был полон открытых тайн, страхов, и для Перис – новых шагов на пути взросления. Была разрушена еще одна часть ее невинности. Впредь будет гораздо труднее верить в непременную добродетель окружающих.

Она вытерла голову и принялась разбирать пряди, спутавшиеся за два дня; волосы повисли за спиной ровной мокрой и холодной полосой.

Плечи простой белой хлопчатобумажной сорочки, которую она надела, сразу же намокли. Она навертела на мокрые волосы тюрбан из полотенца и накинула халат, белый, как и сорочка.

Каждое малое движение – продеть руки в рукава, поправить карман, вывернутый при стирке, вдеть атласные пуговки в тесные петли – она проделывала так медленно, словно находилась под водой.

Никогда еще она на испытывала такого опустошения и отчаяния, как сегодня.

Ее испугал легкий стук в дверь комнаты. Она думала, что Тобиас уже спит.

Перис вышла в просто обставленную комнату и сказала:

– Да, – и, сняв полотенце, перекинула волосы вперед.

– Это всего лишь я, – сказал Тобиас.

Перис повернула голову набок и продолжала сушить волосы. Тобиас в белой футболке и старых мягких джинсах стоял в дверях; его волосы тоже были влажны.

– Я думала, ты ложишься спать, – сказала Перис.

– Мне никак не отключиться.

Перис выпрямилась и рассеянно сложила полотенце.

– Сегодня первое августа, – сказала она.

– Да? А я и не успел заметить.

– Каждый год в этот день я начинаю думать…

Тобиас поставил одну босую ступню на другую.

– Люди умирают каждый день. Первое августа ничем не хуже любого другого дня.

– Не могу поверить, что он это сделал. Он поднялся по пандусу и продолжал идти прямо на середину проезжей части, пока его не сбили.

– Я думал, что ты не можешь поверить в то, что он сделал тебе.

Перис бросила полотенце на тумбочку за своей спиной.

– Вормвуд сегодня погиб. Разве одно это не печалит тебя?

Тобиас прислонился к косяку. Его взгляд утратил фокус.

– Я чувствую усталость, смущение и тревогу. Я сердит – тебе пришлось так много пережить, когда ты никоим образом не заслужила, чтобы тебя касалась такая мерзость. Этот парень убил человека. Человека, которого сам же нанял, чтобы подделывать твои украшения. Мы можем никогда не узнать, зачем ему нужны были деньги, но он выбрал в жертвы тебя – женщину, которая всегда была добра к нему. И он явно кинулся убрать Кера, потому что боялся, что ты разыщешь его и таким образом можешь узнать правду.

– Но он во всем признался, когда понял, что полиция может во всем обвинить меня, – сказала Перис. – Я понимаю, что он поступил плохо, но… Я считала его своим другом.

– Да-а, – Тобиас пересек комнату и снял плед ручной работы, накрывавший кровать из вишневого дерева. – Ну, давай. Я уложу тебя, а ты поспишь. Уже почти десять, а ты на ногах со вчерашнего утра.

– И ты тоже.

– Ложись.

– А я кого-нибудь попросила покормить Альдонзу?

– Джинну. Ложись же.

Перис послушно расстегнула и сняла халат.

– Тебе тоже надо идти спать, – сказала она, не поднимая глаз на него, но чувствуя, что он на нее смотрит. – Обещаешь, что сейчас пойдешь?

Ей не хотелось, чтобы он уходил.

– Сейчас пойду.

Она помедлила возле него, потом села на край кровати и закинула ноги на постель. В тот же момент на нее опустилось одеяло.

Перис закрыла глаза и лежала, замерев, – ждала. Конечно, он не может не почувствовать, как ей сейчас нужна его поддержка – именно поддержка.

Простыня укрыла ее до самого подбородка.

Щелкнул выключатель.

– Спокойной ночи, Плакса.

– Спасибо.

На своем лице она почувствовала его дыхание, и забыла, что устала.

Тобиас провел пальцем по ее щеке.

Перис ощутила, как напряглись и набухли ее груди и мышцы – внизу живота и глубоко внутри.

Он поцеловал ее в лоб.

Перис задержала дыхание.

Его джинсы зашуршали.

– Тобиас…

– Все в порядке, – сказал он. – Ухожу. Я буду в комнате напротив.

Дверь открылась и очень тихо закрылась.

Перис застыла в темноте. Через несколько минут краска сошла с ее лица… но тело продолжало пылать.

Он будет в комнате напротив? Перис плотно сжала губы. Она уже слишком взрослая для игр. Тобиас Квинн не дурак, он не мог, стоя рядом с ней, не почувствовать ее желания. Маленький спектакль, который он тут устроил, был направлен на то, чтобы возбудить ее и в то же время показать, что он в любое время может уйти. Он не успел понять, что он больше не главный.

Не зажигая света, Перис отбросила одеяло и встала. На ощупь она пробралась к двери, распахнула ее прошла прямо в комнату напротив.

Открывать дверь в его комнату Перис не пришлось – Тобиас не закрыл ее. И она не стала стучать.

– Ну вот что, – сказала она, врываясь к нему в комнату. – Зачем я здесь?

Тобиас, стоя к ней спиной, медленно продолжал стягивать через голову футболку. На его боках и спине перекатывались мускулы.

Широкие плечи Тобиаса и его узкие бедра ничуть не интересовали Перис. Так же, как и изгиб его стройной спины или резкие обводы гладких мышц от подмышки до талии.

– Можешь убираться к черту, – сказала она ему.

Он обернулся.

– С чего это ты?

– Я хочу, чтобы ты знал, как я к тебе отношусь. Ну же, отвечай, зачем я здесь?

Расстегивая на ходу молнию, Тобиас отвернулся, чтобы отогнуть край красного пледа на постели.

– Ты всегда так чертовски аккуратен?

Его лицо на мгновение стало замкнутым. Во взгляде стальных глаз мелькнула и пропала искра. Так же быстро выражение его лица смягчилось.

– Все пройдет. Для этого нужно только время.

– Черт тебя возьми, – от охватившего ее разочарования она дышала быстро-быстро. – Нет совершенно никакой причины, по которой я не могла бы быть сейчас в твоей постели. Спасибо за гостеприимство. Я вызову такси.

Она почувствовала, как атмосфера в комнате изменилась, и моргнула. За ту секунду, что ее глаза были закрыты, Тобиас пересек комнату. Он прижал ее к стене; сам он стоял достаточно близко, для того, чтобы она смогла рассмотреть жесткую линию его небритого подбородка.

Перис прочистила горло.

– Прости меня, пожалуйста.

– Простить тебя? Куда, во имя неба, ты решила пойти?

– Домой, – сказала она очень тихо.

– Ты что… Не отвечай. Забудь. Ты немного не в себе. Я отведу тебя в постель.

– Я, черт тебя возьми, не твой ребенок!

– Ты ругаешься, как… Почему ты вообще так разговариваешь?

Перис крепко сжала губы. Так они совсем не дрожали.

– Ты у меня, потому что в твоей квартире находиться небезопасно. Мне не хотелось говорить, но если ты будешь вести себя, как маленькая дурочка, у меня не будет никакого выбора.

– Конечно, безопасно, – ее рот все-таки дрожал. – Вормвуд… погиб. Никто больше не будет пробираться ко мне тайком, чтобы копировать мои работы.

– Ну что ж, – сказал Тобиас, упираясь руками в стену на уровне висков Перис. – Тогда, я так понимаю, тебе больше не о чем беспокоиться. Господи! Да Вормвуд был только частью проблемы.

– Не надо…

– О! – Он глубоко вдохнул. – Давай рассмотрим все в деталях. Так, чтобы ты поняла. Да, мы можем теперь вычеркнуть фальсификатора и его заказчика. Но на тебя напали в постели. Тебя также кто-то запер на крыше, кто-то, кто хотел как минимум испугать тебя до полусмерти.

– Но…

– Никаких «но». Мы знаем, что на нас напал один и тот же человек. Он определенно намеревался отправить меня на дно залива на вечные времена. Кто он, мы не знаем. Его еще не остановили. Ты в опасности. Я не отпущу тебя. Понятно?

Перис закрыла рот.

– Хорошо, – сказал Тобиас. – Очень хорошо.

– Вот что, – сколько она ни моргала, резь в глазах не проходила. – Может быть, и есть женщины, которые признают превосходство мужчины. Но я не из них.

– Ты никуда не уйдешь.

– Вормвуд был в доме. У чужого человека нет ключей. Он входил в открытую дверь.

– Только не в ту ночь, когда ты пыталась выяснить, умеешь ли ты летать.

Перис старалась не встречаться с ним взглядом.

– Это был Вормвуд. Я уверена. Когда он услышал, что я иду, то побежал на верхний этаж, чтобы там спрятаться. Потом он меня запер, чтобы сделать еще копии. Он же не знал, что я вытащила все свои работы из-под… Ну, я вынула их из… э-э-э… сейфа. Он бы выпустил меня попозже, притворившись, что только что пришел, или придумав еще что-нибудь.

– Может быть. Но все равно есть еще кто-то, о ком мы позабыли. Это я не о превосходстве, а о неотразимости.

Перис подняла голову и заглянула ему в глаза:

– А ты думаешь, поступать так, как ты недавно поступил, – неотразимо? Очень умно? Это тебя заводит?

Уголки его рта опустились вниз.

– Меня заводит? Что… Ну-ка, объясни мне.

– Если бы я так с тобой поступила, считалось бы, что я заигрываю. Меня раздражает двойной стандарт. Женщина пытается объясниться, значит, она ворчит, а мужчина может дать женщине в лоб и будет считаться, что он объясняет свои поступки.

Его глаза сузились:

– Какие поступки?

– Не притворяйся глупым. «Спи крепко… И пусть клопы тебя не кусают». Укрываешь меня одеялом. Возбуждаешь меня. Уходишь и оставляешь меня с распаленным желанием, чтобы посмеяться последним.

Он так резко схватил ее за волосы, что ее голова откинулась к стене.

– Да ты с ума сошла, – сказал он сквозь зубы. – Посмеяться последним? Подумай хоть немного. Это ты отправила меня спать. Тебе надо было лишь попросить, любовь моя.