— Никогда! — кричит он каждый год — Это ненастоящий праздник, у него нет корней!

Это не мешает Лилибель с наслаждением склевать одну за другой все шоколадки. И не растолстеть ни на грамм. Раздражает, а?

А Милая Крошка довольствуется коротким звонком:

— Я поздравляю тебя с этим идиотским праздником, потому что иначе ты вообразишь, что я тебя не люблю, и будешь ворчать.

— Я никогда не ворчу! — сердито отвечаете вы.

— Нет, ты ворчишь — про себя…

Это правда. Та, что никогда не ворчала про себя, пусть первая бросит в меня камень.

Остается главный праздник — Рождество.

Кошмар Старшей дочери.

Когда Жюстина развелась с Раулем, отцом Маттиаса и Эмили, она со всей серьезностью объявила вам, что они поклялись «остаться друзьями» и что дети не будут страдать — ну, насколько это возможно — от расставания родителей.

Первое осложнение. Месье Зять № 1, известный репортер, вечно скачущий по горам и долам, часто не платил вовремя алименты. Тогда Жюстина бросалась на телефон, чтобы напомнить ему, даже с другого края земли, что ЕГО дети вообще-то едят в школьной столовой ежедневно, ровно в половине первого. Гневные выпады летели с телефона на телефон между Парижем и Монголией. Наконец, деньги приходили. Воцарялось спокойствие.

Второе осложнение. Через месяц после ухода (в спешке, ночью, чтобы не травмировать малюток), и переезда в шикарную пятикомнатную квартиру (слишком большая, слишком дорогая, — оценила Старшая Дочь, но Рауль ответил, что две комнаты рассчитаны на приезд Маттиаса и Эмили в выходные…Упс!), месье Зять № 1 поселил у себя Одиль.

Она, этакой муреной выползла из щели, где пряталась многие месяцы, и взяла в руки управление домом. К огромному горю ваших внуков, которые уже предвкушали, как будут «отрываться у папы»» и Жюстины, втайне рассчитывавшей издалека управлять жизнью своего бывшенького.

Женщины сразу возненавидели друг друга (я об этом рассказывала), внешне сохранив, тем не менее, теплейшие отношения.

Пришло первое после развода Рождество.

В начале декабря Старшая дочь позвонила отцу своих старшеньких и спокойно сказала:

— Я просто хочу тебе напомнить, что по традиции этот рождественский ужин проходит у моих родителей и мама на тебя рассчитывает.

— Как это?… Ведь мы же развелись!

— Ну и что? Это не мешает тебе провести рождественский вечер с ТВОИМИ детьми. И ты прекрасно знаешь, что мама тебя обожает.

— Но, мне кажется, что там будет и твой муж?

— Он мне не муж. После жизни с тобой мне надо будет хорошо заплатить, чтобы я согласилась снова выйти замуж. Хотя мы с Бенуа и обожаем друг друга. И ТВОИ дети его обожают. И он обожает ТВОИХ детей и заботится о них, как родной. Ты должен быть ему за это благодарен.

— Я крайне благодарен этому святому человеку! Но, видишь ли, у меня тоже есть родители, которые, возможно, тоже хотели бы видеть у себя внуков на Рождество.

— Мама им уже позвонила и обо всем договорилась. На Рождество будет ужин у моих родителей, а 31 декабря у твоих. А в следующем году наоборот. Ну, ладно! До 24-го… Пока!

Она повесила трубку. То же сделал, ворча, Месье Зять № 1.

— Кто это был? — спросила Одиль, прекрасно слышавшая весь разговор.

— Моя бывшая жена. Напоминала мне, что 24-го будет рождественский ужин с малышами у моих тещи с тестем.

— Твоих БЫВШИХ тещи с тестем.

— Ладно…ладно! БЫВШИХ тещи с тестем.

— И ты думаешь туда пойти?

— Ну. да. Ради детей, понимаешь.

— А я?

— Что «а я»?

— Где я буду праздновать Рождество? Одна, под мостами Парижа?

— Мммм. нет. Ну…Ты пойдешь со мной.

— К твоим БЫВШИМ теще с тестем, и БЫВШЕЙ жене, которая меня ненавидит под своей слащавой маской? Что еще? А почему МЫ не возьмем твоих детей? Ты ИХ ОТЕЦ, в конце концов! Имеешь право.

— Да, конечно. Но это верный скандал, а мне неохота ругаться. Не говоря о том, что Маттиас и Эмили обожают своего сводного брата, Атиллу, и своего отчима, этого пройдоху-дантиста и сильно расстроятся, если не вся семья будет в сборе.

— Ну и ералаш!

— Это современная жизнь, крошка. Современная семья.

— Я в курсе. Я не совсем идиотка. Но меня это убивает. …Рождество — бездарный праздник. Знаешь, я лучше проведу его здесь, одна перед телевизором, с бутылкой шампанского.

— Как хочешь, милая.

— А тебе наплевать, да!..Хоть я пойду, хоть не пойду, гад ты эдакий!!!

Одиль расплакалась. Рауль, чувствовал себя виноватым, он обнял ее и утешил. Паршивка в конце концов дала убедить себя пойти на ваш восхитительный рождественский ужин.

Вас со Старшей дочерью это вовсе не обрадовало. Разразился спор: надо ли класть для нее подарок под елку?

— Ну нет! Я ни сантима не потрачу на эту дрянь! — орала Жюстина.

— Если уж кого-то принимаешь, надо принимать его хорошо. А иначе незачем и приглашать. — выговаривали вы.

— А я ее не приглашала! — отвечала Старшая Дочь. — Это Рауль навязывает нам свою шлюху.

— Ладно…Я сама займусь подарком, — решаете вы. — А то ты способна подарить ей дихлофос во флаконе из под духов…

Через три дня разразилась новая мини-драма.

Родители Одиль очень надеялись на присутствие своей дочери, Рауля («ее жениха») и его детей на их собственном рождественском ужине.

Вы с матерью Месье Зятя № 1 объединились против этого нового вмешательства в вашу стройную семейную организацию. Откуда вообще взялись эти люди, которых ни вы, ни ваши внуки никогда не видели?

— Не говоря уж о том, что мы плохо знаем эту Одиль, — кисло заметила бывшая свекровь Жюстины, — и она официально живет с нашим сыном не больше месяца.

— Не горюйте, — ехидно ответила Старшая Дочь — я этого парня знаю, их союз долго не продлится.

Родителей Одиль сухо попросили отпраздновать Рождество шестого января вокруг «Королевского пирога» [9].

Подходит момент, которого вы больше всего опасаетесь: маета с подарками. Вас сводят с ума не траты, а стремление найти то, что действительно доставит удовольствие каждому члену вашей семьи. Ваше сознание пустеет, как горизонт грунтовых вод в Сахаре во время великой засухи. Хуже того: воображение ваших родных тоже.

Мужчина (устало, как если бы вы предложили ему марафон до Нью-Йорка): Чего мне хочется на Рождество? Да ничего. Я совсем ничего не хочу.

(Это не помешает ему скорчить удивленную рожу и обидеться, если он действительно ничего не получит!)

Старшая Дочь: Что хочешь, мама!

Вы: А все-таки?

Старшая Дочь (с неожиданным энтузиазмом):

Я видела чудесный синий костюм в «Фобур Сент-Оноре» (Ай! «Фобур Сент-Оноре» — это дорого!) Но будь внимательна! Бери юбку 36 размера и пиджак 38 с объемом груди 95.

Вы: Хорошо. А твоему милому?

Старшая Дочь: Не важно. Он всем будет доволен.

Вы: Тогда галстук.

Старшая Дочь: Ты уже дарила ему галстук в прошлом году.

Вы: Я обожаю покупать галстуки, а твой отец их не носит и я страдаю.

Старшая Дочь: Хорошо, пусть будет галстук.

Вы: А детям?

Старшая Дочь: Спроси у них. Это их проблемы.

Маттиас (вежливо): Что тебе больше нравится, бабуля.

Вы: Это очень мило с твоей стороны, но подарок должен доставить удовольствие тебе.

Маттиас: Тогда ГВ.

Вы: А что такое «гэвэ»

Маттиас (потрясенный вашим невежеством): Горный Велосипед.

Вы: Черт! (Вы не сомневаетесь, что эта штука стоит целое состояние).

Маттиас (догадавшись причинах вашего беспокойства): Ты, наверно, можешь объединиться с Бенуа. Я ему уже говорил.

Бенуа ощутимо счастлив разделить с вами стоимость ГВ для своего пасынка. Вы решаете выбрать подарок вместе. В магазине к Месье Зятю № 2 бросается девчушка, встает перед ним, широко открывает рот и произносит:

— Ааааааааааагггггггрррррррр»…

Бенуа ничуть не удивлен. В отличие от вас. Он наклоняется к девочке, осматривает ее зубы и ласково говорит:

— Можешь закрыть рот, милая. Все в порядке.

И с улыбкой поворачивается к вам:

— Это одна из моих пациенток.

Вы совсем забыли, что Месье Зять № 2 — зубной врач.

Когда велосипед приобретен, возникает новая проблема. Куда его запрятать?

Ваши внуки в нетерпении увидеть свои рождественские подарки обыщут вам всю квартиру. Остаются туалеты на пожарной лестнице, использующиеся, как подсобное помещение. Несмотря на запрет комитета правления дома. К черту комитет правления дома!.. Но он закрывается изнутри (туалет, а не комитет). Вы зовете слесаря. Он удивлен.

— Зачем вам надо закрывать туалет снаружи?

— Чтобы запереть там мужа, если он будет мне изменять.

— Ну и ну! — веселится слесарь — вот о чем я не расскажу своей жене!..

В «Фобур Сент-Оноре» костюма для Старшей Дочери уже нет ни тридцать шестого размера, ни тридцать восьмого, ни девяносто пять в груди, ни просто синего.

Вы решаете пойти в «Вуиттон», купить ей сумку. Дорого! Но ваша обожаемая Жюстина заслуживает хорошего подарка.

Вы решительным шагом входите в магазин. И отступаете на шаг. В помещении не просто неожиданно большая толпа. Она состоит только из японцев и японок. Даже у продавщиц раскосые глаза и стрекочущая речь самураев. На помощь! Вас забросило в Токио! Ах! Бледнолицая продавщица: вы спасены! Вы бросаетесь к ней.

— Могу я обратиться к вам? Мы единственные француженки в этой толкотне.

— Я не француженка, — улыбается она — я бельгийка, а мой муж и мои дети — японцы.

Ну и ладно. Вы покупаете сумочку, которую у вас с восторженным криком пытается вырвать пришелица из Страны восходящего Солнца.

И вы не выдерживаете.

У вас есть большой недостаток (ага, еще один!). Вы, как Мужчина, покупаете в подарок только то, что нравится вам. Часто настолько, что вы не в силах с этим подарком расстаться. Вот и сейчас. Вы решаете купить две сумки — для дочери и для себя. Последствия: дыра в подарочных фондах. Вы успокаиваете себя мыслью о том, что вы не тратите денег на себя в течении года. Имеете вы право себя побаловать, или нет? Тем более, вы заранее знаете, что вам положат под елку: ароматизированные свечи. Всей семье известна ваша страсть. И, кстати, это идеальный подарок: недорогой и везде есть. Короче, у вас будет столько ароматизированных свечек, что вы сможете ароматизировать целую улицу аж до следующего Рождества.


Потом вы бежите в «Гермес», купить шелковый платок для Лилибель. И клянетесь себе, что не поддадитесь соблазну взять второй — для вашей коллекции. В этом известном магазине вы находите все ту же толпу японцев и японок, которые неприступным кольцом окружают прилавок со знаменитыми шелковыми квадратиками. Напрасно вы кричите «Простите!..Извините!», толкаете азиатских джентельменов, пытаетесь проскользнуть между двух кимоно — ничего не выходит. Вы прибегаете к крайним мерам. Вы щиплете плоскую и отвислую левую ягодицу почтенной дамы с раскосыми глазами. Она пронзительно вскрикивает, оборачивается и дает пощечину не менее почтенному самураю в очках, который визжит от возмущения. Вы пользуетесь стычкой, чтобы (местами на четвереньках) пробраться между воюющими, схватить с прилавка два прелестных платочка и удрать (Не забыв, однако, заплатить). Ну да! Вы снова не устояли перед восхитительным экземпляром для вашей коллекции.

Финансовая дыра превращается в пропасть. Ваш милый советник в банке будет вас упрекать (Мужчине на это наплевать). Но вы в восторге и в том же восторге будет Лилибель, которой вы скажете, вручая подарок:

— Конечно, вы его сможете поменять, если он вам не нравится.

Она так и сделает.

Что вас глубоко обидит. Вы-то льстите себе мыслью, что у вас хороший вкус (Боженька, прости пожалуйста! Вы еще и немного тщеславны), и обмен будет оскорблением вашего тонкого выбора.


Вы мчитесь в «Кристиан Лакруа» в другой конец торгового центра.

Японцы ведрами. Японцы бочками. Невозможно войти. К счастью, недалеко есть чудесный магазинчик, торгующий не очень дорогими драгоценностями. О гнев, о, безнадежность! Автобус с японцами прямо из Токио тоже открыл его существование. Тем хуже, вы снова прибегнете к крайним мерам. Вы входите, крича: «Kaji! Kaji!» (в переводе: «Пожар!» «Пожар!»). Жители Токио бросаются к дверям и выходят, толкаясь и вопя, к немалому изумлению продавщиц. Вы остаетесь в магазине одна и спокойно ищете обожаемые Милой Крошкой сережки из цветных камушков. (Она регулярно теряет одну из двух, вы не желаете знать, при каких обстоятельствах, но подозреваете, что в оживленных любовных баталиях…)

Увы, здесь все еще царит мода на сережки в виде распятий. Вот ведь! Вы со временем стали безбожницей, но старые христианские начала мешают вам признать, что символом мученической смерти Христа можно пользоваться, как украшением в уши. Вы сурово выговариваете это продавщице, которая плюет на ваши слова и принимает вас за ханжу из общества «Гусынь вездесущих». К счастью (время-то идет), вы замечаете длинную цепочку, на которой болтается голова быка способная осчастливить вашу корридоманку-дочь.