Я хочу раствориться в нем, хочу заполнить все свободное пространство внутри него. Он целует меня в лоб, когда я кончиком пальца рисую крошечные сердца у него на груди. Его дыхание замедляется и выравнивается, но он обнимает меня, прижимая к себе, даже во сне желая, чтобы я была ближе.

Я закрываю глаза и улыбаюсь. В отличие от нашей первой совместной ночи в Далласе, на этот раз ни одна частичка меня не хочет сбежать. Даже хуже того, я хочу остаться.

Желание остаться — самое страшное чувство из всех. 

Когда я лежу в объятиях Нейта, рассвет вновь наступает, кажется, слишком быстро, но на этот раз я не сбегаю. Моя голова покоится у него на плече. Его пальцы пробегают по моим волосам, аккуратно потянув их так, чтобы уложить меня обратно спать, если бы я так отчаянно не пыталась вспомнить каждую секунду этого утра. Наши ноги сплетены под простынями, и все это ощущается так естественно, что я не могу представить, что когда-то чувствовала себя комфортно в другом месте. Но просто позволяю себе остановиться на этой мысли на секунду, потому что она, как правило, ведет меня к путям, которые заставляют меня слишком много думать.

— Что ты предпочитаешь на завтрак? — спрашивает Нейт, накручивая кончики моих волос на палец.

— Сложный выбор, — отвечаю я, наслаждаясь биением его сердца под своей рукой, растянувшейся поперек его груди.

— Между чем?

— Между своим желанием вкусно покушать и желанием дожить до сорока.

— Ну, так что? — он прижимается поцелуем к моему лбу, его щетина восхитительно грубо ощущается на моей коже.

— Ну, для начала бекон, имею в виду... это очевидно.

— М-м-м, бекон.

Мне нравится то, как звучит голос Нейта, когда я прижимаюсь ухом к его груди.

— Бекон на завтрак, бекон на обед, бекон на ужин. Бекон на каждый перекус, — говорю я. — Бекон, бекон и еще раз бекон.

— Так что еще тебе нравится? — спрашивает он, тихонько смеясь.

— Кукурузные хлопья с изюмом. Я люблю их, и ничего не могу с собой поделать, — говорю я, протягивая руку, чтобы сплести наши пальцы. Все в нем такое тёплое, что я не могу не прикасаться к нему, не желать быть рядом с ним. — Они полезны для здорового сердца.

— Клетчатка важна, — соглашается он, поднося мои пальцы к своим губам. Он прижимается к ним поцелуем, и я смотрю на него как раз вовремя, чтобы поймать его улыбку.

— Постоянство и все такое. К тому же, изюм — довольно потрясающий. 

Нейт смеется.

— Могу сказать, этот разговор принимает оборот семьи Райтов, — говорит он, и я вспоминаю разговоры с его семьей, при которых присутствовала, которые неизбежно приводили к непристойностям.

— Тогда спроси меня еще о чем-нибудь.

— Есть какие-нибудь запреты?

Я чувствую изменение в его дыхании по тому, как поднимается и опускается его грудь. Возможно, это должно быть предупреждением мне, чтобы сказать, что да, есть некоторые ограничения, но я чувствую себя открытой книгой перед ним. Не знаю почему именно, но не чувствую себя вынужденной скрывать что-то прямо сейчас.

— Нет, никаких, — отвечаю я.

Он колеблется несколько секунд, и мой пульс ускоряется.

— Расскажи о своей семье, — говорит он тихо. — Ты знаешь все о моей, но я ничего не знаю о твоей.

— Справедливости ради, я просто в каком-то роде наткнулась на твою семью, — отвечаю я, пытаясь выиграть немного времени.

— Моя мама сказала мне, что хочет взять тебя с собой в поездку в Нью-Йорк. Это немного больше, чем просто случайно наткнуться.

— Думаю, она чувствовала себя неловко из-за того, что я стояла там, когда она поинтересовалась, поедет ли Габби. — Надеюсь, он не слышит скрытое разочарование в моем голосе.

— Нееет, — говорит он, кончиками пальцев скользя по моей спине. Это простое движение заставляет все мои нервы встать дыбом, затрудняя мою концентрацию. — Она не склонна к чувству вины. Если она спросила, поедешь ли ты, то только потому, что она хочет, чтобы ты поехала. И ты увиливаешь от моего вопроса. — Он целует меня в макушку. — Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

Как ни странно, но то, что он дает мне выход, заставляет меня захотеть ответить ему.

— Что ты хочешь узнать? — спрашиваю я, подняв глаза вверх и встречаясь с ним взглядом.

— Все.

Пусть получает свой ответ.

— Моя мама, Элла Мэй Сэмпсон, родилась в Плано, штат Техас, во время сильной жары летом 1965 года.

Нейт смеется.

— Умно.

Я беру минутку, чтобы собраться с мыслями, прежде чем снова начинаю рассказывать.

— Моя мама, она невысокая, как и я, и мы очень похожи. У нее прекрасные слегка волнистые светлые волосы, и она всегда убирает их подальше от лица. Она безумно умная и очень усердно работала, чтобы поступить в колледж, после того как мой отец оставил нас. Она вице-президент маркетинговой компании. На самом деле, она собиралась приехать в эти выходные, но в последнюю минуту ей пришлось отправиться в командировку.

Несмотря на то, что меня не было всего несколько дней, разговор о моей матери заставляет меня скучать по ней настолько сильно, что становится больно.

— Она, кажется, потрясающая.

— Да. Она одна из самых активных людей, которых я когда-либо встречала. Я, честно, не знаю, какой бы была моя жизнь, если бы не она.

— Твой отец, он ушел?

Я киваю.

— Да. После развода какое-то время он был рядом. Приходил увидеться со мной каждые выходные на протяжении года. Но однажды, я ждала, что он заберет меня, но он не пришел. С тех пор я его не видела.

Я чувствую сбой в дыхании Нейта, и его руки крепче обнимают меня.

— Сколько тебе было, когда это произошло?

— Одиннадцать. В то время мне было сложно принять это, — признаюсь. Я никогда никому не говорила этого, даже Итану. — Я не хотела верить в то, что он мог просто взять и бросить меня. — Поэтому я представляла, будто он осознал, что совершил ошибку и вернулся, наблюдая за мной на расстоянии. Например, я представляла, что он был в толпе в торговом центре, в толпе родителей, которые сидели на трибунах во время моей игры в софтбол. Это было жалко.

— Это не жалко, — говорит Нейт, его голос вроде как разбит. — Но я никогда не пойму, как кто-то может бросить своих детей.

— Думаю, для некоторых это легко, — кончиком пальца я вывожу крошечное сердце у него на груди, чтобы отвлечь себя.

— Как это возможно?

— Не знаю, — отвечаю ему. — Но страшно то, что иногда ты не знаешь, кто эти люди, пока не становится слишком поздно.

— Келли, — шепчет он, настолько тихо, что я практически не слышу.

— Он пытался связаться со мной пару лет назад, — признаюсь я. Это еще одна вещь, которую я никому не рассказывала, даже собственной матери.

— И что ты сделала?

— Ничего, — внезапная волна стыда поражает меня, когда я признаю это. Она приходит из ниоткуда, едва не перехватывая дыхание. — Я просто никогда не перезванивала ему.

— Даже для того, чтобы сказать, какую сильную боль он тебе причинил?

Я выпускаю небольшой смешок.

— Почему бы мне хотеть, чтобы он знал это?

Нейт перемещается на свою сторону и скользит рукой вниз, оборачивая ее вокруг моей талии. Несмотря на то, что наши тела не контактируют, как до этого, это положение кажется намного более интимным. Так я не могу спрятаться от него, его глаза всматриваются в мои.

— Думаю, это хорошо, давать понять людям, что они причинили тебе боль, — говорит он, и в его тоне нет ни намека на осуждение. — Как еще они осознают свои ошибки?

— Почему я должна быть ответственна за то, чтобы он стал лучше? — я стараюсь не звучать так злобно, как ощущаю себя.

— Не должна, — отвечает он с печальной улыбкой на губах. — Возможно, у меня идеализированное мировоззрение, не знаю.

Он тянется и обхватывает мои щеки ладонями, и я закрываю глаза и наклоняюсь к нему. У него определенно идеализированное мировоззрение, но это мне и нравится в нем, особенно учитывая, что я достаточно цинична за нас двоих.

— Неа, — отвечаю я, пытаясь поддразнить его. — Не у тебя.

— Твои чувства важны, Келли. Знаешь, я был засранцем в своей жизни... чаще, чем готов признать. И да, я знал тогда, что вел себя, как засранец, но когда, наконец, осознал, как это, на самом деле, повлияло на этих людей — когда они сказали мне, какую сильную боль я им причинил — это изменило меня. И, знаешь, те, кому я причинил боль, некоторые из них не получают преимущества от того, что видят, как я стал лучше. Но это те люди, которые научили меня, как относиться к людям, которых я люблю.

Заканчивая говорить, он тяжело сглатывает, и могу сказать, что он признался в большем, чем собирался.

Не уверенна, сказал ли он то, что сказал, из-за того, что хочет, чтобы я поняла, что он совершал ошибки и учился на них, или потому что думает, каким образом я могу помочь своему отцу стать лучше. Возможно, он думает, что это поможет мне выговориться, а, может быть, просто сказал это, чтобы сказать. Но есть что-то в его настрое, что затрагивает это разочарованное местечко внутри меня, заставляет меня чувствовать робкий проблеск надежды, сколь бы мимолетным он ни был.

Прямо сейчас, единственное в мире, что я хочу — поцеловать его. Так что, именно это я и делаю.


Глава пятнадцатая

— Что это? — спрашивает Нейт, поднимая мою сумку со своих коленей, изучая ее, словно она своего рода научное явление. Он сидит на краю моей кровати, с нетерпением ожидая, когда я закончу собираться, чтобы мы могли спуститься на предсвадебный обед. Я все время повторяю ему идти без меня, но он отказывается. Несмотря на то, что прямо сейчас он своего рода заноза в моей заднице, не могу отрицать, мне нравится, что он рядом.

— Это моя сумка, — говорю я, смеясь над выражением замешательства на его лице.

— Она больше тебя, Келли.

Это черная кожаная сумка хобо, которая малость великовата, и, действительно, в ней целая куча... ну, всякой фигни.

— Нет, — говорю я ему.

Он открывает пряжку и всматривается внутрь.

— Привет... привет... привет, — говорит он, произнося каждое слово тише, тем самым имитируя эхо.

— Ты можешь быть умником или любопытным. Но не можешь быть и тем, и другим одновременно. — Я наношу немного духов за уши и на запястья, перед тем как склоняюсь над комодом для лучшего обзора в зеркале, чтобы нанести блеск для губ.

— Как ты в ней что-то находишь?

Я пожимаю плечами.

— Иногда не нахожу. Бывает, я бросаю туда вещи и нахожу их через несколько месяцев. Я немного неряшлива, — говорю, покрывая губы блестящим розовым блеском.

— Один из моих недостатков.

Нейт кивает, щелкая застежкой сумки, по-видимому, откладывая эту информацию на потом. Затем откидывается на кровать, раскидывает руки по обе стороны от себя, удерживаясь на них.

— Ты должен спуститься вниз, я буду через несколько минут.

Он садится позади меня, я могу видеть его только через отражение в зеркале, но наблюдая за озорной улыбкой, растягивающей его губы, узнаю этот взгляд в его глазах. Он практически хищнический и посылает дрожь по моей спине. Он наклоняется вперед, ставя локти на колени.

— Почему я должен уйти, когда здесь прямо передо мной настолько замечательный вид? — Я чувствую, как Нейт проводит кончиками пальцев сзади по моей ноге, выше под подол моей юбки. По моему телу распространяется покалывающее, легкое ощущение. Я действительно не знаю, как это назвать, но испытываю подобное каждый раз, когда он прикасается ко мне, смотрит на меня, и я знаю, он слышит, как у меня перехватывает дыхание. И тогда он прижимает свои руки по обе стороны от моих ног, разворачивая меня к себе лицом. Он встает, скользя руками выше, выше и еще выше, пока они не оказываются на моей талии, и поднимает меня на комод.

— Нейт, — шепчу я, чтобы просто услышать его имя.

Он начинает с шеи, осыпая мою кожу поцелуями, перед тем как провести губами вниз вдоль выреза моего платья, опускаясь все ниже и ниже. Его руки все еще сжимают мою талию, и он подтягивает меня на край комода, пока не устраивается у меня между ног. Его щетина ощущается грубой на моей коже, и я знаю, она оставит красноту после себя, но мне все равно, ничто не имеет значения, лишь бы его рот и руки оставались на моем теле. Он не снимает мое платье, не настолько, чтобы засунуть руку под ткань. Он просто следует рукой ниже к впадинке между грудями, и у меня появляется ощущение, будто каждый сантиметр моего тела полыхает.