Мой скепсис ее не оскорбил. Сомневаюсь, что Пэппи вообще поняла, о чем речь.

— Все дело в сексе, — сказала она. — Для мужчин любовь и секс неразделимы.

— Тем более странно, — возразила я. — Ты же не про любовь говоришь, а собираешься замуж. Ты говоришь, он философ, мировая знаменитость. Значит, в империи интеллекта он занимает определенное положение, следовательно, выполняет обязательства и подчиняется правилам, в том числе и установленным университетским начальством. Я, конечно, далека от научного мира, но знаю, что ученые — те еще снобы. Если ради тебя он бросит жену и детей… — Я оборвала себя на полуслове и беспомощно уставилась на Пэппи.

Она медленно покачала головой:

— Харриет, дорогая, ты ничего не понимаешь. Секс, и только секс.

— Да сколько можно твердить о сексе? — не выдержала я. — Если ты про извращения, то какое отношение они имеют к браку?

— Какая ты еще маленькая!

Потеряв голову, я закричала:

— Господи Боже, Пэппи, как же мне осточертело, что меня держат за дурочку! Все эти расспросы я завела не из праздного любопытства! Я просто хочу понять, почему Эзра хочет жениться на тебе — вместо того чтобы просто развлекаться по выходным! Я знаю, ты мужчин под венец не тащишь, но ему-то это зачем? В чем секрет, в чем?

— В фелляции.

— Как? — тупо переспросила я.

— Фел-ляции. Я сосу ему пенис, пока он не кончает мне в рот. Об этом мечтает каждый мужчина, если он не импотент, — продолжала Пэппи, — но мало кто из женщин соглашается исполнить их мечту. Особенно жены — они, совсем как ты, ни о чем не подозревают, пока муж не попросит. Потом отказывают ему и возмущаются, считая его извращенцем. А я люблю ласкать Эзру ртом. Его пенис идеально мне подходит: он маленький и всегда немного вялый. Вот почему Эзра хочет жениться на мне. Если я стану его женой, он может наслаждаться фелляцией каждый день. — Она вздохнула. — О, Харриет, как чудесно будет выйти за Эзру!

С трудом подобрав со стола нижнюю челюсть, я усмехнулась:

— Да, по крайней мере метод контрацепции надежный.

— Но мы и обычным сексом не пренебрегаем, — возразила Пэппи.

Вот, пользуйтесь: рецепт счастливого брака.

Вторник

12 апреля 1960 года


Крис всеми доступными ей способами мстит доктору Майклу Добкинсу, пользуясь помощью и поддержкой нашей медсестры. Оказывается, теперь он старший ординатор в «травме», и думаете, начальство решило перевести его в другое отделение после скандала с нами? Как бы не так! Пух и перья у нас теперь летят регулярно, и нетрудно предсказать, что доктор Добкинс скоро решит, что в больнице Хорнсби ему будет спокойнее, да и к дому в Пимбле поближе. Я назвала бы шикарную и огромную Королевскую больницу Северного предместья, но туда чужаков не зовут. Если оставить болтовню о фелляции, мужчины поступают глупо, когда раздражают женщин, облеченных властью. Да, Добкинс прав, мы стервозные, но не безмозглые. Зато он сам — болван.

Крис сорвалась на меня в присутствии младшей лаборантки — за то, что я была вежлива с Деметриосом. Я вышла из себя и выпустила когти.

— Слушай, стерва ты надменная, Деметриос — порядочный парень с мозгами в голове и большим будущим! Не знаю, что он в тебе нашел, но ты ему нравишься, так что кончай помыкать им только потому, что он возит больных и не родился в Австралии! Если я захочу, я буду относиться к Деметриосу, как к человеку, и вы с сестрой Агатой меня не остановите! Знаешь, Кристина Ли Гамильтон, чего тебе не хватает? Как следует потрахаться!

Получилось, получилось! Младшая лаборантка чуть не грохнулась в обморок и поспешила удрать в темную комнату, а Крис застыла, разинув рот, точно ей в глотку вгрызлась морская свинка.

Я думала, она наябедничает на меня сестре Агате, но, к счастью, Крис сообразила, что благоразумие и доблесть неразделимы, и потому даже мне ничего не сказала. Однако в следующий раз, когда Деметриос привез к нам пациента, Крис смотрела на него, будто с ее глаз спала чешуя. И даже улыбнулась ему. Ручаюсь, завтра Деметриосу предложат чашечку чаю с печеньем.

Зовите меня просто — Купидон.

Понедельник

25 апреля 1960 года

(День ветеранов)


Почти две недели я не доставала из сумки дневник. Сегодня нам пришлось работать, хотя в стране официальный выходной, но пациентов почти не было, и я ушла вовремя.

В моей комнате по-прежнему пахнет пряностями: шелухой мускатного ореха, куркумой, кардамоном, шамбалой, кумином. Такие экзотические слова. Я присела к столу, слегка всплакнула в тишине, окутанная запахами, а потом достала дневник.

Та пятница, когда я узнала от Пэппи теорию счастливого брака и сказала Крис Гамильтон, что все ее беды — от нетраханности, была Страстной, но в Кроссе она мало чем отличалась от любой другой. Все местные заведения работали, как всегда. Мы с Пэппи и Тоби отправились в «Аполлион» — подвальную кофейню. На мой взгляд, атмосфера там слишком интеллектуальная, в шахматы играют за каждым столиком, но Пэппи там нравится, а Тоби надеялся встретить в кофейне своего приятеля Мартина. По лестнице в подвал сошла Розалин Нортон с другом-поэтом Гэвином Гринлисом. «Ведьму из Кросса» я увидела впервые и решила, что ничего пугающего в ее внешности нет. Разве что дьявольское сочетание цветов — надломленные черные брови и алая помада на губах, смоляные волосы и глаза и резко контрастирующие с ними белила на щеках. Но никаких сатанинских эманации, как называет их миссис Дельвеккио-Шварц, я не уловила.

А потом прибыл и Мартин под руку со своим красавцем приятелем. На эту парочку, как и на Розалин Нортон с Гэвином Гринлисом, вытаращились даже самые азартные шахматисты. Я замерла и ужасно застеснялась, когда вновь прибывшие двинулись прямиком к нашему скромному столику.

— Можно к вам? — прошепелявил Мартин.

Нужно! Я порывисто подвинулась вместе со стулом, освобождая место. Мартин не скрывает своей принадлежности к гомосексуалистам Кросса, наоборот, афиширует ее, но шепелявит не по этой причине. У него просто нет зубов. Он из тех, кто не желает наносить визиты дантисту.

— Это Наль, — продолжал Мартин, изящным жестом указывая на улыбающегося Адониса. — Соблазнить его практически невозможно: я уже перепробовал все уловки и отчаялся.

— Добрый вечер, — произнес его неподдающийся спутник с оксфордским акцентом и уселся напротив меня. — Я Наль Прарахандра, доктор медицины. В Сидней прибыл на неделю, на конгресс Всемирной организации здравоохранения.

Какой потрясающий красавец! Я думала, слово «красота» к мужчинам не относится, но иначе описать его внешность было невозможно. Длинные густые и загнутые, как у Фло, ресницы, идеальные, будто нарисованные углем дуги бровей, черные, глубокие, томные глаза. Цветом кожи он тоже напомнил мне Фло. Прямой нос с небольшой горбинкой, губы полные, но не слишком. А высокий рост, разворот плеч, узкие бедра! Адонис, иначе не скажешь. Я смотрела на него снизу вверх, как деревенская девчонка на королеву.

Он взял меня за руку, дотянувшись через стол, перевернул ее и взглянул на ладонь.

— Ты девственница, — произнес он одними губами. Но я разобрала, что он сказал.

— Да, — кивнула я.

Тоби слушал, что трещит ему в ухо Мартин, но смотрел на меня и недовольно хмурился. Пэппи положила ладонь ему на руку, он отвлекся, морщины на лбу разгладились, и он улыбнулся ей. Бедняга Тоби!

— Ты живешь одна? В приличном месте? — шепнул Наль.

— Да, — сказала я.

Не отпуская мою руку, он встал.

— Тогда пойдем.

И мы пошли — вот так просто. Я не успела даже возмутиться, хотя Тоби, надо полагать, был не прочь дать Налю в ухо. Наверное, тревожился, потому что я ухожу с чужаком.

— Как тебя зовут? — спросил Наль, когда мы выбрались из подвала на ярко освещенные и шумные улицы Кросса.

Я ответила, даже не пытаясь высвободить руку из его пальцев.

— Как тебя угораздило связаться с Мартином? — спросила я, пока мы переходили через Уильям-стрит.

— В мой первый день в Сиднее мне посоветовали сходить в Кингс-Кросс. Мартин заговорил со мной, пока я разглядывал интересную витрину. Я не возражал против такой компании — понял, что рано или поздно он приведет меня к тому, кто мне понравится, и не ошибся. — Его улыбка оказалась не такой чудесной, как у мистера Форсайта. Наверное, потому, что изумительным красавцам не подобает улыбаться.

— Но почему я?

— А почему бы и нет, Харриет? Ты еще не разбужена, но в тебе таится подлинная страсть. И ты симпатичная. Я с удовольствием дам тебе урок любви, благодаря тебе неделя, проведенная в Сиднее, станет приятным воспоминанием. Мы будем знакомы так недолго, что не успеем влюбиться, и расстанемся добрыми друзьями.

Наверное, мы с Пэппи все-таки слишком разные: лишь сейчас я поняла, что мне совсем не хочется описывать все пикантные подробности. Скажу только, что в первый раз мы были близки в ванне — к счастью, алая эмаль уже высохла! Наль был таким нежным и внимательным, что я не возражала, чтобы он стал моим первым мужчиной. Ему понравилась моя грудь, а мне — как он ласкал ее, но лучше всего оказалась его чувственность. Я не сомневалась, что он наслаждается и в то же время дарит наслаждение мне. Прожив в Доме четыре месяца, я уже знала теорию секса и потому восприняла его гораздо охотнее, чем девственницы былых времен. Они, должно быть, испытывали шок!

Тем же вечером Наль переселился ко мне и прожил у меня целую неделю, заручившись благословением миссис Дельвеккио-Шварц. По-моему, в Сиднее не найти другой домовладелицы с такими же широкими взглядами. Когда в воскресенье днем к нам в гости зашла Фло, ее немота заинтересовала Наля. Но я заверила его, что девочка разговаривает с матерью, а он заметил, что вряд ли она болтлива.

— Скорее всего они общаются без помощи речи, — добавил Наль, познакомившись с миссис Дельвеккио-Шварц, которая пришла за Фло после двухчасовых развлечений с Гарольдом. — Ее мать — удивительная женщина. Такая властная и ужасно старая душой. Мысли, как птицы, не могут пробить твердый предмет. Мне кажется, Фло с матерью без слов понимают друг друга.

Понимание без слов. Мы с психиатром Налем знали, что это такое. Несмотря на разницу во взглядах, он очень нравился мне, и, думаю, я нравилась ему не только как партнерша в сексе. Наше словесное общение тоже было богатым.

Наль научил меня готовить два блюда индийской кухни — корму и овощное карри, подробно объяснив, что настоящий карри — совсем не то что молотый, который продается у нас: для каждого блюда нужен особый набор трав и специй. Воскресным утром мы сходили на базар Пэдди и накупили шелухи мускатного ореха, куркумы, кардамона, кумина, шамбалы и чеснока. Нелепо сравнивать бефстроганов Клауса или телячий эскалоп пикката с индийской едой, но, думаю, время от времени разнообразие вкусовых ощущений не повредит.

Лишь в одном вопросе наши мнения разошлись: когда речь зашла о Пэппи. Удивительно. Наль сказал только, что она типичная полукровка, потомок людей из разных каст. Оказывается, индийцы бывают такими же предубежденными, как коренные австралийцы. Сам Наль принадлежит к очень высокой касте — его отец вроде махараджи. Он объяснил, что ему уже выбрали невесту, но она еще слишком молода, чтобы выходить замуж. Я уже знала ответ на вопрос, который не стала задавать: будет ли Наль и после женитьбы сближаться за границей с женщинами, которые ему нравятся? Ну что ж, каждому свое. Так он устроен. Если его жена готова воспринимать это как должное, какое право имею я осуждать Наля?

Каждый вечер он приходил в «травму», ждал меня, чтобы проводить домой, сидел на неуютной пластмассовой кушетке и читал «Миррор», пока я не выходила и не запирала дверь. Наль отбирал у меня сумку, и мы уходили, а за нами тянулся пышный хвост сплетен. Медсестра, которая дружит с Крис, работает с ней в одну смену, но я уверена, что сестра Герберт из вечерней смены докладывает ей все новости о нас. Крис со значением поглядывает на меня, но после моей вспышки мы как будто подружились. А сама Крис, кстати, начала встречаться с Деметриосом. Наверное, у них будут красивые детишки: флегматичной английской крови Крис не помешает примесь горячей греческой. Конечно, если Крис в последнюю минуту не струсит. Ее подружка, наша медсестра, смотрит на эту парочку с ехидным прищуром и не упускает случая подпустить Крис шпильку. Само собой: где ей искать другую соседку по квартире, если Крис выйдет замуж?

На рассвете в прошлую субботу Наль улетел в Новый Дели. Почему-то мне было невыносимо оставаться в Доме на все выходные, и я гостила дома в Бронте и в соседнем санатории. В Дом вернулась только сегодня утром. Все выходные мама подозрительно поглядывала на меня, но молчала. Я тоже.