– Что происходит?

Лана не сдержалась и усмехнулась.

– Происходит миллион всяких вещей, Слава. А началось всё с того, что ты дал мне отставку.

– Началось всё с того, что ты уехала.

– Ах, значит, я виновата во всём! А ты брошенный муж, с любовницей в городской квартире!

Он её разглядывал.

– У тебя кто-то появился? – Лана молчала, а Игнатьев продолжил, причём тон стал абсолютно недоверчивым. – Здесь?

Лана от его взгляда уворачивалась, потом присела на кресло у окна. Раздумывала над своими ответами.

– Всё сложно, – наконец произнесла она.

– Что значит, сложно?

– Это значит, – повысила она голос от волнения, – что ты не должен был приезжать! Потому что это противоречит всем твоим поступкам в последние недели! Потому что я не понимаю, чего ты хочешь от меня сейчас. Услышать или получить! Зачем ты приехал?

Игнатьев смотрел на неё во все глаза, после чего мотнул головой. И выдал совершенно идиотское объяснение.

– Потому что ты моя жена.

Лана нервно облизала губы.

– Я тебе не жена, – проговорила она негромко. – Ты меня бросил. Ты променял меня на другую женщину.

– Ты всегда гордилась тем, что мудрая. Не по годам.

– Причём здесь мудрость, Слава? Я тебя предупреждала, я тебе предлагала, давай я буду мудрой. Месяц, два, полгода. Пока ты не нагуляешься. Но ты хотел развода. Ты кричал о нашем с тобой разводе на всех углах, на всю страну. Слава, меня обсуждали каждый вечер в непотребных, третьесортных ток-шоу. Что я никто, что ты меня подобрал, что я плохая жена и мать. Ты всё это сделал со мной! А теперь ты приезжаешь и говоришь, что я твоя жена? С женой так не поступают.

Игнатьев насупился, упёрся локтями в колени и хмуро смотрел на Лану.

– Ты тоже виновата.

Лана закивала, криво усмехнулась.

– Я помню. Помню всё, что ты мне говорил. Что я холодная, безразличная, что любила тебя как-то не так. И ты решил показать мне всю свою нерастраченную страсть? И со всей страстью пнуть меня под зад.

Он поморщился.

– Не ругайся.

Лана сделала глубокий вдох, как её когда-то учила вторая свекровь. Возвращала себе душевное равновесие и спокойствие. Хотя, какое к чертям спокойствие, если муж сидит напротив неё, и говорит какие-то невероятные вещи. Словно ничего не произошло.

В конце концов, проговорила ровным тоном:

– Мне нечего тебе сказать.

– Так уж и нечего? – Игнатьев прищурился. – Расскажи, как жила здесь без меня. По всей видимости, у тебя много перемен. – И добавил с ехидством: – Раз всё стало сложно.

– Ты и в этом меня пытаешься обвинить? Но у тебя ничего не получится. Ты мне изменил, и я это докажу.

– Кому?

– Если понадобится, всем.

– То есть, ты решила со мной судиться?

– Это ты так решил. Мы с тобой наняли адвокатов.

– Так дело в адвокате? В этом Харламове?

– Конечно. Он же мой адвокат. Я должна доверять ему все свои тайны.

– Ты с ним спишь?

– Перестань клеветать на семейного человека, – возмутилась Лана. – У него ребёнок маленький.

– Но ты это сделала? Ты мне изменила, – проговорил Игнатьев глухо, сверля Лану взглядом. – Назло.

– Не говори ерунды, – каменным тоном отозвалась Лана, старательно отводя глаза. – Я бы никогда не сделала такого назло.

– Но сделала!

– Хватит! – воскликнула она и вскочила с кресла. Глянула рассерженно. – Ты не можешь меня ни в чём обвинять. Мы с тобой разводимся, Слава, по твоей инициативе. И когда я уехала из Москвы, тебя не интересовало, куда я уехала и к кому. Я всё это пережила одна, вот в этом доме! Ты хоть представляешь, что я чувствовала, когда ты одним словом разрушил нашу жизнь? Не только мою и свою, но и жизнь ребёнка? Ты просто взял и всё перечеркнул. И поэтому у тебя нет никакого морального права обвинять меня в том, что я это, в конце концов, пережила, и стала считать себя свободной женщиной. Мне с экрана телевизора каждый вечер об этом рассказывали! Что я больше не жена тебе!

– Ты пережила? – Он тоже поднялся. – Не слишком ли быстро? Ты кричишь тут о годах брака, о семье, а ты пережила расставание за месяц? Да что там месяц, – Игнатьев в негодовании взмахнул рукой, – за пару недель! Я прав?

– Пошёл к чёрту, – чётко проговорила Лана прямо ему в лицо. А затем и вовсе указала рукой на дверь. – И из моего дома тоже можешь убираться!

– Где Соня?

– Я тебе уже сказала!..

– Я хочу её видеть!

– Зачем? Ты ей даже не звонил, а теперь хочешь нарушить ребёнку психику? Опять в угоду своему желанию!

– Ты не можешь мне запретить видеть дочь!

– Когда ты в таком состоянии, очень даже могу!

– Нет, не можешь! Я её отец. И мы ещё посмотрим!..

– Ты снова мне угрожаешь? Чем на этот раз? Что я не только нищая, но и гулящая?

– Ты сама называешь вещи своими именами, – не удержался он от замечания.

А Лана сделала судорожный вдох. Отвернулась от него, Слава, наверное, думал, что собирается с силами и мыслями, чтобы продолжить спорить и скандалить, но Лана вдруг схватилась за голову. А возмущение и злость начали стремительно её покидать.

– Слава, у Сони здесь отец.

Игнатьев замолчал, остановился, будто натолкнулся на стену, и только на Лану смотрел. А та к нему повернулась, набралась смелости, чтобы встретить его взгляд.

– Я тебе говорила, что всё сложно.

– Что значит, отец?

– Мой первый муж. Как оказалось, он до сих пор живёт на этой улице, в доме напротив. Я не знала этого, Слава, – будто оправдываясь, проговорила она. – Когда я ехала сюда, я была уверена, что он давно здесь не живёт. Прошло десять лет. – Она развела руками. – Но случилось так, как случилось.

– Ты рассказала Соне? – страшным голосом спросил Игнатьев.

Лана покачала головой.

– Нет. Конечно, нет. Но Ваня знает. И… он хочет быть отцом. На законных основаниях. Он собирается делать анализ ДНК, и что ещё там нужно…

– И ты ему позволишь?

Лана задохнулась.

– Слава, я не могу ему запретить! Это его право.

– Лана, зачем ты ему сказала? – заорал на неё муж, а Лане захотелось зажмуриться и закрыть уши руками. Но пришлось отстаивать свою правоту.

– Потому что ты угрожал забрать у меня дочь! Потому что ты прислал к моему порогу органы опеки! Потому что ты не оставил мне выбора!

Игнатьев отвернулся от неё, нервно заходил по комнате.

– Я правильно понимаю, что ты изменила мне с ним?

– Я тебе не изменяла! – упрямо повторила Лана. – Мы с тобой… Ты со мной расстался! Слава, я больше не жена тебе, – добавила она тише. – Ты так решил. Ты подал заявление на развод, ты нанял адвоката. Ты хотел новую жизнь для себя.

– И ты решила не теряться!

– Прекрати говорить мне гадости. Да, у меня есть своя жизнь. И прошлое есть. Именно благодаря тебе оно меня и настигло. А ты что думал, что ты соскучился, приехал и забрал нас обратно? И что я буду благодарна тебе за это всю оставшуюся жизнь? Или до твоего следующего помешательства? Ты не подумал, как мне дальше жить, когда на меня показывают пальцем. Да я Бога благодарю, что из Москвы уехала вовремя, иначе бы меня там заклеймили, и не столько позором, сколько насмешками. Ты сделал всё, чтобы лишить меня будущего, хоть каких-то перспектив. А всё потому, что хотел добиться своего – получить развод и забрать Соню. А когда вышло всё не так, как ты хотел, ты обвиняешь в этом меня?

– Это моя дочь, я её вырастил.

– И никто с этим не спорит. Уж я точно. Ты её отец, и Соня тебя любит. Но есть другой человек, который тоже хочет быть её отцом, который хочет заботиться и что-то для неё сделать. И я не могу ему запретить. У него есть на это право.

– Зря ты думаешь, что я так просто соглашусь.

Лана вздохнула.

– Я так не думаю. Я лишь сказала тебе всё, как есть. Сказала честно. Единственное, о чём я прошу вас обоих, не трогать ребёнка. А бодаться в суде вы можете, сколько вашей душе угодно.

– А ты не при чём! – язвительно воскликнул Игнатьев.

– Я не буду вставать ни на чью сторону, – пообещала Лана. – Можете судиться, скандалить, упираться, но не вмешивайте Соню. Она не должна знать.

– Я раздавлю твоего провинциала, – пообещал Игнатьев, а Лане подарил зловещий взгляд.

Беспокойство всё же кольнуло, но Лана заставила себя гордо вскинуть голову.

– Думаю, он натиск выдержит.

– Посмотрим.

Игнатьев, разозлённый, рванул к двери, открыл ту рывком, Лана даже испугалась, что дверь всё же слетит с петель. На крыльце едва не налетел на Любовь Аркадьевну, та шарахнулась от зятя в сторону, в театральном жесте приложила руку к груди, явно переигрывая испуг.

– Слава, – выдохнула она, но Игнатьев прошёл мимо, даже не повернув головы. Любовь Аркадьевна посмотрела ему вслед, нахмурившись. Лана остановилась рядом с ней. – Господи, Лана, что он тут делал?

– Если честно, я так и не поняла.

Совсем некстати, очень некстати, из калитки дома Сизыхов вышла Соня с Прохором на поводке, а за ней Тамара Константиновна. Они с Соней о чём-то говорили, девочка улыбалась, а потом увидела машину на дороге, Игнатьева, и закричала через всю улицу:

– Папа!

И все замерли. Слава у машины, Лана на крыльце, Любовь Аркадьевна даже чертыхнулась тихонько. Лана была уверена, что расслышала. Но она наблюдала за дочерью, и ей было не до едких словечек матери. Соня бросила поводок и помчалась через дорогу к отцу. Лане в первый момент тоже захотелось броситься к дочери, но она из последних сил сдержалась, только наблюдала. Видела, что Слава остановился, и в одну секунду словно сбросил с себя напряжение, расправил плечи и пошёл навстречу ребёнку. Подхватил Соню на руки, когда та подбежала.

– Папа, ты приехал!

– Да, приехал посмотреть, как вы тут… живёте.

– А я была в гостях. – Соня указала рукой на дом через дорогу, у ворот которого так и стояла Тамара Константиновна. – Папа, смотри, это Прохор, я с ним гуляю. Он мопс.

Игнатьев кинул равнодушный взгляд на собаку.

– Вижу. Тебе здесь нравится?

Любовь Аркадьевна толкнула дочь в спину.

– Иди к ним, – шепнула она, и Лана спустилась с крыльца. Старалась идти спокойно, не ускорять шаг, а когда подошла, попыталась дочери улыбнуться. А вот Игнатьев её приближение воспринял негативно, кинул неприятный взгляд. Соня же тем временем принялась отвечать на вопрос отца.

– Нравится. Я постоянно хожу в гости, бабушка Тома печёт вкусные пирожки и блинчики. А мы едим. И Прохору можно давать, но чуть-чуть, потому что он и так толстый. Так дядя Ваня говорит.

Лана дочку погладила по руке.

– А вон в том доме живёт девочка, её зовут Вика. Я тоже к ней в гости ходила, мы катались на качелях. Но у меня тоже будут свои качели, тогда она ко мне сможет приходить. Пап, а ты опять уедешь?

– Папа занят, милая, ты же знаешь. – Лана кинула на мужа особенный взгляд. – Но если он задержится на день-другой, уверена, он с тобой погуляет.

– Пап, покатаешься со мной на теплоходе? Я так хочу.

Игнатьев прижал девочку к себе, поцеловал в лоб. Кивнул.

– Конечно, мышка. Покатаемся с тобой на теплоходе. – Он опустил Соню на землю. Перевёл взгляд на высокий забор по-соседству и на женщину у ворот, что наблюдала за ними. Его губы насмешливо кривились, и он негромко проговорил специально для Ланы: – Вернулась к корням. В деревню.

Лана продолжала улыбаться.

– Твоя мама всегда говорила, что я провинциалка, и это неискоренимо.

– Мама всегда была права. – Он погладил дочь по волосам, а когда та подняла к нему глаза, улыбнулся. – Мышка, я позвоню тебе чуть позже, и мы решим с теплоходом. Проведём день, как ты захочешь. Я тебе обещаю.

Соня указала на него пальчиком и строгим голосом проговорила:

– Помни, ты обещал.

Игнатьев рассмеялся.

– Ни за что не забуду. Ты же моя принцесса.

Он коснулся пальцем её носа и направился к машине. А Соня схватила мать за руку, подпрыгивала от радости, а когда машина тронулась, отъезжая, замахала отцу рукой.

– Что ж ты Прохора бросила, – сказала Лана дочке, чтобы ту отвлечь, – иди, догоняй его.

Догонять Прохора нужды не было, он дошёл до соседского газона и повалился на бок, откуда и наблюдал за происходящим на улице. Соня подбежала к нему, присела на корточки, принялась что-то выговаривать вполголоса, а Лана направилась к Тамаре Константиновне. Та вопросительно смотрела на неё.