Но Гарольд будто не слышал: он впивался жгучим взглядом в меня. А я, понимая, что скандал для моих ушей не предназначен, пристально смотрела в Хрустальный Шар, в котором отражалась перевернутая комната.

— Еще одну шарлатанку обучаешь? — съязвил Гарольд.

Миссис Дельвеккио-Шварц не ответила. Просто взяла его за шиворот и за штаны и выкинула за дверь, как соломинку. В коридоре послышался грохот, я вскочила, чтобы проверить, не убился ли Гарольд, но передумала. По крайней мере теперь он угомонится.

— Вали отсюда, дерьмо собачье! — крикнула миссис Дельвеккио-Шварц в коридор, вернулась в комнату и села с довольным видом. А потом повернулась к дивану: — Можешь вылезать, Фло, Гарольда уже нет.

— Почему Фло так боится его? — спросила я, потягивая бренди, пока Фло сосала материнскую грудь.

— Кто знает, принцесса?..

— А нельзя расспросить ее?

— Она не скажет. Да я и не хочу знать.

— А он… не обидит ее? — осторожно продолжала я.

— Нет, Харриет, не посмеет. Честное слово, я не настолько глупа. Я просто знаю.

— Не думала, что кому-то в Доме не по душе Джим и Боб.

— Гарольд никого не любит.

— Он, случайно, не маменькин сынок?

Меня опять пронзили рентгеновским взглядом.

— Ну разве не умница? Да, ты права. Его мамаша была профессиональной больной — целыми днями лежала в постели, а Гарольд ей прислуживал. А когда она умерла, он заметался, как цыпленок с отрубленной головой, не знал, как жить дальше. Мало того, его мать завещала все свое имущество двоюродной сестре из Англии, которую не видела с детства. Сестра продала дом, Гарольд остался на улице. Все свои деньги он тратил на эгоистичную старую корову. Когда он зашел спросить, не найдется ли у меня комнаты, я его пожалела. Раньше у меня жил другой учитель из той же шикарной частной школы, от него Гарольд и узнал про Дом. Я раскинула карты, а они сказали, что Гарольду предстоит важная работа в Доме. Вот я его и пустила. А потом, — она осклабилась, — оказалось, что у него не только манеры, как у старой девы, — он был девственником! Помяни мое слово, принцесса: ты еще встретишь такого.

Меня так и подмывало сказать ей, что я считаю Гарольда очень больным человеком, но язык уже не раз подводил меня, поэтому я его прикусила, не пожаловалась даже на ненавидящие взгляды Гарольда. Вместо этого я произнесла:

— Вы очень устали от него.

— Да, принцесса, я сыта им по горло.

— Почему же вы от него не избавитесь?

— Не могу. Карты говорят, что его служба в Доме еще не кончена, а картам надо доверять. — Она опустошила свой стакан, съела ломтик хлеба с угрем и осведомилась: — Значит, Король Пентаклей укатил домой, в Страну карри?

— Восемь дней назад. Прошлые выходные я провела в Бронте.

— Видный малый! Похож на мистера Дельвеккио, только тот был итальяшка, гораздо белее твоего парня. Но такой же гордец и красавец! Мистер Дельвеккио ходил гоголем, будто ему принадлежит весь мир. — Она вздохнула и шмыгнула носом. — Помню, лежала я в постели и смотрела, как он расхаживает по комнате — чисто петух. — Одним глазом она насмешливо поглядывала на меня, другой прикрыла. — А твой Король Пентаклей волосатый?

— Нет. Он похож на статую из слоновой кости.

— Жалко! Мистер Дельвеккио был сплошь волосатый. Я ему волосы расчесывала — и на груди, и сама знаешь где. — Она широко ухмыльнулась. — Представь, принцесса, целая шапка кудрей там была! Джунгли, да и только. Как я любила перебирать их! Языком расчесывала!

Каким-то чудом мне удалось сохранить невозмутимое лицо.

— Давно это было?

— О, лет сто назад!.. На самом деле тридцать. А я все помню, будто это было вчера. Мужчины запоминаются навсегда — ты сама убедишься, когда у тебя появятся другие… Да, как вчера. Вот что не дает нам постареть.

— А дети у вас были? — спросила я.

— Нет. Странно, да? У такого волосатого мужчины — и никаких детей. Наверное, во мне все дело. Фло тоже не было бы, если бы не гормоны.

— Что стало с мистером Дельвеккио?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Просто однажды встал и ушел. Даже вещи не собрал. Я ждала несколько дней, но он не возвращался. Тогда я раскинула карты, и они сказали, что он ушел навсегда: Башня, перевернутые Любовники. Висельник. Девятка Мечей. Перевернутая Четверка Жезлов — рухнувший дом, ты уже знаешь. Но для меня, Королевы Мечей, расклад был хорошим, так что я смирилась. Однажды, спустя много времени, я видела его в Шаре. Он был невредим, здоров и окружен детьми. Когда мы только познакомились, он подарил мне голубого кролика — для сына, который у нас так и не родился. Вот и все.

Эта история тронула меня до глубины души, хотя я не услышала в голосе миссис Дельвеккио-Шварц ни малейшего сожаления или жалости к себе.

— Простите, — пробормотала я.

— Незачем извиняться, принцесса. Все когда-нибудь заканчивается. Ты поняла это, проведя неделю со статуей из слоновой кости.

— Да, пожалуй.

— Твое сердце разбито?

— Даже не поцарапано.

— Вот и славно. В море полно рыбы, Харриет Перселл. Ты из тех, кто сам разбивает сердца, а не зализывает свои раны. Чем-то ты похожа на меня. Жизнь слишком хороша, а рыбы в море слишком много для таких, как мы, Харриет Перселл. Мы несокрушимы.

Любимое пойло Уилли давно перестало казаться мне отвратительным, и чем чаще я его пила, тем больше оно мне нравилось. Так что к этому моменту я уже достаточно отпила, чтобы задавать вопросы.

— Вы с мистером Дельвеккио в разводе?

— Это было ни к чему.

— Значит, вы не были официально в браке?

— Можно сказать и так. — Миссис Дельвеккио-Шварц снова наполнила наши стаканы.

— Но с мистером Шварцем вы состояли в браке.

— Ага. Смешно, да? Зато вовремя. Тогда у меня и появилась Фло. Знаешь, вот так опомнишься и вдруг почувствуешь, что без мужа холодно, даже ноги согреть не об кого.

— Мистер Шварц был похож на мистера Дельвеккио?

— Совсем наоборот, принцесса. Так и должно быть. Никогда не повторяй своих ошибок! Не выбирай дважды одинаковых мужчин. Вся соль жизни — в разнообразии.

— Мистер Шварц был симпатичным?

— Да, о нем бы стихи писать. Темные глаза — и светлые волосы. Милое лицо, свежее и молодое. Фло немного похожа на папу.

Странное чувство шевельнулось во мне — наверное, поэтому я вдруг увидела, какой миссис Дельвеккио-Шварц была тридцать или сорок лет назад. Не красивой, даже не миловидной, но притягательной. Должно быть, мужчины чувствовали себя сэром Эдмундом Хиллари на вершине Эвереста, когда им удавалось покорить такую высоту.

— Вы любили мистера Шварца всем сердцем, — сказала я.

— Да. Ты из тех, кто не стареет, — почти нежно произнесла она. — Вот и мистер Шварц не успел постареть. Он был на двадцать пять лет моложе меня. Чудесный еврейский джентльмен.

Я ахнула.

— Он умер?

— Да. Однажды утром не проснулся. Такая досада, принцесса. Потом говорили, что сердце у него было слабое. Может, и так. Но карты сказали, что если бы не сердце, он умер бы, попав под автобус. Или от укуса пчелы. Когда приходит время, от старухи с косой никому не уйти.

Я отодвинула стакан.

— Миссис Дельвеккио-Шварц, если я выпью еще глоток, то обделаюсь прямо тут, на стуле… — И у меня вдруг возник еще один вопрос: — Гарольд назвал вас Дельвеккио. Но это же не имя, которое вам дали при крещении, а фамилия. Можно узнать, почему он вас так зовет?

— Забавно: мы говорим про имена, которые дают при крещении, а в мире живут не только христиане, — усмехнулась она. — Свое настоящее имя я забыла уже не помню когда. Мое магическое имя — Дельвеккио-Шварц.

— А мое магическое имя — Харриет Перселл?

Она ущипнула меня за щеку.

— Пока еще нет, принцесса. — И довольно потянулась: — Благодать! И никакого тебе Гарольда!

Я спустилась к себе, легла и проспала два часа. Проснулась свежая, с ясной головой. Сегодня я узнала о нашей домовладелице больше, чем когда-либо… А Фло? И гормоны? Черт. Забыла спросить.

Среда

11 мая 1960 года


Днем к нам привезли несчастного старика с переломом обеих ног чуть пониже тазовых костей. Еще один дурацкий несчастный случай, о которых рассказать кому — не поверят. Старичок спокойно шел по своим делам, а на него обрушился кусок бетонного карниза ветхого фабричного здания. Попади бедолага точно под эту глыбу, от него и мокрого места не осталось бы, но глыба рухнула позади него вместе с листом железа, который и перебил несчастному ноги. Лист разрезали, старичка высвободили из-под него и доставили на «скорой» к нам в больницу. Увы, надежды не было ни малейшей — из-за преклонного возраста. Восемьдесят лет.

Я возвращалась из комнаты для персонала в лабораторию, когда меня перехватила сестра Герберт из вечерней смены и спросила, не занята ли я. Я была свободна.

— Послушайте, тут такой беспорядок, что нам без помощи не справиться, но сестры скоро подойдут, а пока надо проведать бедного старичка из седьмой палаты. Он мечется, никак не хочет успокаиваться — жаль будет, если таки отойдет в мир иной. Мы сделали все, что могли, завтра он наверняка будет уже на небесах, но он плачет и зовет какую-то Марселину. Невыносимо думать, что мы ничем не можем скрасить ему последние часы жизни, но мне решительно некого послать к нему. Он твердит, что у него нет ни родных, ни друзей, — да, он в сознании, в том-то и беда. Не могли бы вы утешить его?

И она унеслась — в отделении и вправду царил жуткий беспорядок.

Старик оказался очень милым и безукоризненно чистеньким. Вставную челюсть он вынул, улыбался мне беззубыми деснами и пожимал руку. На капельницу, больничную койку и мониторы он не обращал внимания: его тревожила только судьба Марселины. Его кошки.

— Кто же теперь накормит ее? — причитал он. — Ах, Марселина! Кто позаботится о моем ангеленке?

Эти слова обрушились на меня как тонна кирпичей. Опять ангеленок.

Мне до слез жаль старых и всеми забытых людей — невероятно, как много их в старом городе, в ветхих, запущенных домах рядовой застройки между Королевской больницей и Кроссом. «Пансион только для мужчин» — гласят надписи на листах картона, и жильцы вроде моего сегодняшнего пациента незаметно сменяются в этих комнатах и домах. Цепляются за остатки былого достоинства, источают запах ветоши и смазки, а иногда и спиртного. Питаются бесплатным супом в благотворительных столовых, мирятся с одиночеством. И вот теперь один из этих людей умирал у меня на глазах, и некому было позаботиться о его любимом котенке.

Вскоре подоспела сестра, работавшая в больнице четвертый год, вдвоем нам удалось убедить старичка, что я накормлю кошку и буду присматривать за ней, пока хозяин не вернется домой. Поверив нам, старик закрыл глаза и мирно уснул.

Я попросила у Крис холщовую сумку и несколько английских булавок, пешком дошла до Флиндерс-стрит, нашла нужный дом и постучала. Никто не открыл, поэтому я толкнула дверь, вошла в прихожую и начала стучать во все двери подряд. Домовладелец отсутствовал, расспросить его не удалось. Старик в трясучке, дыша перегаром, от которого у меня закружилась голова, указал в сторону заднего двора — тесного и замусоренного. Там на остове древней газовой плиты сидела любимица моего безнадежного пациента — тощая черепаховая кошечка, которая при виде меня вскочила и робко замяукала.

Я протянула руку.

— Марселина! Ты ведь Марселина?

Она спрыгнула на землю и принялась с громким мурчанием тереться о мои ноги. Когда я положила сумку Крис на землю и приподняла один край, так что получилась пещерка, кошка спокойно вошла в нее. Я осторожно стряхнула ее на дно сумки и начала застегивать верх на булавки, а Марселина урчала, не переставая. Свою ношу я без труда доставила домой, всю дорогу боясь, что миссис Дельвеккио-Шварц запретит мне держать в Доме ангеленка Марселину. Ни у кого из наших жильцов нет домашних животных — кроме Клауса, который держит в клетке двух волнистых попугайчиков и выпускает их полетать по комнате.

Миссис Дельвеккио-Шварц сразу поняла, что у меня в сумке, хотя Марселина не шевелилась и не мяукала. Откуда она узнала? Наверное, карты сказали или показал шар.

— Можешь оставить ее, принцесса, — сказала наша хозяйка и взмахом руки отпустила меня.

Я не стала говорить ей, что Марселина — ангеленок. Что я не просто так принесла в Дом животное.

Когда я расстегнула сумку, оказалось, что Марселина уютно поджала под себя лапки и мирно дремлет. Несчастный старик не зря так привязался к этой кошке, единственному живому существу, с которым прожил последние дни: Марселина была особенной. Я дала ей копченого угря, которого кошка проглотила с жадностью. Потом я указала ей на приоткрытое окно, кошка внимательно посмотрела на меня, подошла к окну, покачивая раздувшимися от еды боками, вспрыгнула на подоконник и скрылась в щели между створками.