Гил смущенно наблюдал, как Лерой снял с лица кислородную маску и начал застегивать рубашку. Миниатюрная медсестра помогла ему слезть с каталки. Женщина на соседней каталке, рыжеволосое создание с огромными голубыми глазами, прикрытыми очками с розовыми стеклами, настойчиво повторяла:

— Дайте-ка мне его как следует рассмотреть. Хочу получше разобраться.

А вся Пресвятая Троица вскочила на ноги.

— Вы же, мистер Хаулетт, попали в огромную — преогромную беду, — объявила Дори, направляясь к нему из противоположного угла комнаты.

— Я? Почему? Ну теперь-то что я сделал?

— Нельзя же врываться сюда и делать мне предложение, а потом начинать за моей спиной рассказывать этим милейшим старичкам, что мечтаешь жениться на Флоре, — сказала она и указала Гилу на предполагаемую его невесту. — Я могу этого не пережить. По-моему, ты Должен бы знать, что это я тебя люблю, я люблю твоих сыновей. — Она медленно шла к нему. — Я люблю твоего дядюшку Мэтью и твои пшеничные ноля. И твоих тупых коров, и то, как глупо ты иногда выглядишь, когда выходит не по-твоему. И это именно я собираюсь выйти за тебя замуж и пилить тебя каждый день, чтобы ты не разбрасывал грязные носки по всему дому, и я буду загонять твои машины в канавы и ругать Флетчера, потому что он еще слишком мал, чтобы связываться с такими девицами, как наша Флора. И я буду подбивать Бакстера поваляться в грязи вместе с его любимой свинкой Эмили, потому что он уж слишком чистюля. И я буду заставлять тебя писать этот твой роман. И буду вдобавок обыгрывать тебя в бильярд, ухаживать за тобой, когда заболеешь, и буду стареть вместе с тобой. Я. А не Флора. — Она наконец остановилась прямо перед ним.

— Конечно, нет. Ты, а не Флора. — Он смотрел ей в глаза, серьезный и значительный, как апостол Петр, когда получал ключи от Царствия Небесного.

Она улыбнулась. Он выглядел испуганным и благодарным. В нем одновременно читалась надежда и глубокая удовлетворенность. Она прижалась к нему, закинула руки на шею и спросила:

— А в твоем Канзасе есть больные?

— Разве что парочка, — сказал он, с облегчением заключая ее в свои объятия. Подумал и добавил шепотом ей на ухо: — Они, конечно, не такие больные, как эта компания, но дел для тебя хватит.

— Прикрой-ка глаза, Лаверн, если, конечно, дотянешься до них, — обратилась Флора к своей постоянной сопернице в борьбе за Лероя. — По-моему, он ее сейчас поцелует.


Следующие две недели они провели вдвоем в Чикаго — Дори отрабатывала положенные две недели перед увольнением из больницы, а Гил бродил по библиотекам и музеям. Вечерами они вместе упаковывали вещи и каждый день звонили мальчишкам.

— Еще два дня. — Каждый раз Бакстер объявлял им, сколько осталось до возвращения. — Дядя Мэтью даже отмечает дни на календаре. Когда же ты наконец сможешь стать моей мамочкой?

— Ты же знаешь, малыш, что в душе я уже твоя мама. Но после того, как мы поженимся, у нас будет большой праздник. А уж потом к нам придет судья и покажет, как мне усыновить тебя, и тогда я стану твоей мамочкой по закону, и это уже будет навсегда.

— Тогда я смогу называть тебя мамой.

— Точно, малыш.

— Как ты думаешь, это произойдет до того, как окотится наша Эмили?

— Надеюсь, что да. А ты уже придумал котятам имена?

— Да. Тебе ведь уже не понадобится твое имя, правда? Вот мы и назовем их всех Дори.

— Здорово!


В первый сентябрьский день мать Дори поцеловала дочь и будущего зятя и распрощалась с ними у подъезда дома Дори.

— Гил, только обязательно позвоните мне, как доберетесь, — говорила она, и на глазах у нее выступали слезы. — Не забудьте останавливаться по дороге, чтобы перекусить, а то разболится голова, а когда так долго сидишь за рулем, всякое может случиться. На остановках ведите себя осторожно. Не так-то просто выезжать, когда у тебя на хвосте висит этакий трайлер.

— Хорошо, не волнуйтесь, пожалуйста, — кивнул он и поймал взгляд Дори, сидящей на переднем сиденье огромного серебристо-черного грузовика. Он поцеловал «мамочку» Деврис в щеку. — Увидимся через две недели. Тогда вы посмотрите на дом и скажете, как насчет переезда в Колби. Это чудесный небольшой домик. И до нас всего один километр.

— Там хорошая тропинка, мама. Гил даже в темноте ходит.

— Ну, посмотрим, посмотрим. Поезжайте же, и смотрите поосторожнее на дороге. Эти огромные фургоны! Они полагают, что все дороги созданы только для них.

Дори уснула, не доезжая нескольких километров до дома. Над горизонтом садилось теплое осеннее солнце, и глаза ее тоже закрывались. Она прикрыла их всего на секундочку, чтобы исчезла эта резь от солнечного света. В кабине было так тепло! Дорога успокаивала своей монотонностью. Она любила и была любима. По радио звучала тихая спокойная музыка. Сквозь сон до Дори донесся голос Гила, мягкий и глубокий, как течение спокойной реки.

— Дори, мы уже дома. — Она почувствовала где-то совсем рядом его любящие губы. — Просыпайся, Дороти, ты вернулась обратно в Канзас.

— Хорошо.